Ужасно расстроившись, я обходила машину, собираясь сесть на место рядом с водителем, и лихорадочно вспоминала, что такого я успела наговорить. Я, конечно, преподнесла ему на блюдечке с голубой каёмочкой сразу две причины в пользу моего немедленного увольнения. И эти две причины в белых капюшонах восседали сейчас на заднем сиденье. Не говоря уже об испорченной салфетке с монограммой. Но ведь могло быть и хуже! Например, если бы я сказала: «Монфоркак у владельцев отеля? У Романа и Рудольфа Монфоров, или, как я их называю, Романа Скандалиста и Руди Рохли?»
На сиденье рядом с водительским лежал бумажный пакет с морковью. Я положила его себе на колени.
Вероятно, Бен был сыном Романа Скандалиста, старшего из братьев. Я знала о том, что у него имелся сын от первого брака, живший с матерью в Цюрихе, но представляла себе этого сына маленьким мальчиком, а не почти взрослым юношей. У Руди Рохли не было семьи, он жил один в маленькой квартирке на пятом этаже, под самой крышей отеля. Дениз со стойки регистрации рассказала мне историю, известную уже всему отелю. Ещё в юности Руди при трагических обстоятельствах якобы потерял любовь всей своей жизни и с тех пор вообще не интересовался противоположным полом. При каких именно трагических обстоятельствах это произошло, Дениз, к сожалению, не знала, однако вся эта история хорошо сочеталась с понурой фигурой Рудольфа Монфора и его взглядом, преисполненным печали, как у спаниеля. Однако следовало отдать ему должное: при встрече он приветливо кивал и меланхолично улыбался всем сотрудникам отеля. В том числе и мне.
В противоположность Руди его брат Роман улыбался исключительно гостям отеля. Служащих же он в лучшем случае игнорировал, как будто они были пустым местом, а в худшемустраивал скандал, зачастую высасывая его из пальца. До сих пор мне везло: я ни разу не удостаивалась его неблагосклонного внимания, но ещё с сентября, с того самого дня, когда поступила в отель, у меня сердце уходило в пятки при мысли, что когда-нибудь гром грянет и над моей головой.
Весьма вероятно, этот момент как раз сейчас и настал. Если Роман Монфор мог в течение четверти часа орать на горничную из-за пятнышка зубной пасты на форменном платье и уволить швейцара из-за того, что его угораздило выкинуть окурок прямиком под дверь чёрного хода, то что он сделает с человеком, из-за которого дети постояльцев чуть не угодили под машину его сына?!
Пока Бен заводил мотор, я искоса разглядывала его. Ну да, семейное сходство налицо: голубые глаза, высокий лоб, массивный нос, волевой подбородок, густые тёмные волосы Одним словом, юноша явно пошёл в отца. Только он был гораздо моложе. И гораздо симпатичнее. Даже в профиль его лицо внушало доверие.
Несмотря на это обстоятельство (а возможно, в первую очередь именно из-за него), мне следовало быть осторожнее. Боже меня упаси счесть Бена Монфора безвредным только из-за его смазливой физиономии! Ведь нет никакой гарантии, что он тут же не наябедничает на меня своему отцу. В конце концов, народная мудрость гласит: «Яблоко от яблони недалеко падает».
Может быть, мне удастся отвлечь Бена от случившегося, заведя непринуждённую беседу? Я зашуршала пакетом, привлекая к себе внимание:
Как удачно, что ты захватил с собой пару морковок для снеговиков. Ведь сегодня вечером обещали снегопад!
Юноша улыбнулся в ответ:
Я везу морковки не для снеговиков, а для Жестика и Жилетика.
Ёлки-палки! Сохранять осторожность и не доверять этому человеку становилось всё сложнее. Он ещё и животных любит!
Жестиком и Жилетиком сокращённо звали двух коней, которые жили в конюшне при отеле. Этих породистых и ласковых норикийских жеребцов по паспортам звали Широкий Жест и Белый Жилет. Летом они с развевающимися белоснежными гривами радостно скакали вокруг отеля. Вместе с пасущимися мохнатыми рыжими коровами с колокольчиками на шее эта парочка оживляла местную альпийскую идиллию. Зимой, якобы в соответствии с их же горячим желанием, коней запрягали в старинные гостиничные сани-розвальни, которые старый Штукки надраивал до блеска, чтобы катать постояльцев. Втайне я надеялась, что в рамках моей практики меня когда-нибудь пошлют работать на конюшню, потому что Широкий Жест и Белый Жилет были самыми ласковыми лошадьми, с которыми мне когда-либо доводилось общаться.
Они наверняка очень обрадуются, заметила я. Старый Штукки недавно посадил их на диету. Он утверждает, что они разжирели, скучая в стойле без дела. Если это было действительно так, я тоже внесла в это дело свою лепту, регулярно угощая коней бананами, которые они очень любили. И меня они тоже любили. Как только я открывала дверь в конюшню, они начинали радостно ржать и фыркать, и мне было совестно приходить к ним с пустыми руками. В конце концов, следующие несколько недель им предстоит попотеть: куча народу уже записалась на катание на санях у месье Роше.
Угу, причём, как правило, катаются-то толстые, а худые предпочитают ходить сами вздохнул Бен. Когда я был маленьким, у меня просто сердце разрывалось, глядя на это безобразие. Мне хотелось самому впрячься в сани. Бен осторожно вёл машину вверх по горному серпантину, причем настолько осторожно и медленно, что близнецы на заднем сиденье завопили: «Быстрей, быстрей, тормозов не жалей!» а потом захихикали и зашептались.
Ты приехал в гости к отцу? Чуть осмелев, я сменила тему беседы. Насколько я знаю, его сегодня вообще нет в отеле. Роман Монфор жил не здесь (это мне тоже поведала Дениз со стойки регистрации), а вместе со своей девушкой снимал квартиру в Сьоне, городке по соседству, откуда до отеля можно было добраться на машине минут за сорок пять. У Романа не имелось чёткого расписания, поэтому мы никогда не знали, когда он в следующий раз осчастливит нас своим присутствием и когда уберётся восвояси. Сегодня, во всяком случае, я его точно не видела. Между прочим, это была ещё одна причина быть благодарной судьбе: ведь я могла угодить под колёса его машины.
Ничего страшного. Я приехал на все праздники, ответил Бен.
Что, прямо в отель? вырвалось у меня.
Я буду в отеле круглосуточно. Он коротко глянул на меня, скосив глаза. А ты имеешь что-то против?
О господи, конечно же я не имела ничего против! Я только не могла сообразить, где он будет ночевать. Может быть, у своего дяди? Все тридцать пять номеров в Замке в облаках были забронированы на рождественские и новогодние праздники, а в номерах 212 и 213 нам даже пришлось поставить дополнительные кровати. И все койки на этажах, где размещался персонал, тоже были заняты: на праздники владельцы отеля взяли дополнительных сотрудников.
У тебя в отеле есть комната, где ты обычно останавливаешься? рискнула спросить я.
Бен рассмеялся:
Я забронировал герцогский люкс! А затем саркастически заметил: Не волнуйся, до сих пор мне всегда удавалось найти уголок, где можно приклонить голову. В конце концов, я приехал сюда не спать, а работать. Мой отец, будь он здесь, не упустил бы случая напомнить мне об этом.
Работать? недоверчиво повторила я.
Да, представь себе, работать. Похоже, Бен был от этого не в восторге. Впрочем, как и на всех каникулах. Тем более что это мои последние каникулы перед матурой, или, как говорят у вас, в Германии, получением аттестата. Все мои одноклассники отсыпаются и празднуют, а родители пляшут вокруг них, и только мне придётся каждый день вставать в полшестого, не получая за это ни копейки.
Кому ты это говоришь! пробормотала я.
Но Бен, похоже, так разозлился, что уже не слышал меня.
Ты проходишь в отеле годовую практику, а я, в отличие от тебя, пожизненную. В этот раз дядя Рудольф решил, что я буду заменять Дениз на стойке регистрации, но я точно так же мог бы добавлять хлорку в гостиничный бассейн или заправлять постели. И с бельевыми катками я тоже умею обращаться, даже с Толстой Бабёхой.
Ни фига себе! потрясённо выдохнула я. Должна сразу пояснить, что Толстая Бабёхаэто бельевой каток с валиками диаметром больше полутора метров, как и Старая Берта, стиральная машина, сделанная в прошлом веке, в барабане которой при желании могла бы разместиться небольшая семья, были незыблемыми столпами и святынями гостиничной прачечной. Похоже, Павел о тебе весьма высокого мнения!