Ты не дикобраз, сказала Ру, вновь наполняя бокалы и уже не отмеряя дозу. И не Кенга. Я знаю, кто вы, леди. Вы рыба. Оранжевая рыба из сказки про Кота в шляпе. Вот кто твоё тотемное животное.
О Господи, и правда, воскликнула Лавонда. Она хохотала, пока не подавилась слюной.
Когда мамы нет дома, нельзя приводить Ру, сказала Тейт строгим Рыбьим голосом, перегнувшись через Панду, чтобы похлопать Лавонду по спине.
Иди спать. Мы скоро разойдёмся, сказала я Шар, провожая её до лестницы, пока с ней не случился припадок.
Ага, кивнула Ру. Эми, поиграй с рыбкой в «Ап», она жестом показала движение вверх, и вся троица закатилась истерическим хохотом. Шар метнулась по лестнице наверх, её шея побагровела.
Вы что, серьёзно читали эту книгу? сквозь смех спросила Тейт так громко, что мы, уже поднявшись, тем не менее её услышали. Я только краткое содержание.
Я захлопнула дверь.
Чёрт возьми, прошипела Шар с яростью, которая была ей не свойственна, как ты собираешься их отсюда выгнать?
Не знаю, честно призналась я.
Не считая беременной Шарлотты, я была самой трезвой в этой компании. И всё же я чувствовала в крови джин. Мне хотелось ещё. Хотелось быть внизу и играть, а не наверху и нудеть. Но всё же, как настоящая подруга, я проводила Шар до двери, кивая в ответ на её возмущённый шёпот.
Кто врывается в чужой дом, в чужой клуб, всех поит и занимается чёрт знает чем? На твоём месте я легла бы спать и оставила их осознавать, как мерзко они себя ведут. Хотя я не уверена, что эта Ру чего-нибудь не украдёт.
Дэвис, я не сомневалась, лежал наверху в постели, читал книгу и одним глазом поглядывал на детский монитор. Оливер, конечно, спал невинным сном, вытянув руки над головой. Я наивно предположила, что и моя приёмная дочь, Мэдисон, тоже была в кровати.
Да, это очень я осеклась. Знаете какое слово сюда подходило?
Интересно.
Чегохотя я в жизни в этом не призналась быне всегда можно было сказать о книжном клубе. Шар всегда выбирала книги о дамах из высшего общества. Белые обложки, давно отжившие своё нормы морали. Лично я предпочитала остросюжетную литературу: Маргарет Этвуд, Стивена Кинга. Или мемуары женщин, переживших немало испытаний: например, «Стеклянный замок» или «Дикая».
Я, конечно, понимала, может быть, лучше всех остальных, что пожелание «Чтоб ты жил в эпоху перемен» худшее проклятие, какое только можно придумать. Да и особенно интересной жизни мне не очень хотелось, но я любила, когда что-то интересное случалось на бумаге, под обложкой, которую всегда можно закрыть. Я не была возмущена тем, как эта Ру нарушила наше благопристойное, безобидное веселье. Подумаешь, всего раз. Но Шар я сказала:
Мы можем сами обсудить «Дом Мирта» после завтрашней прогулки, и пообещала себе встать пораньше, чтобы дочитать. Да, я готова была обсуждать с Шар её книгу, потому что ощущала вину за предательство. За мысль, которая всего на секунду пришла мне в голову: «Господи, да она и правда как та оранжевая рыба в банке». Я приготовлю обед, и мы пройдёмся по всем вопросам.
Глаза Шар наполнились слезамииз-за гормонов она стала эмоциональнееи, наклонившись, она крепко меня обняла. Я обняла её в ответ, ощутив бедром тугой мячик живота. Семья Шар была очень маленькой. Пожилой больной отец и брат-военный, который женился на немке и жил за границей. Я со своей семьёй тоже почти не общалась. Может, поэтому мы так и сблизились, вынужденные поддерживать друг друга.
Господи, ты просто чудо. А я такая плакса, сказала она. Ладно, ладно. До завтра.
Открыв ей дверь, я внезапно увидела Мэдисон. Она стояла на нижней ступени крыльца, босая, в растянутой футболке, в которой обычно спала, и чёрных леггинсах. На лужайке, рядом с ней, стоял мальчикбледное лицо расплывалось в лунном сиянии, чёрные волосы и чёрная одежда сливались с темнотой. Я застыла у двери.
Это сын Ру, шепнула мне Шарлотта.
Услышав наши шаги, Мэд повернулась, улыбнулась и помахала рукой. Она не считала себя преступницей, которую поймали с поличным. Она ничего плохого не делала. Просто болтала с мальчишкой, стоя на лужайке, в золотистом свете фонаря над крыльцом. Но мне всё равно это не понравилось.
Привет, Мэд, сказала я, как будто была в курсе, что она всё это время стояла тут. Кто это?
Это Лука, ответила она. Он тут недавно. Лука, это Эми, моя чумачеха.
Круто, буркнул Лука, никак не отреагировав на мой статус. Поднял подбородок в знак приветствия. Волосы у него были чёрные, как у матери, лицосовсем другое, угловатое. Узкие щёлки глаз, капризный рот, как у рок-звезды. Чёрная рубашка с логотипом какой-то группы, тёмные рваные джинсы, грубые ботинки. Отличная кандидатура на роль плохого парня.
Рада знакомству, Лука, неискренне сказала Шар. Ей он тоже не понравился. Я Шарлотта Бакстер.
Рада знакомству, эхом отозвалась я. Мэдс, пора домой. Завтра в школу.
Ну перестань, Чума! Ещё десять минут! взмолилась она.
Мне кажется, на сегодня хватит, ответила я мягко, но при этом посмотрела на неё, как суровая мачеха, чтобы она понялая недовольна. Она закатила глаза, но сказала Луке «до завтра» и повернулась ко мне.
До завтра, буркнул Лука и, ссутулившись, побрёл в темноту.
Угу, сказала мне Шарлотта, и тебе до завтра, она многозначительно посмотрела на меня, давая понять, что нам теперь нужно обсудить не только книгу, и пошла домой. Мэдди, проскользнув мимо меня в дом, проворчала:
Ещё и десяти нет, Эми.
Последнее слово она произнесла с сильным нажимом на первый слог. Так она иногда говорила Дэвису «па-ап», когда собиралась с ним сцепиться. Очень осуждающе.
Она не обращалась ко мне таким тоном, пока не родился Оливер. Его появление многое изменило. Теперь я порой забывала, что полюбила Мэдди раньше, чем Дэвиса, полюбила в тот же день, когда Шар семь лет назад притащила семейство Уэй в «Школу ныряльщиков». Шар сказала Дэвису, что его несчастному ребёнку нужно именно этодрузья, веселье, физическая активность. Ну и немного выступила в роли свахи, познакомив одинокую тренершу с симпатичным соседом в разводе. Но когда я впервые увидела Дэвиса, преподавателя экономики в наглухо застёгнутой рубашке и мокасинах, он показался мне занудой и занозой в заднице. Моё сердце с первого взгляда завоевала девятилетняя Мэдисон, её щенячий пухленький животик, торчавший из-под маечки, и всегда нахмуренные брови.
Она так и не разучилась хмуриться и сейчас по полной использовала этот навык, а потом, громко топая, понеслась по лестнице в свою комнату, понятия не имея, что в подвале по-прежнему сидит пьяная в хлам компания любительниц литературы.
Я допила последний глоток джина с тоником, поставила стакан на кухонную стойку. Ощутила, как алкоголь побежал по венам. Кажется, я в жизни так не напивалась. Никогда. Я открыла дверь в подвал и услышала, как они гогочут. Быстро захлопнула за собой дверь, начала спускаться, надеясь пропустить как можно меньше.
Да все это делают, сказала Тейт. Просто некоторые врут, что не делают. Это не плохой поступок.
Нет, нет, перебила Панда, не то чтобы я ханжа или ещё что-нибудь. Но просто Фрэнсис, он так редко хочет ну вы понимаете. Когда это бывает, всё отлично, да, но он просто, просто
Секс-верблюд, закончила Ру как раз, когда я спустилась, и все расхохотались.
Четыре женщины сидели на полу в окружении покинутых стульев и чайного столика, заваленного сухими лаймовыми корками и бумажными тарелками с остатками хумуса и лукового соуса. Все сжимали в руках бокалы с моим драгоценным джином. Судя по тому, что осталось в бутылке, они уже пропустили по бокалу, может, и по два, пока я укладывала спать Мэдди.
Какой верблюд? спросила Лавонда. Это его тотемное животное?
Не, не, сказала Тейт с самодовольным видом пьяного философа. Я поняла. Она хочет сказать, что Фрэнсис копит запас на чёрный день.
Все снова залились смехом. Меня видела только Ру. Она, как стрелка компаса, указывавшая на север, сидела лицом к лестнице. Лавондаспиной ко мне, а Тейт и Панда, пьяные ведьмы востока и западабоком. Глаза Ру зажглись, встретившись с моими. Мы улыбнулись друг другу, почти трезвые по сравнению с остальной компанией.