Всего вам доброго, сэр, сказала я, поворачиваясь, чтобы взбежать по ступенькам.
Однако мой театральный уход не удался. Мэри стояла прямо у выхода и загораживала мне дорогу.
Что у вас за антики? спросила она, не сводя глаз с моей корзинки.
Среди них явно нет ничего, что могло бы тебя заинтересовать, пробормотала я, протискиваясь мимо нее и выходя на площадь.
Я ненавидела себя за то, что была уязвлена тоном Ричарда Эннинга. С какой стати меня должно заботить мнение простого столяра? По правде говоря, я считала свои находки весьма недурными для того, кто совсем недавно занялся поисками окаменелостей. Я нашла замечательный аммонит в полной сохранности, а также длинный ростр белемнита, заостренный кончик которого оказался на своем месте, а не был отломан, как это часто бывает. Правда, оказавшись на улице, я увидела, что окаменелости Эннингов, разложенные на столе у дверей лавки, значительно превосходят мои находки как по разнообразию, так и по красоте. Они были цельными, отполированными, их было много, и они не походили друг на друга. На столе Мэри были выставлены древние двустворчатые моллюски разных видов, камень в форме сердечка с узором и странное существо с пятью длинными извилистыми щупальцами.
Мэри не обратила внимания на мое замечание и последовала за мной наружу.
У вас есть позвонок? поинтересовалась она.
Я остановилась.
Позвонок?
Я услышала шуршание бумаги у стола, клацанье камней, ударяемых друг о друга.
Из спины крокодила, сказала Мэри. Обычно считают, что это зубы, но мы с папой знаем, что это позвонки. Видите?
Повернувшись, я увидела камень, который она мне протягивала. Размером он был с двухпенсовую монету, но толще, формой круглый, но с отсеченными с четырех сторон прямыми краями. Его поверхность была вогнутой, приплюснутой в центре, словно кто-то сжимал его между двумя пальцами, пока он был мягким. Я вспомнила скелет ящерицы, который видела в Британском музее.
Ах, позвоночник, поправила я, держа камень в руке. Вот что ты имела в виду. Но в Англии нет крокодилов.
Просто мы их не встречаем, пожала плечами Мэри. Может, перебрались куда-нибудь еще. Например, в Шотландию.
Я не смогла сдержать улыбку.
Когда я собиралась положить позвонок обратно, Мэри оглянулась, чтобы посмотреть, не вышел ли ее отец.
Оставьте себе, шепнула она.
Спасибо. Как тебя зовут?
Мэри.
Это очень любезно с твоей стороны, Мэри Эннинг. Я буду им дорожить.
Я действительно дорожила им. Он стал первой окаменелостью, которую я поместила в свой шкафчик.
Забавно сейчас думать о той нашей первой встрече. Тогда я ни за что не догадалась бы, что со временем Мэри будет для меня значить больше, чем кто-либо еще на всем белом свете, за исключением моих сестер. Как могла двадцатипятилетняя девица из благополучной семьи помышлять о дружбе с дочкой столяра? Но даже в ту пору в ней было что-то такое, что неудержимо притягивало меня к ней. У Мэри были чудесные глаза и собственный пытливый взгляд на окружающий мир. Я хотела многому у нее научиться.
Через пару дней Мэри пришла проведать нас, выяснив, где мы живем. В Лайм-Реджисе найти кого-либо не составляет трудав этом городке всего несколько улиц. Она появилась у задней двери, когда мы с Луизой находились в кухне, отрывая стебли от цветков бузины, которые только что собрали, чтобы добавить лепестки в ликер. Маргарет практиковалась в танцевальном шаге вокруг стола, в то же время пытаясь убедить нас добавить цветки не в ликер, а в шампанское, хотя и не предлагала своей помощи. Из-за ее лепета мы даже не заметили юной Мэри, прислонившейся к дверному косяку. Первой ее увидела Бесси, ввалившаяся в кухню с кульком сахара.
Это еще кто? закричала она, надувая толстые щеки.
Бесси последовала с нами из Лондона и любила жаловаться на свою тяжелую жизнь: на крутой подъем из города к коттеджу Морли, на ветер с моря, из-за которого у нее обострялись боли в груди, на невразумительный говор местных жителей, с которыми она сталкивалась на рынке, и на крабов, на которых у нее была аллергия. И хотя в Блумсбери Бесси казалась спокойной, серьезной девушкой, теперь она все чаще надувала свои щеки. За ее спиной мы, сестры Филпот, посмеивались над ее жалобами, хотя временами бывали близки к тому, чтобы заблаговременно предупредить Бесси об отставке.
Заслышав ее, Мэри не шелохнулась, чтобы отойти от порога.
Что вы делаете?
Бузинный ликер, отозвалась я.
Бузинное шампанское, поправила Маргарет.
Никогда такого не пробовала, сказала Мэри, разглядывая кружевные цветочные головки и принюхиваясь к мускатному аромату, наполнявшему кухню.
В июне здесь такое изобилие бузины, сказала Маргарет. Вам бы следовало из нее что-то готовить. Разве не этим занимаются все здешние деревенские?
Я поморщилась при этих словах своей сестры, но Мэри нисколько не обиделась. Напротив, ее глаза следили за Маргарет, которая теперь закружилась по кухне в вальсе, склоняя голову то к одному плечу, то к другому и вертя руками в такт тому, что напевала.
«Господи помилуй, подумала я, эта девочка готова восхищаться даже такой дурочкой, как моя сестра».
Ты с чем пришла, Мэри? Мой вопрос прозвучал достаточно категорично, хотя мне этого не хотелось.
Мэри Эннинг повернулась ко мне, продолжая искоса поглядывать на Маргарет:
Папа прислал меня сказать, что он может сделать шкаф за фунт.
В самом деле? Я тут же отказалась от мысли о застекленном шкафе, если ему предстояло быть сделанным Ричардом Эннингом. Скажи ему, что я подумаю о его предложении.
Кто к нам пришел, Элизабет? спросила Луиза, продолжая выдергивать стебельки.
Это Мэри Эннинг, дочь столяра, делающего шкафы.
Услышав это имя, Бесси отвернулась от стола, на который ставила муку и масло для лепешек. Она поглядела на Мэри в изумлении:
Так ты та самая девочка, в которую ударила молния?
Мэри кивнула.
Мы все повернулись к ней. Даже Маргарет перестала вальсировать. Мы слышали о девочке, в которую ударила молния, потому что об этом здесь многие говорили. В маленьких городках часто существуют свои легенды. Зачастую это рассказы о ребенке, который почти уже утонул, но чудом спасся, или упал с утеса и остался целым и невредимым, или попал под колеса экипажа и отделался одной царапиной. Такие легенды придают особый колорит месту и каким-то образом сплачивают людей. Когда я впервые увидела Мэри, мне и в голову не пришло, что она и есть та самая, чудом выжившая после удара молнии девочка.
Ты помнишь, как это случилось? спросила Маргарет.
Мэри пожала плечамииз-за нашего внезапного интереса ей было явно не по себе.
Луиза постаралась смягчить обстановку:
Меня тоже зовут Мэри. Меня назвали в честь моей бабушки. Но бабушку Мэри я не любила так сильно, как бабушку Луизу. Она сделала паузу, а потом добавила: Не желаешь ли нам помочь?
А что делать? поинтересовалась Мэри, шагнув к столу.
Сначала вымой руки, велела я. Луиза, посмотри на ее ногти!
Ногти у Мэри были обрамлены серой глиной, а кожа на коротких пальцах сморщилась. Именно к такому состоянию своих рук мне еще предстояло привыкнуть.
Бесси придирчиво разглядывала Мэри.
Бесси, пока мы здесь, ты можешь прибрать в гостиной, напомнила я ей.
Я бы не стала пускать к себе на кухню девчонку, в которую ударила молния.
Ты стала такой же суеверной, как местные жители, на которых любишь смотреть свысока.
Бесси вышла, задев шваброй за дверной косяк. Я перехватила взгляд Луизы, и мы обменялись улыбками. Затем Маргарет снова начала напевать и вальсировать вокруг стола.
Маргарет, ради бога, займись своими танцами в другой комнате! крикнула я. Ступай и потанцуй с Бесси!
Маргарет рассмеялась и, сделав пируэт, выскользнула за дверь. Однако к этому времени Луиза пристроила Мэри выщипывать цветоножки из цветочных головок, следя за тем, чтобы пыльца стряхивалась в горшок, а не по всей кухне. Раз поняв, что от нее требуется, Мэри работала не покладая рук, прервавшись только тогда, когда в дверях снова появилась Маргарет в зеленом тюрбане.
Одно перо или два? спросила она, поднося к ленте на лбу сначала одно страусовое перо, а затем другое.