Ты полицейская тамо.
Ее слова будто обожгли мое лицо, и я попыталась закрыть шрам волосами.
Да.
Что тебе нужно?
Я принесла плохие вести Я бы хотела преподнести эту новость мягко, но разве можно мягко сообщить, что твоей госпоже перерезали глотку? Твоя хозяйка мертва.
Я ожидала дрожи и слез, но чем дольше я на нее смотрела, тем больше недоумевала. Непонятно: грустит она или нет? Слишком потрясена для проявления эмоций или же по ее лицу никогда нельзя угадать, что она чувствует?
Мертва, потухшим голосом повторила девушка.
Сожалею.
Я как смогла пересказала служанке, что случилось. Потом я умолкла, не зная, как продолжить.
Ты ее личная служанка, и и наверняка от твоего внимания не могло ничего ускользнуть. Расскажи, во сколько твоя хозяйка ушла из дома?
Не знаю. Я рано проснулась и пошла взглянуть, как ей спится, но постель была пуста. Тогда я подняла тревогу.
Понятно А врагов у нее не было?
Молчание затянулось.
Я нарушила правило.
Я начала задавать вопросы лишь по приказу инспектора Хана, однако любопытство разгоралось во мне подобно распаленному маслом огню. Я никогда не умела справляться с этим чувством.
Правило?
Да, которому учат всех слуг.
Это правило я знала слишком хорошо. «У меня есть рот, но я не должен говорить; уши, но я не должен слышать; глаза, но я не должен видеть».
Ты что-то слышала, догадалась я. Или видела?
Видела. Хотя не должна была видеть.
Что ты видела?
Она долго не отвечала. Лишь смотрела на меня, задумчиво заправляя волосы за ухо.
Как-то ночью я, не подумав, открыла дверь в комнату хозяйки и заглянула внутрь Там кто-то был. Было темно, так что я его не разглядела, но я уверена, что это был мужчина. Он вскочил и выбежал через заднюю дверь. А мне стало так стыдно, что я тоже убежала.
Когда это произошло?
Неделю назад, ответила служанка. А еще я нашла письмо.
В моей голове роились мысли.
Ты умеешь читать?
Меня хозяйка научила.
А ты этого хотела?
Немногие наемные слуги хотят научиться читать, даже если им представляется такая возможность. Какой толк учиться грамоте, если она тебе в жизни не пригодится?
Я вдруг обратила внимание на то, как высоко девушка держит подбородок, и сказала даже больше самой себе, чем ей:
Ты не хочешь оставаться служанкой.
Меня мое положение устраивало, однако хозяйка она вновь неуверенно замолчала.
Мне можешь рассказать.
Хозяйка говорила: «Я не верю, что люди рождаются рабами. Смотрю на тебяи вижу сестру». Ее губы слегка задрожали, она посмотрела мне прямо в глаза: Зачем тебе это? Ты же ее смерть расследуешь.
Я прочистила горло. Любопытство во мне разыгралось не на шутку. Грамотная служанка. Это же неслыханно. Возмутительно даже.
Письмо. Что в нем было?
Оно было короткое. Я его хорошо запомнила.
Я ждала.
Так Что в нем было?
Она не сводила с меня глаз, как будто всеми силами заставляла себя не отворачиваться. Наконец девушка заговорила. Твердо. Казалось, что она перечитывала то письмо бесчисленное количество раз:
Там было сказано: «Дорогая, моя верность тебе тверже камня, а моя любовь все так же непоколебима. Даже не сомневайся. Приходи сегодня в час Крысы на наше обычное место». Она получила это письмо утром накануне
В наступившей тишине я закончила предложение:
смерти.
Да, служанка распрямила плечи. Пожалуйста, если ты закончила, мне бы хотелось побыть одной.
Понимаю, я кивнула и, не удержавшись, спросила: Как тебя зовут?
Сои, девушка ответила мне пристальным взглядом. Ее глаза были похожи на два черных омута, в которые мне совсем не хотелось окунаться. Что-то крылось под их неподвижной гладью.
Спасибо, Сои.
Я отвернулась, уже собираясь уходить, но спиной чувствовала ее присутствие, словно наш разговор еще не окончен. Я повернулась к служанке и задала последний вопрос:
А где письмо?
В этот раз она смотрела не на меня, а на мокрую от дождя землю.
Оно заканчивалось словами: «Сожги это письмо».
* * *
Тучи сгущались. Я шла следом за инспектором Ханом по грязной улице и докладывала ему о том, что услышала от служанки Сои. Точнее, не ему, а его плечамдвум древним скалам, отшлифованным синим шелком. Инспектору было всего двадцать семь лет, но почему-то он казался гораздо старше и мудрее.
И последнее: она пересказала мне содержание письма, которое получила госпожа О. Письмо от ее любовника. Я по памяти зачитала текст письма, слово в слово. Затем добавила: На вопрос, где служанка Сои научилась читать, она ответила, что госпожа О лично обучила ее. После этого мы разошлись.
Значит, у тебя и правда хорошая память, ответил инспектор Хан. Будешь чаще помогать в сборе информации и расспросах женщин.
Конечно, господин.
Я еле сдерживала восторг. Я буду полезна самому инспектору!
Господин, а как вы понимаете, что человек что-то недоговаривает?
Почему ты интересуешься?
Мне любопытно, господин.
Любопытно
Одно короткое слово, и он замолк. Тишина давила. К горлу подступила тошнота. «Не разговаривай без разрешения с людьми выше тебя по чину, Соль. Ну разве это так сложно?» не раз повторяла мне сестра. Я чувствовала, как внутри узлами нарастает напряжение, прямо как при общении с ней; и тишина была такая же гнетущая, полная потаенных мыслей.
Наконец наше напряженное путешествие подошло к концу: впереди показалось внушительное здание Столичного ведомства полиции. Оказавшись перед ним впервые, я перепутала его с дворцоми немудрено: богато украшенные ворота, красные деревянные балки, черепичные крыши.
Что ты чувствуешь, когда врешь, тамо Соль? внезапно спросил инспектор Хан.
Я не сразу поняла, что он ждет ответ.
Я начинаю волноваться, господин.
«Прямо как мгновение назад».
Тревога весьма действенно влияет на человека. Она везде оставляет следы. В манере речи, в цвете щек, в жестах рук.
Я вспомнила глаза служанки Соитемные неизведанные омуты. И рискнула задать последний вопрос:
А глаза, господин?
Иногда выдают и они. Секреты делают людей безрассудными.
А если человек долго и странно смотрит на тебя?
Он перекинул ногу через седло и легко спрыгнул на землю. Я удивилась: мне казалось, человек его роста и телосложения не должен настолько тихо приземляться.
Бывают такие лжецы, которые пристально смотрят прямо в глаза. Они хорошо умеют манипулировать людьми и контролировать их.
Прежде чем я успела сказать что-либо еще, он передал поводья слуге и зашагал к зданию. Я же замерла перед воротами, чувствуя, как становлюсь меньше: голова сама собой склоняется, плечи втягиваются, одна рука прячется под другой. Я ныряла в панцирь каждый раз при входе в ведомство, представляя невидимую надпись на воротах: «Будь осторожна. Никому не перечь. Всегда подчиняйся».
Я опасливо прошла внутрь. Во дворе царил сущий беспорядок. Мальчишка-слуга с грязным лицом толкал тележку с поскрипывающими колесами; мимо шли служанки с подносами, на которых были аккуратно разложены закуски. Откуда-то вынырнули полицейские Го и Кён с деревянными носилками, где лежал труп под соломенной циновкой.
Инспектор Хан! Вы приехали! с самодовольной ухмылкой встретил его Кён.
Что такое?
Командор приказал перенести юную госпожу О в смотровую.
Переносите, инспектор Хан обернулся через плечо: Соль, помоги им.
Я уставилась на носилки. Из-под циновки выглядывали безжизненные серые пальцы. «Я не хочу к ней приближаться!» хотелось воскликнуть мне. Но перед инспектором Ханом я, конечно, промолчала. Он выжидающе смотрел на меня, я заломила руки, вновь почувствовав запах смерти, и наконец заставила себя шагнуть впередлишь для того, чтобы продемонстрировать свое послушание.
Следом за полицейскими я прошла в продуваемую насквозь комнату, где пахло уксусом и гниением. На специальной стойке была раскрыта книга с иллюстрацией человеческого тела. Рядом на столе лежали инструменты: нож, линейка, миска, игла, серебряная булавка. Я задержала взгляд на булавке. В прошлый раз вместе с трупом к нам привели свидетеля, который заявлял, что жертва умерла от яда. На моих глазах помощник прозектора вставил булавку сначала в рот трупа, а затем в анус. Судя по всему, в случае отравления серебро должно было потемнеть.