Шабанов молчал, внутренне признавая правоту первого секретаря и чувствуя в его словах непосредственную угрозу для самого себя. Как можно было вляпаться опытному прокурору в такую неприятность! А дело-то поначалу ему казалось бесспорным, имеющим хорошую судебную перспективу. «Тоже мне, доморощенные пинкертоны!» - зло подумал прокурор про подчиненных ему следователей. Во время разговора он сидел напряженно и мрачно глядел в сторону, часто поправляя очки.
Встреча подходила к концу, и вдруг совершенно спокойно, как бы между прочим, Селезнев спросил:
- А что еще за громкое «золотое» дело вы у себя на Бассейной рожаете?
- Да пока только оперативные разработки. Уточняем
- Уточнять-то можно. Но почему шесть человек сегодня ночью арестовали? Кто санкцию давал? - настойчиво спросил Селезнев. - Да-да. Не удивляйтесь, я в курсе дела. Почему мне не докладываете?
- Их не арестовали, их просто задержали на день, на два. Уточним и отпустим.
- Как можно так поступать с артельщиками? Они вас привезли на место расследования, накормили, создали все условия для работы, а вы, ничего не объяснив, арестовали людей. Какое золото вы хотите повесить на этих мужиков? Я бы на их месте в ответ на хамское поведение ваших криминалистов поснимал бы с них штаны да на мороз из чужого балка выбросил вместе с радиостанцией. Вы что, опять золотой лихорадкой заболели? Мало вам одного дела по «Соболиной Пади», когда за шлихи пять человек лишили свободы? Мне уже из ЦК звонили о новой вашей инициативе. Я был не в курсе дела, но обещал побеседовать с вами и оценить обстановку.
И тоном, не предвещавшим Шабанову ничего хорошего, добавил:
- Разбирайтесь. И срочно меня проинформируйте.
Распрощавшись с первым секретарем, но уже не так душевно, как при встрече, Шабанов покинул кабинет. Он не стал пользоваться лифтом, а медленно пошел пешком с четвертого этажа, считая покрытые ковровой дорожкой ступени. Вышел к машине, бросил тяжелую кожаную папку на переднее сидение, а сам расположился, почти лежа на боку, на заднем. Водитель «Волги» спросил: «Куда едем, Николай Никандрович?»
- «Домой», - устало бросил прокурор.
9
Ультиматум Романа
Зная, что по возвращении из крайкома Шабанов обязательно поинтересуется «золотым делом», следователь по особо важным поручениям Лукин решил, как подсказывало ему внутреннее чувство, все-таки допросить еще двух задержанных артельщиков, хотя это можно было сделать и завтра утром: вдруг в разговоре проскочит какая-нибудь фраза или намек, о том, кто стрелял или говорил об этом после случившегося. Возможно, и по золоту какая-нибудь зацепочка всплывет. Одним словом, поговорить, а то и покурить с таежниками вместе нужно.
Возможно, за табачком подобреют и разговорятся. Ведь задержанные впервые в этих стенах, и время уже прошло, чтобы они могли одуматься и правильно оценить свое положение.
Зашел старший надзиратель Борис Скорик и, ухмыляясь, обратился к следователю:
- Владимир Сергеевич, знаете, что вытворяет ваш подопечный мордоворот? Вызвал дежурного и потребовал сообщить во все камеры, где содержатся артельщики, чтобы там их никто не смел и пальцем тронуть. Мол, это невинные люди, перепуганные и арестованные милицией посреди ночи. Они не смогут защититься от унижения и издевательств со стороны всякой шпаны. Поэтому, если что случится, то будут иметь дело лично с ним. И для верности свою записку для тюремного начальства передал.
Скорик положил на стол ровно оборванный клочок газеты «Правда» с несколькими строчками и подписью «Николаенко».
- Вот за такие штучки можно и в карцер отправить, - заметил, прочитав послание, Лукин. - Хотя он впервые у нас «гостит» и нам с ним еще работать. А в общем-то оскорбительного здесь ничего нет, угроз тоже. Он просто просит, да в конце еще и заранее благодарит. А это уже твое дело, передашь или нет. Эта бумажка и нам глаза открывает. Вот обрати внимание, какие дружные эти старатели. Один за другого так беспокоится, готов пойти в огонь и в воду за товарища. Это нам с тобой учитывать надо. Не пороть горячку, как у нас порой бывает. Вот и ребята рассказывали, как они друг за друга стеной. Когда Николаенко привезли к нам, он сразу разделся до майки. Говорит: «У вас жара. Дышать нечем». А мы в форме сидим, и нам здесь холодно. Помещение старое, всеми ветрами продувается.
Лукин посмотрел на часы:
- А что касается его просьбы, присматривай, чтобы зря не обидели артельщиков, а то шума на всю тюрьму будет. Ну вот и время рабочее закончилось. А то я хотел этих двоих допросить. Но уже поздно. Ну пока. До завтра.
10
Заботы Селезнева и Шабанова
Прокурор ушел, а Селезнев, все еще сидя за приставным столиком, прокручивал в голове разговор с прокурором. Он попросил принести чаю и, растягивая удовольствие, то поднимал чашку, ощущая приятное тепло в руках, то возвращал ее на маленькое зеленое блюдце. В задумчивости перевел взгляд на ряд разноцветных телефонов, стоящих с правой стороны рабочего стола. Ему сейчас хотелось услышать звонок и хоть с кем-нибудь поговорить, чтобы отвлечься или даже на какое-то время забыть о только что закончившемся неприятном разговоре с прокурором. Но телефоны молчали. Молчал и красный телефонный аппарат правительственной связи ВЧ.
Поставив на блюдце чашку с остатками остывшего чая, Дмитрий Вадимович встал и подошел к окну. На улице мело, крупные хлопья снега, мелькавшие при сильном ветре, мешали взгляду остановиться на чем-то конкретном. Секретарь отошел от окна и сел за свой рабочий стол. Взял папку газетных вырезок, тщательно подготовленных и аккуратно подшитых критических выступлений различных газет и журналов, касающихся края. Ему не хотелось их читать, но пальцы сами непроизвольно листали страницу за страницей.
Селезнев много лет проработал вторым секретарем крайкома с Бойцовым. Вот уже второй год, как тот уехал, но его дела напоминают о нем. Это была колоритная фигура. С ним хорошо трудилось. У Виктора Григорьевича был свой, жесткий стиль работы. Все городские и районные секретари ему следовали, порой даже не вносили корректировок. Хотя жизнь иной раз настойчиво требовала их.
В здании крайкома всегда было многолюдно. Все сотрудники отраслевых отделов вместе с секретарями крайкома КПСС, ведающими ими, работали по своему плану, старались подтянуть отстающие участки, ездили в другие регионы за передовым опытом и внедряли его на подведомственных предприятиях и дела шли споро. Ежегодно вводилось более миллиона квадратных метров жилья, запускались новые производственные мощности, бурно развивались оборонная, рыбная, строительная, сельскохозяйственная отрасли. Центральные газеты, радио и телевидение часто сообщали о делах на побережье Тихого океана, край гремел на всю страну. Не зря Бойцов получил Золотую Звезду Героя Соцтруда.
Большой и хлопотный круговорот дел продолжался из года в год. Но вот Бойцова забрали в ЦК, и влияние этой крупной личности постепенно стало ослабевать в крае. Дмитрий Вадимович старался изо всех сил поддержать прежний настрой. Однако с каждым месяцем это давалось все труднее и труднее. Что-то уходило из деятельности системы по всей стране. Казалось бы, демократизация, гласность должны сопровождаться подъемом во всех отраслях. Но былого авторитета партийных комитетов уже не осталось. Люди, и в том числе коммунисты, все громче говорили о недостатках, какая-то расхлябанность и безответственность все чаще брали верх. И Селезневу казалось, что власть сама уходит из его рук. Сотни и тысячи партийных работников бегают, суетятся, выступают с речами, но все дальше и дальше уходят от перекрестка, на котором сходятся тросовые сцепления силы и авторитета. И некому взять большой разводной ключ и подтянуть эти опустившиеся натяжки, что совсем недавно без особого труда делалось достаточно быстро. И неприятный разговор с прокурором - лишнее тому подтверждение. Ничему Шабанова не научила эпопея с артельщиками, опять ввязался в громкое дело. Так и тянет от него карьеризмом. И не остановишь - все на Москву ссылается:
Телеграмма
Шабанову
Останки все собраны и уложены. Собранные материалы доказательной базы безупречны.
Какие будут указания?