Бутерброды с арахисовым маслом ешь?
Кивок.
Хорошо, говорит Кел. Других разносолов нету. Дошкуривай пока что.
Он отчасти ожидает, что пацана, когда он вернется с едой, уже не будет, но тот на месте. Вскидывает взгляд и протягивает Келу деревяшку на проверку.
Вроде ничего, говорит Кел. Подает малявке тарелку, вытаскивает из-под мышки пакет с апельсиновым соком, а из карманов худикру́жки. Может, растущему ребенку надо б молока, но кофе Кел пьет черный, и молока в доме нету.
Они сидят на земле и едят молча. Небоплотная прохладная синева; с деревьев начинает опадать желтая листва, легко лежит на траве. Над фермой Лопуха Ганнона немыслимыми текучими геометриями пролетает туча птиц.
Трей откусывает смачно, по-волчьи, с увлеченностью, от которой Кел радуется, что сделал пацану два бутерброда. Когда с едой покончено, сок Трей хлещет, не прерываясь на вдох.
Еще хочешь? спрашивает Кел.
Трей качает головой.
Мне пора, говорит. Ставит кружку, утирает рот рукавом. Можно я завтра еще приду?
Кел отвечает:
А тебе в школу не надо?
Не-а.
Надо. Тебе сколько?
Шестнадцать.
Херня.
Малой быстро оценивает Кела.
Тринадцать, говорит.
Тогда точно надо.
Трей жмет плечами.
Ну и лады, говорит Кел, и до него вдруг доходит. Не мое дело. Хочешь прогуливать школуна здоровье.
Поднимает взгляд и замечает, что Трей улыбаетсяпочти, самую малость. Такое с малым впервые за все время и поражает не меньше, чем первая улыбка младенца, так в ком-нибудь, за кем ничего подобного не подозревал, проглядывает новая личность.
Что? спрашивает Кел.
Легавому не положено так говорить.
Я ж тебе сказал. Я больше не легавый. Мне за то, чтоб тебя гонять, не приплачивают.
Но, возражает Трей, и улыбка исчезает, можно мне приходить? Я помогу с этим. И затемнить потом. Все помогу.
Кел смотрит на него. В малом опять проглядывает эта нуждаедва скрываемая, плечи вперед, лицо напряжено.
Зачем?
Через миг Трей отвечает:
Птушта. Хочу научиться.
Платить я тебе не буду. Карманные деньги малому явно не помешают, но даже если б у Кела водились лишние, оказаться тем пришлым, кто раздает наличку пацанам, он не хочет.
Плевать.
Кел осмысляет возможные последствия. Смекает, что если откажет, Трей опять станет приходить тайком. Келу он больше нравится в прямой видимостипо крайней мере, пока не разберется, чего же малому надо.
Почему нет, говорит. Помощь мне не помешает.
Трей выдыхает и кивает.
Ладно, говорит, вставая. До завтра.
Отряхивает джинсы и устремляется к дороге длинными, пружинистыми прыжками лесного дикаря. По дороге мимо грачиного дерева кидает в ветки каменьжестким крученым броском, хорошо поставленной рукойи, запрокинув голову, наблюдает, как грачи взрываются во все стороны и клянут его на все лады.
Помыв посуду после обеда, Кел отправляется в деревню. Норин знает все и тарахтит без умолку; Кел смекает: вот в чем истинные причины, почему они с Мартом не ладят, Марту нравится монополия и в том и в другом. Если задать Норин нужное направление, она, может, подкинет мысль, откуда Трей такой взялся.
Лавка Норин вмещает много чего в малом пространстве. Полки от пола до потолка забиты всем необходимым для жизни: чайные пакетики, яйца, шоколадные батончики, билеты мгновенной лотереи, жидкое мыло, консервированная фасоль, батарейки, повидло, фольга, кетчуп, растопка, обезболивающие, сардины и еще куча всякого вроде золотого сиропа и Ангельской услады, в чем Кел не разбирается, но намерен попробовать, если поймет, что с этим делать. Здесь есть небольшой холодильник для молока и мяса, корзина с унылыми на вид фруктамии лестница, чтобы Норин, росточком пять футов один дюйм, могла копаться на верхних полках. В лавке пахнет всем этим, но фундамент здешних запаховнеискоренимый антисептик прямиком из 1950-х.
Когда Кел толкает дверь под радушный звонок колокольчика, Норин, стоя на лестнице, сметает пыль с банок и подпевает какому-то сентиментальному юнцу по радио, стремящемуся изобразить некую кадриль. Норин предпочитает блузки со взрывными цветками, у нее короткие каштановые волосы в таких тугих кудрях, что смотрится это как шлем.
Вытирай ноги, я только что пол вымыла, приказывает она. Затем, углядев, что это Кел: А, это вы у нас тут! Надеялась я, что вы сегодня заглянете. Есть сыр, какой вы любите. Придержала кусок, поскольку Бобби Фини он тоже нравится, он бы весь у меня скупил и вам ничего не оставил. Он его ест, как шоколадки, парниша этот. Инфаркт себе заработает со дня на день.
Кел послушно вытирает ноги. Норин спускается с лестницыдля округлой женщины довольно ловко.
Идите-ка сюда, говорит она, помахивая на Кела тряпкой, у меня для вас сюрприз имеется. Хочу вас познакомить кое с кем. Кричит в подсобку: Лена! Выходи!
Через миг доносится женский голос, хриплый, уверенный:
Я чай завариваю.
Оставь чай, иди сюда. И принеси тот сыр из холодильника, который в черной упаковке. Мне, что ли, тебя привести?
Пауза, в которой, как Келу кажется, он улавливает вздох отчаяния. В подсобке движение, из нее появляется женщина с чеддером.
Вот! торжествующе говорит Норин. Это моя сестра Лена. Лена, это Кел Хупер, который переехал в дом ОШэев.
Лена не похожа на ту, кого Кел ожидал увидеть. По рассказам Марта он представлял себе мясистую, румяную тетку шести футов роста, ревет, как корова, грозно помахивает сковородкой. Лена высокая, все так, и мясо у нее на костях водится, однако все в ней такое, что Кел представляет, как она бредет по холмам, а не как лупит кого-нибудь по башке. На пару лет моложе Кела, густой светлый хвост на затылке, широкие скулы, голубые глаза. На ней старые джинсы и свободный синий свитер.
Рад, говорит Кел, протягивая руку.
Кел, любитель чеддера, произносит Лена. Рукопожатие крепкое. Наслышана о вас.
Быстро ехидно улыбается Келу, вручает сыр. Кел улыбается в ответ.
Да и я о вас.
Уж конечно, еще бы. Как справляетесь у ОШэев? Без продыху?
Справляюсь, говорит Кел. Но понимаю, почему тот дом никому не был нужен.
Тут не шибко много народу рвется дома покупать. В основном молодежь уезжает в город как можно быстрее. Остаются, только если работают на семейной ферме или им нравится в этих краях.
Норин сложила руки под грудью и глядит на них с материнским одобрением, от которого у Кела все начинает зудеть. Ленаруки в карманах джинсов, одним бедром опирается о стойку, ей вроде как все нипочем. Есть в ней ненатужный покой, взгляд ее прям, не смотреть ей в глаза трудно. Март был прав хотя бы в этом: ее присутствие замечаешь.
А вы, значит, остались? спрашивает Кел. В сельском хозяйстве?
Лена качает головой.
Была. Продала ферму, когда муж помер, оставила только дом. Хватит с меня.
Вам, значит, нравится в этих краях.
Нравится, ага. Город мне б не подошел. Весь день да всю ночь слушать чужой шум.
Кел жил в Чикаго, раньше-то, вставляет Норин.
Я знаю, говорит Лена, весело дернув бровью. А вы что ж тут делаете?
Что-то в Келе хочет, чтобы он расплатился за сыр и убрался, пока Норин не вызвала священникаженить их не сходя с места. При этом явился он сюда сегодня с определенной цельюпомимо того, что у него закончилось то-сё. Усложняется все еще и тем, что Кел не помнит, когда последний раз был в одном помещении с женщиной, потолковать с которой был бы не прочь, и он не уверен, очко это в пользу того, чтобы остаться или чтобы проваливать к чертям из Доджа.
Видать, и мне в этих краях нравится, говорит.
Лене явно все еще весело.
Многим так кажется, пока на постоянку не переберутся. Перезимуйте тут, тогда и потолкуем.
Ну, возражает Кел, я не то чтобы неженка. Доводилось и в лесной глуши жить, когда пацаном был. Считал, что там же сразу и осяду, но, похоже, задержался в городе дольше, чем думал.
Что ж вас достает? Дел мало? Или мало тех, с кем этими делами заниматься?
Не-а, говорит Кел, улыбаясь чуточку застенчиво. Ни с тем ни с другим у меня проблем нет. Но, надо признать, по ночам я слегка дерганыйникого ж рядом нету, кто б заметил, если вдруг какие неприятности возникнут.