Черт.
Она принялась искать новостные сводки, но не нашла никаких упоминаний ранее начала девяностых. В сети этих выпусков наверняка не было. Найденные фото Алисии Лавелль были либо размещены на сайтах с объявлениями о пропавших, либо прикреплены к «юбилейным» колонкам последних пятнадцати лет.
Элеаноре Лавелль, останься она в живых, сейчас было бы около пятидесяти лет. Умереть за последние двадцать пять лет она могла в любое время и по любой причине. Ее мог переехать автомобиль, скосить неизлечимая болезнь Да что там, она вполне могла решиться на самоубийство, лишь бы наконец справиться с болью от потери дочери. Тут, понятное дело, могло быть замешано что угодно.
Судя по более поздним заметкам, ответственные за дело Лавелль полицейские просто не сразу обнаружили, что у них в департаменте все еще лежит нераскрытое дело. Но дела было два. Во-первых, той ночью пропала трехлетняя девочка. Во-вторых, была убита ее мать.
Первое фото, которое Джессика увидела в Сими-Вэлли, оказалось обрезанным куском более крупного снимка. Она нашла оригинал.
Маленькая Алисия, голубоглазая темноволосая девчушка, прижимала к себе куклу Барби. Барби была без головыкак и та кукла, которую Джессика таскала с собой чуть ли не до десяти лет. Сбоку же от девочки присела на корточки Элеанора Лавелль. Джессика уставилась на лицо женщины. У нее были ярко-рыжие волосы и голубые глаза, как и у матери Джессики, но это, конечно, были две разные женщины. Мать Джессики звали Памела Арнольд. Она погибла в автокатастрофе, когда Джессика была еще совсем малюткой. Однажды Тони рассказал ей о том случае. Все произошло пятничным вечером. У них закончились кофе, молоко и булочки, а Памеле к тому же ужасно хотелось бокальчик белого. Она взяла со столика ключи от машины и отправилась в магазин. Домой она так и не вернулась.
Заваленную камнями и стволами деревьев машину нашли у подножья холма, приблизительно в ста футах от крутого поворота. Автомобиль сжался в гармошку. Тони сказали, что у Памелы не было ни малейшего шанса; скорее всего, она умерла прямо на месте. Причины, по которым она свернула с дороги, так и не были установлены. Возможно, она налетела на дикое животное или на соседней полосе оказался подвыпивший водитель Об этом можно было только догадываться.
На память о матери Джессике осталось одно-единственное фото. Она засунула руку в сумку, нашарила кошелек и вытащила из него снимок. Его сделали осеньюоб этом можно было догадаться по множеству лежавших на земле красно-желтых листьев. На Памеле был изумрудно-зеленый вязаный берет и такой же шарф. На руках она держала ребенка примерно шести месяцев от роду. На обороте знакомым угловатым почерком Тони было написано: «Памела и Джессика. Октябрь 1989».
Джессика сравнила выцветшую карточку с фотографией на экране. Памелу и Элеанору действительно объединял похожий цвет волос и глаз, но в остальном они были совершенно друг на друга не похожи.
А вот насчет Элеаноры и Джессики этого утверждать было уже нельзя. Если бы они сидели в этом баре вдвоем, рядышком или друг напротив друга, разницу между ними можно было бы заметить только благодаря отдельнымхоть и яркимотличиям.
У Элеаноры волосы были рыжие и ниспадали на плечи густыми волнами, у Джессикикороткие, до подбородка, выбеленные дешевым раствором перекиси.
Кожа у Элеаноры была бледная, с небольшим количеством светлых веснушек; Джессика после долгих месяцев на юге приобрела глубокий золотистый загар.
Глаза у них обеих были голубые, только у Элеаноры их оттенок напоминал полуденное небо над пустыней, а у Джессикискорее сероватый цвет океана в непогожий день.
У Элеаноры не было пирсинга, татуировок или родимых пятен; от плеча до запястья по правой руке Джессики тянулся сложный рисунок, а в левой ноздре поблескивал маленький камешек.
Сходства в их лицах тоже явно просматривались: длинный прямой нос, небольшой, словно цветочный бутон, рот, острая линия подбородка.
Джессика глотком осушила стакан скотча и зажмурилась, чувствуя, как ей обжигает рот и гортань. Не открывая глаз, потерла себе виски; их омывала легкая боль.
Кто-то скользнул за ее столик. Заскрипела, натягиваясь, старая кожа противоположного диванчика. Глухо стукнули о деревянную поверхность еще два стакана. Джессика глубоко вздохнула и открыла глаза, будучи уверена, что перед ней окажется неприятный тип в бейсбольной кепке.
Она ошиблась. Перед ней сидел совершенно и безоговорочно потрясающе выглядящий мужчина. Вид у него был такой, будто он только что вышел со съемок голливудского кино и случайно оказался в баре Эйса вместо дорогого ресторана.
Мужчина кончиком пальца пододвинул к ней один из стакановсудя по всему, наполненный виски, и неровно усмехнулся. После таких улыбок, подумала Джессика, он, наверное, частенько оказывался в чьей-нибудь постели или посреди драки.
Ему было около сорока. Зеленые глаза, темные волосы, завивающиеся у шеи; простая черно-красная рубашка; через грудь шел ремень дорогой кожаной сумки. Их колени соприкасалисьвидимо, у него были длинные ноги.
Вы частный детектив, сказал мужчина так, что прозвучало как утверждение.
Слухи тут быстро разлетаются, заметила Джессика.
Я узнал об этом от Хоппера. Тоже проживаю в мотеле.
Джессика изогнула бровь:
Правда? А я-то думала, за двадцать пять баксов в сутки можно ожидать чуть большей конфиденциальности.
Мужчина отпил виски и глянул на нее поверх стакана.
Не сердитесь на Хоппера, попросил он. Он хороший малый, знал, что я хочу узнать, кто спрашивает про дело Лавелль. Знаете, меня тоже интересует эта тема. Все-таки скоро годовщина.
А вы кто будете?
Джек Холлидей.
Журналист.
Эта фраза также прозвучала как утверждение.
Как вы догадались? удивленно взглянул на нее Холлидей.
Я же детектив. Догадыватьсямоя работа.
Одна из статей, которую она успела прочесть, принадлежала перу Холлидея, но ему об этом знать было вовсе не обязательно.
Вы же из Нью-Йорка, правильно? спросил он.
Дайте-ка догадаюсь, это вы тоже от Хоппера узнали?
Пойман с поличным. Только вот если вы из Нью-Йорка, то почему занимаетесь делом Лавелль? Тут своих детективов достаточно.
Джессика глотнула виски. Она предпочла промолчать.
Вам разрешено здесь работать? давил Холлидей. Что говорит закон?
Джессика опустила стакан и холодно взглянула на журналиста:
Хотите проверить мои документы? У меня есть лицензия на работу в штате Нью-Йорк. Если дело приводит меня в другой штат, я вправе продолжить расследование на нужном месте. Но должна заметить, что это не ваше дело.
Вообще-то она не имела никакого права работать над делом ни в Калифорнии, ни в других штатах, которые она посещала до этого, но в Нью-Йорке ей делать было абсолютно нечего. Пока она предоставляла своим клиентам то, чего они хотели, они даже не думали заикаться о бумагах и законах.
Могу ли я в таком случае предположить, продолжил Холлидей, что ваш загадочный клиент в настоящий момент находится в Нью-Йорке?
Что хотите, то и предполагайте.
Вы только что сказали, что работаете в любом штате, если первоначальный заказ поступает из Нью-Йорка.
Я выразилась в общих чертах. Это не обязательно относится к текущему делу. Да, насчет этого есть законы; нет, я не всегда им подчиняюсь. Почему вы вообще ко мне прицепились?
Просто уже давно слежу за этим делом, ответил Холлидей, если смогу в нем разобраться, думаю, мне грозит Пулитцер. Может быть, повезет и даже получится опубликовать книжку.
Мужчина шутливо улыбнулся, но Джессика поняла, что он не шутит.
Желаю вам удачи, сказала она, но, если позволите, у меня своей работы достаточно.
Он кивнул в сторону ноутбука:
В сети информации почти нет. Поверьте мне, я проверял. Есть кое-какие заметки, половина из которых написана мной самим, да парочка теорий на всяких форумах. Больше вы ничего не найдете.
Он наклонился вперед, и Джессика почувствовала, как хорошо от него пахнет: мыло, пряный лосьон и виски.
Вы говорили с копами?
Еще нет.
За расследование отвечал некий Билл Джеерсен. Несколько лет назад он ушел на пенсию. Остальные вас и на милю не подпустят к бумагам. Технически, кстати, дело все еще открыто, пусть им и не занимались, а вы не здешняя.