Замыкая шествие, я разглядываю спины своих друзей. Их идеальные силуэты на фоне солнца. Всего на мгновение мне кажется, что не существует ничего, кроме нас, Игроков. Мысиловое поле. И только мы знаем правду о том, что нам пришлось преодолеть, чтобы стать такими.
Ученики из младших классовподштанники, как называет их Никки для краткости, пробегают по мощеным дорожкам, но никто не приближается к нашему маленькому отряду. Они держатся на расстояниинервно одергивают чересчур накрахмаленные белые рубашки, закрепляют пряжки ремней, поправляют плиссированные клетчатые юбки. Никто не осмеливается посмотреть нам в глаза. Все уже усвоили правила игры.
Я успеваю порядком вспотеть к тому времени, как мы добираемся до театрального зала, и, когда Генри открывает передо мной дверь, меня охватывает ужас. Большинство обитых бархатом кресел уже занято, и все таращат на нас глаза, пока мы двигаемся по проходу к нашим местам в первом ряду рядом с мистером и миссис Арнольд. Они оба в черных одеждах. Когда мы подходим, Арнольды встают и поджатыми губами раздают каждому из нас воздушные поцелуи. Чмокающие звуки эхом разносятся по пещерообразному залу, и омлет, съеденный на завтрак, сворачивается у меня в животе. Все это напоминает мне похороны моего деда, когда мы часами стояли, принимая бесконечных гостей, пока мой сморщенный рот не завял вконец, подобно цветку. Я последней приветствую миссис Арнольд, и она впивается мне в кожу алыми ногтями.
Здравствуй, Джилл, шепчет она мне на ухо. С новым учебным годом!
Я ухитряюсь улыбнуться и выдергиваю руку из ее хватки после слишком затянувшейся паузы. Когда я протискиваюсь между Генри и Никки, мое сердце отчаянно бьется. Шайла смотрит на нас из золоченой рамы, водруженной на подставку, напоминающую мольберт, посреди сцены. Ее золотистые локоны ниспадают свободными пляжными волнами, а глубокие зеленые глаза излучают особый магнетизмспасибо фотошопу. Она выглядит все так же, навечно оставшись пятнадцатилетней, в то время как все мы приобрели лишние прыщи, более болезненные месячные, отвратительное несвежее дыхание.
В зале пахнет копировальной бумагой и заточенными карандашами. Исчез мускусный аромат, поселившийся здесь к концу прошлой весны. Арнольды не ошиблись с выбором помещения для мемориала своей дочери. Этот зал был любимым местом Шайлы на кампусе. Она играла главные роли почти в каждой школьной постановке, выходя с дневных репетиций в эйфории, мне совершенно непонятной.
Мне необходимо блистать в лучах софитов, сказала она однажды с глубоким, грудным смехом. По крайней мере, я могу в этом признаться.
Доброе утро, школа «Голд Кост», разрывает тишину зычный голос директора Вайнгартена. Его галстук-бабочка слегка перекосился, а усы, цвета соли с перцем, были аккуратно подстрижены над острым подбородком. Я вижу много новых лиц в наших рядах и хочу поприветствовать их от всего сердца. Присоединяйтесь ко мне.
Все поворачиваются к новичкамдетям, которые прежде учились в государственных школах и до сих пор думали, что первый день учебного года начинается с классного часа и переклички, а не с речей, обращенных к мертвой девушке. И вот теперь, в этом незнакомом и странном месте, их выдает замешательство на лицах. Новеньких легко распознать. Когда-то и я была одной из них, в шестом классе. О получении стипендии на обучение мне сообщили всего за неделю до начала занятий, и я пришла в школу «Голд Кост», где никого не знала. От этих воспоминаний у меня едва не начинается крапивница.
Добро пожаловать! хором произносит остальная аудитория. Наш ряд молчит.
Вас, наверное, удивляет, почему мы здесь, почему каждый год начинаем именно в этом помещении. Вайнгартен делает паузу и вытирает лоб салфеткой. В ярком свете ламп предательски поблескивают капельки пота на его лице, хотя кондиционер включен на полную мощность. Но мы это делаем потому, что хотим отдать дать уважения и вспомнить одну из наших лучших, самых ярких наших учениц, Шайлу Арнольд.
Головы поворачиваются к портрету Шайлы, но мистер и миссис Арнольд не сводят глаз с директора Вайнгартена.
Шайлы больше нет с нами, продолжает он, но ее жизнь была блистательной, незабываемой. Шайла по-прежнему живет в своей семье, в своих друзьях, в этих залах.
Мистер и миссис Арнольд кивают головами.
Я здесь для того, чтобы сказать вам, что школа «Голд Кост» была, есть и всегда будет одной семьей. Мы должны и впредь оберегать друг друга, говорит он. Мы не допустим, чтобы пострадал еще кто-то из наших учеников. Локоть Никки упирается мне в ребра. Так что примите это как напоминание, продолжает директор Вайнгартен. В «Голд Кост» мы стремимся делать добро. Стремимся быть великодушными. Мырука помощи.
Ага, девиз «Голд Кост».
Подхватывайте, если знаете слова. Он улыбается.
Пятьсот двадцать три учащихся «Голд Кост», в возрасте от шести до восемнадцати лет, вторят хором. Даже новички, которых заставили выучить наизусть эту глупую речевку еще до того, как они ступили на территорию кампуса.
Жизнь прекрасна в «Голд Кост». Наше время здесь для великих дел. Мырука помощи, с жутковатым распевом звучит хор.
Очень хорошо, одобряет директор Вайнгартен. А теперьпо классам. Впереди у нас год напряженной учебы.
Со скорбью покончено, когда наступает время обеда. Дань памяти Шайлепрепятствие, которое мы успешно преодолеваем.
Мое сердце содрогается, стоит мне мельком увидеть столик Игроков. Старшеклассники уже собрались, но лучший столиктот, что зарезервирован для нас, пустует и призывно манит.
Он идеально расположен, уютно устроившись прямо посреди столовой, так что всем приходится проходить мимо нас и видеть воочию, как весело мы проводим время, даже за обедом. Столы, что окружают нас, предназначены для других Игроков и мелкоты, и по тому, как далеко от нас сидит каждый из них, можно судить о многом.
Мои ступни покалывает от возбуждения, пока мы с Никки продвигаемся вдоль салат-бара, бросая на тарелки кудрявую капусту, маринованную фету и кусочки жареной курицы. Когда мы проходим мимо стола с десертами, я подцепляю шарик сырого песочного теста из стеклянной чаши. Маленький маслянистый шарик на подносе всегда считался признаком девичьей крутизны. Шайла поедала их каждый божий день, пока была с нами. Возле кассы кучка девятиклассников, как и положено, пропускает нас вперед, и, расплатившись, мы направляемся к столу, который неизменно считаем своим. Даже сейчас я все еще удивлена, что мое место пустует, словно ожидая меня. И при виде этого свободного стуламоего, и только моегоя испытываю странный трепет. Стулкак напоминание. После всего, что мне пришлось пережить, я стала своей в кругу избранных. Я этого заслуживаю. Япобедитель.
Мы с Никкипервые за столом, и, когда проскальзываем на свои места, тотчас накатывает знакомое ощущение пребывания в аквариуме. Мы знаем, что за нами наблюдают. И это тоже добавляет веселья.
Никки перекидывает длинные черные волосы через плечо и, расстегивая молнию на рюкзаке, достает картонную коробку неонового цвета.
Я пришла подготовленной, говорит она. Крышка открывается, являя взору десятки миниатюрных батончиков Kit Kat со вкусом тыквы, зеленого чая и сладкого картофеля. Ее родители, должно быть, привезли лакомство из недавней деловой поездки в Япониюбез Никки, конечно. Несколько десятиклассников выгибают шеи, чтобы посмотреть, что за гламурное угощение принесла в школу Никки Ву.
Еще один жест от Дарлин. Никки кивает на яркие обертки и закатывает глаза, когда произносит второй слог имени своей матери.
Родители Никкитекстильные магнаты. Они переехали сюда из Гонконга, когда мы учились в седьмом классе. Во время первого семестра в «Голд Кост» Никки чаще видели сгорбившейся над смартфоном: она постоянно переписывалась с друзьями, оставшимися на родине. Ее совершенно не интересовала наша пригородная жизнь. Это безразличие к нам придавало ей холодности, и она казалась недосягаемой. Той весной она стала лучшей подругой Шайлы, когда они вместе работали над школьным мюзиклом. Шайла, что неудивительно, получила главную роль Сэнди в «Бриолине», а Никки предложила себя как костюмера. Тогда мы и узнали, что онанастоящий гуру моды. Созданные ею модели гладких кожаных легинсов и юбок «солнце-клеш» с аппликацией в виде пуделя вполне годились и для Бродвея.