Тени оконных рам скользят по хромированным столикам, по высоким стульям. За окном темнеет набережная, блестит ледовый припай, и чайки бродят тудасюда крикливыми патрулями.
Со мной те же Три Ко. Валентин уплетает бургер, Олеся читает нечто под названием «Горничная Усуи Такуми». Коваль цепляет на пальцы печеньки с узором из маленьких восьмёроккак средневековый король, который надевает кольца перед приёмом иностранного посольства.
Ох, простите, вы же не в курсе, где мы. В «Повешении, потрошении и четвертовании», что посреди Советской набережной. Дада, преклоните колени: бургерный апокалипсис захватил планету и добрался до нашего СевероСранска. И да, я хочу, чтобы котлета лежала между двумя кусками хлеба, проткнутыми шпажкой, а на стулья приходилось забираться, как на стремянку. По меркам северострелецких рюмочных, где царят одни мухи и алкаши, ППЧ место отличное. Дорогое, конечно, но зато социальноили как там называется? ориентированное. По первому впечатлению, здесь работают пенсионеры, инвалиды и прочие убогие. Валентин обещал нас угостить здесь чемто редкостным и оказался прав: бургер улетает с языка прямо в рай.
Теперь извините: я подавлюсь Chicken Tsar (рубленая котлета из куриного филе, маринованные огурчики, хрусткие, как французская булка; карамелизированный бекон, соус горчичный, лук красный), ибо в дальнем углу залаДиана. Она понуро собирает осколки зелёных стаканов, предсмертный грохот которых и привлёк моё внимание. Не знаю, что больше поражает: Диана или лососёвый оттенок её формы.
Гы, зырьте! показывает на Диану Коваль, пока я в приступе кашля долблю себя по груди.
Что там? Валентин тоже поворачивается. Да ладно! Наша шиза тут работает?!
Олеся на секунду поднимает глаза от будней японской горничной, перекладывает жвачку на другую сторону рта и с лёгкой улыбкой замечает:
Скорее, воюет.
Зачем обзываешься? спрашиваю я Валентина, когда наконец отправляю куриное филе в нужное горло.
Он прищуривается.
Сын мой, лунатизм начинается на ранних стадиях шизофрении.
Ты психолог?
Я любознателен.
Блеск! Я хлопаю кончиками пальцев и вытираю с подбородка остатки «царского» бургера. Давайте поаплодируем Валентину и пойдём.
Всё же странно: Дианаофициантка в кафе! Неужели у Вероники Игоревны столь тяжко с деньгами?
Да, и как Диана обсуждает заказы, мм, без слов?
Жестами?
Эсэмэсками?
Азбукой Морзе?
Валентин задумчиво улыбается.
А не сделать ли нам выпуск?
Мобыть, я? радостно предлагает Коваль.
Мне становится неловко за Диану.
Обауспокойтесь. Не надо никаких выпусков.
Лучше делать новости, чем жить без совести. Валентин включает камеру мобильного и отмахивается от очередного «мобыть, яяя?» Коваля: Слушай, свой телефон купи и снимай, сколько влезет! Чего ж тебя всё к моему тянет? Не к девушке моей, так к телефону штаны мои тебе не отдать?
Коваль обиженно замолкает, а я снова перевожу взгляд на Диану: она порезалась об осколок и с отчаянием смотрит по сторонам. Мне хочется встать и помочь, ноблинпосетили же не подметают в кафе мусор официантов? Ведь не подметают?..
Боковым зрением я чувствую пристальный взгляд Валентина и намеренно отворачиваюсь к окну. Там пасмурно, и злой ветер сметает с променада неубранный мусор. Волны выламывают ледовый припай и лупят по далёкому причалу, обдавая брызгами чугунные фонари, скамейки, прохожих. От этого пейзажа кожу мне стягивают цыпки, а по загривку пробегают морозные коготки.
Сегодня наш выпускнарочито, явно в мою сторону говорит Валентин. Сегодня выпуск будет посвящён одной из наших гимназисток. Назовём его
Выключи, прошу тебя.
Когда я поворачиваюсь, Валентин широко улыбается и завершает театральную паузу:
Молчание
Валь, блин!
Перед моим носом возникает фига.
поминая известные события в гимназии. В связи с чем под выпуском мы разместим опрос: следует ли исключать таких людей из гимназии для общей безопасности или помогать им обрести душевный покой в соответствии с христианскими принципами? Спросим мнение у восходящей звезды химикофизических наук Артура Арсеньева.
Валентин переключает съёмку с фронтальной камеры на тыловую и поворачивает объектив на меня. Я застываю, будто под дулом пистолета.
Ваше мнение, Артур Александрович? повторяет Валентин.
Минутная стрелка настенных часов обрушивается на шесть: половина пятого. Я с шумом выдыхаю носом воздух.
Моё мнение?
Мы жаждем его услышать.
Вот тебе моё мнение.
Пальцами я беру остатки «Цыплячьего царя» и, как обезьяна, запихиваю в рот. Хрустят огурчики, трещит карамелизированный бекон, котлета в панике вываливается обратноно чёртов Валентин невозмутим.
У меня полная зарядка.
И чё? спрашиваю я с набитым ртом.
Мы можем весь день снимать, как ты проталкиваешь в себя пищу.
Мне фиолетово.
Я демонстративно наполняю рот остатками котлеты и делаю голливудскую лыбу.
Пока ты предаёшься чревоугодию, мы подогреем интерес и напомним зрителям поговорку из пятого класса: «Тилитили тесто, Артур и Дианажених и невеста». Как бывший жених прокомментирует молчание бывшей невесты?
Котлета застревает у меня поперёк горла.
Формально в словах Валентина нет ничего ужасного. Диана не нравится мне ну, в качестве девушки. Женщины. Например, Симонова нравится. Олесяпочемуто именно с тех пор, как замутила с Валентином. Романенко из «Б» неплохо смотрелась (Коваль это называет «с пивком потянет»), пока не потолстела. Вероника Игоревна чёрт, да, да! а как иначе при её внешности??? Диана же, так сказать, огня в моих чреслах никогда не вызывала, несмотря на многочисленные шуточки в младших классах.
Мнение? Хорошо. Я прижимаю пластиковую вилку к столу, обламываю ей зубья и с мерзким скрипом обвожу невидимый круг. Моё мнение Моё мнение, что, если бы твой дедушка не был бы таким таким добрым и хорошим человеком, он бы обязательно сказал, что ему стыдно за внука. Потому что к «молчанию» скорее ведут вот такие «выпуски».
Улыбка соскальзывает с лица Валентина. Коваль разевает рот. Олеся недобро прищурилась на вилку и явно мечтает, чтобы я прекратилкак и большая часть посетителей, которые уже оборачиваются на тошнотворный скрип.
Позови официанта и пойдём. Лады? Я начинаю ещё один круг по металлу и вздёргиваю бровикак бы спрашиваю Валентина: «Достаточно или нет?». Тот с полуулыбкой смотрит в стол. Олеся нервно трёт висок, затем с усилием возвращается к Усуи Такуми. Коваль не выдерживает и выхватывает у меня вилку.
Давай без вот китайских пыток?
Валентин вскидывает голову и поднимает руку.
Девушка! Девушка?!
Лицо его до странного весело, и причину этого веселья я понимаю, когда тень официанта накрывает наш столик и превращается в силуэт Дианы.
Она прячет порезанную руку за спину, но я сижу боком к столу и замечаю рдяные капли крови, что сыплются на кафельный пол с тонких пальцев. Поза Дианы напряжена, губы сжаты, глаза тёмные, мёртвые.
Лицо у меня раскаляется от стыда. Изо рта, как мячик для пингпонга, выскакивает несуразное привет
Вместо ответа Диана поднимается на цыпочки, секундудве высматривает коллег и здоровой рукой, со вздохом, с заметной неохотой достаёт блокнот и ручку. Над грудным карманом её форменной рубашки я замечаю табличку из графитовой бумаги: «Вас обслуживает глухонемой официант».
Эээ?..
Зачем Диана обманывает людей насчёт глухотынемоты?
Изза долгов?
Ради прикола?
Коваль подловато улыбается, словно в предвкушении шуточки Валентина. Олеся надувает чёрный пузырь жвачки и перелистывает страницу манги.
Хочет ли гимназистка Фролкова объяснить своё вековое молчание? предлагает Диане Валентин и наводит на неё объектив. Без подвоха. Чтобы уже закончить всю эту драму.
Вальтихо начинаю я.
Диана медленно переводит взгляд на айфон. На меня. Левая бровь её ползёт вверх, но тонкие губы не двигаются.
«Хлоп!» лопается пузырь Олеси. Я вздрагиваю.
Что ж, говорить про себя всегда тяжело, продолжает Валентин и снова переводит камеру на себя. Впрочем, вы и сами понимаете, в каком бедственном положении находится гимназистка Фролкова, раз до окончания гимназии вынуждена работать после уроков и вводить окружающих в заблуждение, что является глухонемой. И мне хочется простить ей это молчание, потому что за неё говорит не она, а среда, которая её воспитала.