Червонцев молчал, результаты успешного мероприятия успокаивалигенерал остался доволенне уволил, даже полковника обещал дать. Москва уже давно обещала. За арест прошлогодней банды приходило звание из министерства, и до этого не раз. Но кадры решают всёотсылают обратно, видать, кто-то из руководства неровно к нему дышит! Да и Бог с нимине за это служу. Правда, странно будет ходить с Веней в одном звании, а ответственность нести разную. Да начальству виднее. Вон по телевизору девочка из пресс-службы МВД в погонах полковника кукарекает. Так и до генерала недалеко Можетзаслужила? Я-то не девушка
Мария сидела на заднем сиденье, крутила головой, подсаживаясь то к левому окну, то к правомус интересом смотрела на всё, пыталась припомнить знакомые места, сориентироваться по местности.
Вениамин не заводил разговор, боясь попасть впросакпо музеям, выставочным залам и театрам он не ходил, книг давно не читал. Терялся в раздумьяхкак общаться с графской особой, что бы такое уважительное исполнить, чтобы произвести впечатление? Может, что-то по-французски? Они ведь все с детства этот язык учили. Стал напрягать память, пытаясь припомнить школьную программу, где данный предмет давался ему легко.
Когда подъехали к управлению, Щербаков выскочил первым и услужливо открыл дверь Апраксиной:
Мария Ивановна, же ву при де сартир! (прошу выходить) произнёс он торжественно громко, слегка в нос. Улыбнулся во весь рот, вскинул брови, тряхнул волосами, ожидая похвалы.
Глаза девушки расширились в настороженном недоумении.
Когда на асфальт ступила её тонкая ножка в красной туфельке, Веня мысленно представил: ЗАГС, радостные возгласы, разбросанные по асфальту лепестки роз, подкинутые вверх мелкие монеты
Червонцев, приоткрыв дверь, расслышав последнее слово, округлил глазаопять Веня чудито туалете спрашивает? В ужасе посмотрел на подопечную, но та была невозмутима, и он тут же успокоилсярешил, что послышалось.
Девушка с улыбкой выпорхнула из машины, чуть приподнимая пальцами подол платья, и огляделась. Увидев на противоположной стороне улицы, за оградой парка сверкающие купола Крестовоздвиженского собора, осенила себя крестным знамением, прижав руки к груди, низко поклонилась. Выпрямившись, повернулась и вопросительно, с ожиданием посмотрела на Вениамина.
Но тот сделал вид, что занят облобызанием начальства, подумал, что может ошибитьсякак правильно креститься, он не знал.
Червонцев тоже выбрался и захлопнул дверь:
Давай, Веня, глазки не строй. Машину на стоянку и в кабинет. Надо протоколы писать, дело готовить к возбуждению.
Девушка прижала платок ко рту и скромно потупилась.
Прохожие оглядывались на её непривычный наряд, строили догадки.
Вениамин снова сел за руль и заехал во двор, чтобы оставить машину. Подумал, что на пути к богатству начинают возникать трудности. Эти приближённые ко двору всегда были боголюбцы. Надо хоть запомнить движение руки при крещении: слева направо или наоборот?
Но пока он поднимался на восьмой этаж в старом скрипучем лифте, пронзительное неприятное скрежетание шестерёнок снова явило из памяти галифе постового и бабку с пустым ведром, а за ними и подленькую мыслишкуможет, фамилия похищенной пишется через «О» или как-то похоже. Хотя генерал и говорил об исторической личности, да вряд ли он в документики-то заглядывалне тот калибр. Не зря же она развеселилась, когда он ей руку целовал. И чего тогда расшаркиваться?
Решительно направился в кабинет начальника.
Глава 5. Павлуша
Пава, Павочка моя, иди же быстрее сюда. Я тебя согрею, мама протягивала свои белые пухлые руки, обнимала маленького сына, затаскивала к себе в постель, тискала, целовала в розовые щёки и беленькую шею, миленький мой, хороший, вот и снова мы с тобой одни остались! Папка не скоро придёт. Станем по нему скучать и вместе ждать. Будем любить друг друга, да?
Шестилетний Павел бежал к материнской кровати, во рту пересыхало от волнениянаконец-то! Он с долгожданной истомой прижимался лицом к упругой женской груди, едва прикрытой тонким шёлком комбинации. С упоением вдыхал разгорячённый, подслащённый цветочными духами, плотский аромат родного тела, обнимал его, чувствовал тёплые ласковые ладони на своей спине. Вымученно плаксиво лепетал:
Я так по тебе соскучился, он очень долго не уезжал. Почему он не разрешает мне спать с тобой? Мне ужасно холодно без тебя и страшно бывает по ночам. Я так люблю, когда ты меня обнимаешь и целуешь.
С тайным предвкушением наслаждения думалнаконец-то он остался вдвоём с мамой, и можно будет каждый вечер забираться к ней в постель и там засыпать в её объятиях.
Скучать по отцу он так и не научился, тот был груб и прямолинеен. Прощаясь с ним, Паша привычно закрывал глаза, вытягивая губы для поцелуя, ожидая неприятные колючие влажные прикосновения, терпел, лелея внутри мстительное ехидствонаконец-то несколько месяцев мама будет только его только его одного
Отец появлялся дома редко и бывал недолго. Паша знал, что тот ходит в море на корабле, видит много диковинных стран, о которых по возвращении рассказывает за праздничным столом. Он привозил много удивительных экзотических вещей и сувениров в подарок родственникам, которые с нетерпением ожидали каждой встречи.
На стенах большой кооперативной квартиры висели искусственные бельгийские ковры с яркими геометрическими узорами. Диковинные ритуальные маски в полумраке пугали открытыми беззубыми озлобленными ртами и выпученными безумными глазами. Ванная комната сверкала белоснежным чешским кафелем.
Серванты в гостиной светились изнутри, переливаясь и вспыхивая многочисленными гранями хрустальной посуды, так что в солнечный день, когда распахивались плотные бархатные шторы с бахромой, по сумрачной гостиной водили хоровод многочисленные зайчики.
Мама работала школьным учителем и к встрече с отцом готовила Павлушу заранее: в многочисленных книгах находила длинное стихотворение про море, по выкройкам из журнала шила сыну красивое девичье платье, на голове завязывала пышный розовый бант
Брак родителей Паши был счастливым. В те времена всё было по плану. После института давали работу, ставили на очередь, через десять лет брака вручали ключи от квартиры, еще через десять возможность купить машину.
Молодые мечтали о рождении девочки. Ещё проживая с родителями, приобрели на валюту фиолетовую коляску, поставили в уголок детскую кроватку, заправив алым покрывалом с рюшами, посадили к пирамиде подушек иностранных кукол. Затем всё это убранство перекочевало на новую отдельную квартиру, но продолжительное время оставалось ненужным. Наконец, когда они уже потеряли надежду, возраст перевалил за сорокродился мальчик.
Надевать девичье платье, стоять на стуле с бантом в волосах, декламировать стихи для Павла было естественным, сколько он себя помнил. С искренней радостью и блеском в глазах смотрел он со своего пьедестала, видел, как улыбаются родители и гости, хлопают в ладоши. А затем все вместе кружились в хороводеэто казалось счастьем. И только обида, что его не пускают в такой праздничной одежде во двор, огорчала необычайно ранимое детское сердечко. Родительский запрет был странен и непонятен. В этом крылась какая-то тайна. Пашу заставляли надевать брюки, которые тёрли ляжки и были не такие удобные, как воздушные гипюровые юбочки. Он капризничал, но под суровым взглядом отца беспрекословно подчинялся, ластился к матери, обнимал:
Я как балерина, да, мама?
Мама молча кивала, светилась счастьем, любовалась сыном, гладила по головке.
Паша смотрел ей в лицо снизу вверх:
Значит, тоже могу на сцене танцевать?
Конечно! она поправляла бант на голове сына.
Прямо в этом платье?
Ну, нет, у мальчиков свой наряд! Вот такие же колготки, как тебе папа привёз из-за границы!..
Паша рос болезненным, часто простужался и оставался дома. А поскольку, кроме кукол, иных игрушек в квартире не было, он ими и забавлялся. Строил для них домики, менял наряды, лечил, кормил с металлической посуды из детского набора.
В подготовительной группе сада он неожиданно понял, что мальчики не разделяют его увлечениявозятся с машинами, бегают по игровой комнате с ракетами, стреляют из пластиковых автоматов. Эта шумливость, граничащая с агрессией, страшила Пашу, и он продолжал несуетливое общение с девочками: играл в семью, в доктора, в магазин. С наслаждением ощущал внимание к себе со стороны противоположного пола, был этому несказанно рад. Мог свободно рассказывать подружкам о своих новых импортных куклах, которые привозил отец, их ярких нарядах, отличительных чертах и возможностях. Видел в глазах собеседниц откровенную зависть.