Шрамы на теле можно залечить, прикрыть; шрамы на сердце не проходят никогда. Меня они изувечили, превратили в монстра, сестру обошли стороной. Наверное, хорошо, что есть такие людилюди, которые не сломаются, сколь бы страшно не было.
Я выдаю себе очередную самопощечину. Хватит, прошлое, изыди.
Но откуда же тело?
В ближайшей деревне обнаруживается козье молоко, козьи шарики, козий сыр, козьи сапожки. Запаски? Нет, никаких запасок. Разве шо от трактора.
Не подбросите до Черной речки? спрашивает деловитый мужчина. Костюм; немного шатен, немного седой; на вид лет сорок. Актер? Историк? Прохвост? Да, явно последнее.
Нет, боюсь, это не самая лучшая идея.
Прохвост саркастически улыбаетсятак, наверное, улыбаются еноты с высшим образованием, когда тащат у вас из-под носа еду.
Боитесь?
Не то слово, я киваю несколько раз для верности.
Меня?
Себя.
Я взрослый мальчик, который может помочь в Черной с колесом.
Ладно, возьмем, на енота похож.
Мы оставляем деревню позади, и попутчик расслабленно вытягивается. Иногда он принюхивается и недовольно морщит нос.
Я тут страховку на дом делал.
И как? видите, я сама вежливость.
Не страхуется.
Печально.
Дорога круто взбирается на холмтам стена облаков и порой выглядывает бледное, как пастила, солнце. Я скупо улыбаюсь.
«Мертв по прибытии». Нуар-фильм пятидесятых, переснят в восемдесят восьмом. И? Может быть, шифр? 1950 и 1988. Эм. 38 лет разницы.
Нет, бред.
Зайдем с другой стороны: способ убийства.
Лайза и Кровавые Сестрыдрель и бензопила, авторские подписигербарии. Эта троица еще постоянно ссорится об авторских правах и ненавидит меня из-за хорошей внешности. Женщиныстрашная сила.
Дмитрий Темкин использует опасную бритву; подпись егосмерть в ванной и слова на запотевшем зеркале.
Валетдушитель, он обычно бросает карты на тела. Однажды мы подрались из-за жертвы. Ну да, с кем не бывает.
Олег Суворов использует паяльник, ему даже без «подписей» узнаешь.
Константин Бенкендорфвот этот чудик как раз отравитель, только жертвыженщины, похожие на Константинову мать.
Полинезиецлюдоед, рядом с трупами всегда чек и чаевые.
Бенкедорф? Мы с ним никогда не ладили, и Костя как-то сказал, что у меня глаза его матери. Брр!
Остальные члены клуба? Всего около двадцати человек.
И Виктор. Был. Он сильно отличался от всехпотому что использовал одних психов для убийства других. В клубе из-за этого Виктора боялись.
Я вспоминаю, как сжигала его тело на задворках спального района. Шел дождь, и настроение было паршивое, и приходилось без конца подливать керосин.
Самый близкий человек.
Нежный любовник.
Учитель.
На прощание Виктор оставил записку, где раскаивался в преступлениях и в моем «обращении». Такие же послания он разослал всем своим жертвам. Помню, я изорвала бумажку в клочья и той же ночью покалечила троих идиотов.
А что с машиной? прерывает молчание мужчина. Тяжеловато идет.
Мусор.
Не выбрасывается?
Не кантуется.
Печально, зевает он. С б ну и погода сегодня, да?
Я долблю ногой в тормоз.
Правило сорок второе поездки со мнойникакого мата.
Жаба весит триста сорок грамм минус две семнадцатых жабы, я произношу каждое слово медленно, как в школе для идиотов. Сколько весит жаба? Только быстро, я спешу.
Мужчина несколько раз моргает. Мимо с яростным ревом проносится дальнобойщик, и окна обдает волной коричневой жижи.
Разве может быть две семнадцатых жабы?
Ну, не знаю, ножки там, бородавки.
Кадык «енота» судорожно поднимается и опускается.
Триста триста сорок? Да?
Я нажимаю на спусковой крючок. В багажнике мест больше нет.
Сто шестьдесят шесть минут, у меня проколоты две шины. Небо чуть светлое, чуть пасмурноеоттенка плесневелой сливы. Я решаю, что из-за стресса можно дать слабину и послушать «Гарпунов».
Е-хо-хо-хоо! ревет саксофонист на концертной записи и выводит первые ноты «Реквиема си-минор для трубы».
В багажнике теперь трое, еще двое пристегнуты на заднем сиденье, какие-то туристы-ходоки клинических габаритов. Эти гады обозвали «Гарпунов» старьем!
Выбросить бы всю это свору на обочину, но воспитание не позволяет. Похоронить некогда.
Да, я культурная убийца.
Дорога бежит мимо путей, складов, мимо железнодорожного моста, в конце которого я замечаю полицейского на велосипеде. Симпатичный, здоровенный. Мужик, а не велосипед. Велик розовый, девчачий и, кажется, вот-вот испустит дух под весом владельца. Спортсмен с минуту таращится на меня, потом показывает, чтобы я остановилась, и подъезжает поближе.
Мда, и пистолет где-то у толстячков.
Девушка, все в порядке? Тут красавицам вроде вас ездить не стоит, люди пропадают.
Что? А, ну я непроизвольно кошусь на багажник, и полисменище, будто назло, замечает мой взгляд.
Везете что-то ценное?
Нет, как раз это отдала бы задаром.
Некоторое время мы вежливо молчим.
Родственники? мужик кивает на толстяков. Я накрыла их одеялами и надвинула кепки на лица, так что жмурики кажутся спящими.
Да, дяди.
Неразговорчивые какие-то, замечает велосипедист.
Они смертельно устали.
Ум, полицейский кивает; принюхивается.
Ну и запашок у вас! Помыли б свою «девочку».
Я издаю нечто среднее между икотой и гудком паровоза. Правило девятьсот третьеникто и никогда не называет «запорожик» «девочкой». Наказание ну, вы понимаете.
Полисмен с ужасом замечает кровавое пятно на ветровом стекле:
А это что?
Ну думай, думай! женские дела.
Мужчина бледнеет и медленно тянется к кобуре.
И что мне делать без пистолета? Ухх.
А, ну и ладно, что я, не серийная убийца?!
Не стоит недооценивать противника на розовом велосипеде. Я бреду по полузатопленной тропинке, в голове туман, в руках и животе огнестрельные раны глубиной с Марианскую впадину. Пришлось обмотаться лоскутами от рубашки, но толку мало. Из меня ощутимо капает.
Черти сколько минут до воссоединения с мечтой, машина угнанакем бы вы думали? полицейским, а я истекаю кровью. Все прекрасно.
Зато есть время понять, откуда труп в багажнике. Что там еще с фильмом? Ммм. Актерыничего особенного, режиссерне помню, композитор
Я чувствую головокружението ли от догадки, то ли от потери кровии останавливаюсь посреди дороги. Музыку к старому фильму написал Дмитрий Темкинмузыкант русского происхождения. Пару лет назад в «Бархате» появился мужчина, которого звали так же.
Лет тридцать, незаметный, слащавыйвроде рафинада в смокинге. Мы обсуждали способы избавления от тел, смеялись, как сделать наиболее захватывающие «послания» для следователей, делились последними достижениями криминалистики.
Горячо! Но Темкин не подбросил бы тело и не отравил, он режет своих «ягнят». Тогда что?
Через минут сорок дорогу вновь обступают деревья, так густо и близко, будто идешь по длинному туннелю, и за поворотом обнаруживается «запорожик». Двери открыты, рядом с водительским сиденьем темнеет лужа кровиделает зигзаг и исчезает в глубине леса.
Я заглядываю в багажник и едва не падаю в обмороктело номер один исчезло.
Труп оказался не трупом? А окоченение? Плесень? Бледность, наконец? Нет, фармацевтика в наше время творит чудеса, но
Так, вводим правило одна тысяча шестьсот двадцать шесть: проверять пульс у незнакомых жмуриков в багажнике. Примечание к правилу: если что, добивать.
Среди вещей я замечаю зеркальце и вспоминаю Темкинаон оставляет надписи на стеклах в ванной. Подсказка?
Мне приходится включить свет в салоне, иначе в сумраке леса ни черта не видать. На поверхности зеркалапусто. Если подышать, тоже. Странно.
К черту, впереди концерт!
Ага, а ключей в замке зажигания нет. Я вздыхаю, беру пистолет с заднего сиденья и отправляюсь по багровому следу.
Ветки, ветки, паутина. Яма.
От кровопотери меня ощутимо шатает и тошнит.
Кто-то орет благим матом.
Когда в чаще проступают очертания некоего алтаря, мне уже кажется, что на лице вырос мох. На земле начерчена пентаграмма, в углах звезды торчат палки, посередке привязан давешний спортсмен-полисмен. Мой недотруп тоже псих? М-да. И где он?