Лукас споткнулся о шкуру белого медведя, раскинувшуюся на дощатом полу. Он с трудом удержался на ногах.
Круто, нечего сказать. И в этом сарае мы должны жить, папа? Тут воняет, тут темно и страшно холодно!
Эмма втащила сумку-холодильник в дом.
Давайте сперва проветрим. Может, найдутся свечи, тогда хоть что-нибудь будет видно. И пусть кто-нибудь займётся отоплением.
Глава третья
Лукас медленно продвигался по подвалу, освещая себе путь лучом карманного фонаря. Здесь, внизу, пахло сыростью и было ещё холоднее, чем наверху. Лукас старался вдыхать удушливый воздух как можно реже. Он мёрз и стискивал пальцами фонарик, будто тот мог их согреть.
Лестница и проход были заставлены всевозможной рухлядью. Лукас осторожно перелез через проржавевший садовый шезлонг.
На стене висела наперекосяк старинная картина маслом в сильно растрескавшейся дубовой раме. На ней был изображён маяк, стоявший прямо в море. Лукас поднял с пола пожелтевший абажур и обнаружил под ним кассетный магнитофон фирмы «Грюндиг». В ящиках пылились старые газеты и горы документов.
«Давно сюда не ступала нога человека», подумал Лукас.
Он двигался осторожно, втянув голову в плечи. Ему всё время казалось, что в любой момент на него может что-нибудь свалиться. В результате он свалился сам, споткнувшись об ящик с книгами. Пыль полетела во все стороны.
Растяпа! рассердился Лукас сам на себя.
Он встал, отряхнул брюки и нащупал в кармане цифровую фотокамеру. К счастью, она не пострадала при падении.
Лукас медленно пошёл дальше. Где-то капала вода из сломанного водопровода. Вход в котельное отделение был завешан густой паутиной, отражавшей свет от фонарика. Внезапно лампочка замигала, потом погасла. Лукас испуганно встряхнул фонарик. Тот снова загорелся, хотя и не так ярко.
Да чтоб тебя! выругался Лукас. Как нарочно, батарея садится!
Он с удовольствием вылетел бы с воплями из подвала, но боялся опозориться перед младшей сестрой. Эмма восхищалась им, и ему нравилось выглядеть героем в её глазах. Только вот быть героемхлопотное занятие, считал Лукас. Трусам по жизни, видимо, намного легче приходится. Ему хотелось как можно скорее со всем покончить. Он раскромсал фонариком паутину и открыл железную дверь. Резко запахло мазутом.
Вдруг он отчётливо услышал шуршание.
В тот же миг что-то метнулось по стене наверх! «Мышь, наверное», пронеслось у Лукаса в голове. Кто там или что там на самом деле, думать не хотелось.
Пулей вылетев в коридор, Лукас почувствовал себя немного увереннее. Он взял фотоаппарат в правую руку и вытянул её как можно дальше вглубь котельной. Затем навёл объектив на цистерны для мазута и сфотографировал их в разных ракурсах. От автоматической вспышки всё здесь казалось ещё более жутким.
Наверху скрипнула дверь.
Лукас, в чём дело? Ты там в порядке? крикнул Мик Янссен в темноту.
Само собой, папа! Не волнуйся! У меня всё под контролем!
Папа Янссен, разбираемый любопытством, спустился по лестнице в подвал.
Ну как? Нашёл что-нибудь? Что с отоплением?
Лукас внимательно посмотрел на дисплей фотокамеры. Вот, оказывается, в чём проблема!
Хм, папа. Отопление-то в порядке. Просто цистерны пустые. Взгляни-ка сюда. Указатель наполнения стоит на нуле.
«Этого только не хватало! подумал Мик Янссен, скрежеща зубами. Ну почему всё сваливается на меня одновременно? Это просто нечестно».
Он любил своё писательское ремесло, особенно сам процесс работы над рукописью. Только его последняя книга, как на грех, раскупалась плохо: продалось всего 97 экземпляров. На это семью не прокормишь. Время от времени его приглашали выступать в библиотеках, где он читал собственные произведения. Он делал это с удовольствием, даже если слушателей набиралось совсем немного. Как раз на гонорар от последнего выступления он и заправил машину для переезда на Северное море.
Его жена Сара, певица и артистка, неделями, а то и месяцами пропадала на гастролях, играя в мюзиклах. Она выступала не только в Германии, но и за рубежом. К примеру, сейчас она была в Швейцарии. Но и на те деньги, что она зарабатывала, семья не очень-то могла развернуться.
«Это ж надо, чтобы вдобавок ко всему и ещё мазут закончился, думал про себя Мик Янссен. И у мобильника приёма нет. Ну, почему мне никогда не везёт?!»
Лукас ободряюще хлопнул папу по плечу и весело сказал:
Когда-нибудь, папа, ты напишешь об этом бестселлер!
Глава четвёртая
Эмма грелась у большого открытого камина, натянув на себя три свитера, один на другой.
Её любимые брюки-комбинезон были такой ширины, что в них легко поместилась бы ещё парочка свитеров.
Ей с трудом удалось разжечь несколько поленьев. Но у камина не было нормальной тяги.
Дым, вместо того чтобы выходить наружу, стелился под потолком. Вскоре огромная восьмирожковая люстра исчезла из виду.
Зато помещение постепенно прогрелось. Эмма гордилась собой. В конце концов, это не её вина, что у старого камина тяга такая слабая.
Дров в доме оказалось достаточно, как и газет на растопку. Нашлось даже несколько свечей.
Из подвала поднялся Лукас. Благодаря огню в открытом камине в комнате стало чуточку светлее.
Лохмы его сестры в мерцающем свете огня казались такими огненно-рыжими, словно у неё на голове плясали языки пламени.
В коридоре Лукас увидел отца, стоящего с опущенными плечами у щитка с предохранителями.
Держа в руке трёхпалый подсвечник, Мик Янссен сдувал пыль с электросчётчика.
Предохранители в порядке. Но электричества нет. Готов поспорить, что счета давно не оплачивались.
Мик Янссен вздохнул. У него самого не раз отключали электричество за неуплату. Он надеялся, что уж здесь-то он попадёт наконец в обустроенное гнездо.
И эта мечта сейчас лопнула, как мыльный пузырь.
Не бери в голову, папа, сказал Лукас. То, что топить нечем, не беда. Без электричества котёл все равно не зафурычит.
А рыбу можно запросто в камине на огне поджарить, радостно заявила Эмма. Обойдёмся без кухонной плиты! Так рыба ещё вкуснее будет!
«Дети пытаются меня утешить, подумал Мик Янссен растроганно. Хотя на самом деле это я должен был бы их утешать. Я затащил их сюда в Норддайх, на эту старую виллу. А денег оплатить счета за электричество, не говоря уже о том, чтобы купить топливо, нет. Хорошие у меня дети!»
Мик Янссен снял простыни с мебели и уселся в большое мягкое кресло с подголовником. Он сидел и смотрел на своих детей, на которых падал отсвет каминного огня. Лукас с паутиной в волосах; Эмма, такая гордая, что ей удалось самой разжечь огонь. Любому сразу видно: это его дети! У брата с сестрой были точно такие же, как у него, пышные ярко-рыжие волосы, приводившие парикмахеров в отчаяние: с ними никакого сладу не было. Да ещё оба унаследовали отцовские, слегка оттопыренные уши.
Мик Янссен в который раз ощутил, как сильно любит детей. С какой радостью он позвал бы их сейчас в пиццерию, а потом уложил бы спать в тёплом гостиничном номере. Однако на это нужны деньги. А их не было.
Эмма раскашлялась.
Кажется, дымоход забит. Надо бы его прочистить, чтоб дым лучше выходил.
Нет проблем, сказал Лукас и направился к двери. Но Мик Янссен его остановил.
Надеюсь, ты не собираешься в темноте лезть на крышу и прочищать дымоход?
Нет, конечно, нет, папочка. Лучше я буду жить в коптильне и задыхаться от дыма.
Папе Янссену не нравилось, когда сын так с ним разговаривал.
Я сам этим займусь! решительно сказал он.
Мик подобрал длинные рыжие кудри резинкой и вышел во двор. С северо-запада задувал ледяной ветер.
Вообще-то для этого существуют трубочисты! крикнул Лукас отцу вдогонку.
Вот именновообще! пробурчал Мик Янссен.
Он зажал зубами фонарик, чтобы высвободить руки, и стал осторожно взбираться наверх по решётке, увитой розами.
В это время Эмма пыталась соорудить из штанг, на которых висели оконные гардины, шампуры, чтобы поджарить форель в камине. Пойманная своими руками рыба, считала Эмма, всегда намного вкуснее. Она давно научилась у отца ловле нахлыстом. И даже сама вычищала внутренности, о чём однажды с гордостью рассказала в классе. Тогда Эмма так и не поняла, почему её одноклассники скривили лица и громко закричали: «Фу-у!» Некоторые потом стали обзывать её Тухлой Рыбой. Этого она вообще понять не могла. Для неё свежая рыба была самой лучшей едой на свете. Особенно если её ещё и посолить и поперчить! Здесь, на море, они, наверное, будут меньше ловить на мушку нахлыстом, с тем большей радостью она предвкушала сёрфкастинг, о котором рассказывал папа.