Тофтен поднял глаза от папки.
Случается, что кто-то из учеников навсегда остается в твоей памяти, как и в системе. Именно таким был и мальчик в коляске, наверное, из-за того, что он единственный инвалид, с которым я был лично знаком. Бедняга. Ему приходилось нелегко, это было очевидно с первого взгляда.
Почему?
Его ущербность была на виду, но дело не только в этом: он был глубоко несчастным. Многим в те времена приходилось довольствоваться малым, но все же совсем нищими были далеко не все. А эта семья как раз подходила под эту категорию. Помню, парень рос с отцом, пьяницей и дебоширом. Мать я не помню.
А брата?
Тофтен остановился и посмотрел наверх.
Да, у него был брат, но о нем я ничего не могу сказать.
Рино взглянул на Фалка, который все так же был не заинтересован в происходящем.
Годом раньше, посмотрим. Семь учеников Двое по фамилии Стрём. Руалы кажется, именно так и звали того мальчика? Да, именно: Руаль Стрём.
Мальчики были двойняшками, раз они ходили в один класс?
Нет, двойняшек я бы запомнил. Что думаешь, Бергер?
Фалк пожал плечами.
Возможно, он год проболел, Тофтен говорил уверенно.
А как звали второго брата?
Оддвар.
Есть фотография мальчиков?
Наверняка, только искать нужно в другом месте.
Неуверенными движениями Тофтен начал доставать папки с полок. Несколько раз он останавливался передохнуть, успокоить шатающиеся ноги, но было видно, что он увлекся поиском.
Фотографии. Господи, как они пожелтели с годами! Конечно, лежать здесь в этой пыли. Смотри-ка, даже красавица Сёльви выглядит так, словно ей за пятьдесят.
Рино наклонился поближе, то же самое сделал Фалк, наконец проявив толику интереса.
Это учителя. Я помню Сёльви. ангел во плоти. Ученики ее боготворили. Она была доброй и заботливой, редкость в те времена. Тогда учителя были строгимия тоже. Но Сёльви относилась к ним, как мать. Если им хотелось с кем-то поделиться, они доверялись только ей. Ну хватит об этом, посмотрим дальше. вот и ученики.
Тофтен листал фотографии медленно и внимательно.
Вот он, семеро детей осторожно улыбались фотографу, даже мальчик с левого края, сидящий в простом инвалидном кресле. Руаль Стрём, да. Помню его.
Мальчик выглядел худым и нескладным, как и трое его одноклассников. Но в нем проглядывала особая хрупкость.
Ходили слухи, что отец его избивал, сказал Рино.
Совершенно не удивлен.
Но вы точно не знаете?
Тофтен покачал головой.
Я никогда там не преподавал, а здесь они проучились очень недолго.
А который из них второй брат?
Еще до того, как Фалк неуверенно указал пальцем на мальчика, стоявшего, уперев руки в боки, Рино заметил сходство. Этот парень излучал жесткость. Самопровозглашенный глава класса.
Вспомнили его? спросил Рино.
Фалк забрал бумаги и поднес их ближе к свету.
Кресло, прошептал он, слегка дрожащим голосом. На правом подлокотнике.
Рино наклонился над фотографией. И увидел. К подлокотнику был привязан вязаный носок с пришитыми глазками и носиком.
Глава 15
Он с трудом отличал сон от бодрствования. Раньше, когда ему удавалось отвлечь мозгво сне или в мечтах о том, как Дьявола раскроют, тошнота и самая страшная боль проходили. Больше этого не случалось. Боль присутствовала постоянно, хуже того, она захватила новую территориюпомимо горла и легких распространилась на уши. Теперь, когда пансионат просыпался, звуки поступали к нему как будто из глубокой металлической трубы. Он понимал, что это значит: скоро он потеряет слух. Он так долго боролся, пытался быть сильным, что сейчас резко почувствовал себя слабее и беспомощнее, чем когда бы то ни было. Он стал плакать, лишенный глаз и слезных каналов, он плакал. Он знал, что жить ему осталось очень недолго, и против собственной воли смирился с этим. Но он не хотел умирать так, страдая до последней минуты и зная, что убийца останется безнаказанным. Внезапно он осознал, что кто-то стоит возле кровати. А ведь шума вентиляции он не слышит. Может быть, он уже не в состоянии его услышать?
Уже утро.
От ее голоса у него подскочил пульс.
Ты проспал целый день.
Целый день? Ему казалось, что он глаз не сомкнул.
Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь. Ты заставил нас поволноваться!
Он больше не мог выносить эту пытку.
Кстати, к тебе пришли. С восьми часов ждет. Вы, видимо, старые знакомые, по крайней мере, так он написал на листочке.
Это мог быть только Йоар, но в такое совпадение было трудно поверить, к тому же зачем ему писать свое имя на листке?
Не знаю уж, что выйдет из этой встречи, но, может, и неплохо будет повидаться. Пригласить его войти? Или хочешь сначала провести утренний туалет?
Он кивнул изо всех сил.
Пригласить?
Он снова кивнул.
Хорошо, но у вас будет всего десять минут на первый раз. Пусть лучше зайдет еще.
Он слышал ее голос в коридоре, затем дверь открылась. Судя по шуршанию вентиляции, ее открыли медленно, как будто входящий сомневался, стоит ли это делать. Он сначала обрадовался, что все еще мог различать, как открывалась и закрывалась дверь, но потом ему стало не по себе, что-то было не так. Йоар закричал бы в ужасе, увидев его в таком состоянии, стало быть, он понятия не имел, кто к нему пришел. Комнату заполонила отвратительная вонь. Пахло старостью, и гнилью, и еще чем-то, чего он не мог распознать. Звук неуверенных шагов, гость изучал его, подходя поближе. Больше всего на свете ему хотелось накрыться одеялом с головой, но что-то подсказывало, что Дьявол была правапосетитель его знает. Он слышал его дыхание, быстрое и неровное, слышал, как тот открыл рот, как язык шлепал по небу, затем последовали короткие вздохии он понял, что гость не мог произнести ни слова. Сначала он решил, что тот лишился дара речи, увидев, в каком он состоянии, но потом внезапно понял, почему слова так и не появились. И зачем посетитель к нему пришел. Заика. За опознанием всплыл самый темный глубокий ужас, и скоро стук его сердца заглушил звероподобные звуки, которые издавал гость. Рука зажала рот и нос, и до того, как остановился приток кислорода, он успел подумать, что рука пахнет чем-то кислым.
Глава 16
Когда телефон зазвонил, Рино как раз занимался исполнением первого пункта из списка тетушки: перевернув кухонный стол, он решил разобраться, почему тот качается.
Че это ты там делаешь? пометавшись между двумя тембрами, голос Иоакима все-таки успокоился и стал на октаву ниже.
Ну, я тут.
Ты стонешь, как свинья.
Это потому, что я стою на коленях между двумя чертовыми ножками стола!
Че?
Пытаюсь починить кухонный стол.
Ты? Иоаким хорошо знал, что отец был абсолютно безруким в том, что казалось практического домашнего хозяйства.
Что за.
Дерьмо?
Дерьмо, да. Этому столу сто лет в обед, и чего она не купит себе новый?!
Может, именно поэтому.
Да это не чертов антиквариат, а.
Дерьмо?
Рино встал и стукнул ногой по столу.
Да пошел он, стол этот. Как дела?
Хорошо.
По шкале от одного до десяти?
Шесть.
А чего не восемь?
Потому что тебя тут нет.
Окей, считай, я купился. Но я вернусь через неделю-другую. А может, ты приедешь?
В Рейне?
Это прозвучало, как будто Рино находился на одной из планет соседней галактики.
Ну, было бы странно приехать куда-то еще, если я пока здесь.
А там есть чем заняться?
Мы могли бы съездить на рыбалку.
No, thanks.
Что-нибудь придумаем.
Конечно. Знаешь что?
А?
У мамы кое-кто появился.
Да ну.
Рино хотел, чтобы это прозвучало как самая естественная ситуация на свете, но все-таки почувствовал укол ревности.
Он тебе не нравится? спросил Рино, так как с другой стороны трубки никакого ответа не последовало.
Да нет.
Но.
Новые правила.
Приходится приспосабливаться, Рино почувствовал, что начинает заводиться.
Она стала такой стервой.
А он?
Да нет, Рон прикольный.
Рон?
Да, он из Голландии.
И ведь маме никогда не нравились мои деревянные башмаки.