Кажется, про ваннуэто даже слишком буквально.
Ты вся мокрая, говорит Томас, высвобождаясь, и недоверчиво оглядывает меня с головы до ног. Говоришь, неважно себя чувствуешь?
За все время нашего знакомства я, может быть, только разок простужалась. Ко мне никакая зараза не пристает, просто на удивление. «Ты не в Стори, всегда со вздохом говаривал отец. Нас малейший намек на вирус способен надолго уложить в постель». В этом звучала чуть ли не похвальба. Как будто их семьякакие-то редкие и хрупкие тепличные растения, а мы с мамойсорная трава, которой все нипочем.
От мысли об отце внутри снова все будто узлом стягивает.
Просто легкое недомогание, говорю я.
Ты, наверное, от мамы заразилась.
Так я объяснила ему вчера свою просьбу подвезти менямол, мама приболела. Утром, по дороге в спортивный центр, тоже не стала ничего рассказывать. Просто не могла подобрать слов. Однако сейчас, подходя к машине, я чувствую, что мне просто необходимо поделиться, и с облегчением ловлю на себе озабоченный взгляд Томаса. Сейчас он спросит: «Что-то случилось?», и я все ему выложу.
Тебя ведь не стошнит? говорит он. Я только пропылесосил салон
Обманутая в своих ожиданиях, я дергаю дверцу.
Нет. Просто голова болит. Немного полежу, и все пройдет.
Он кивает, не замечая моего разочарования:
Тогда я отвезу тебя домой.
Кхм. Домой Второе место после спортивного центра, где мне меньше всего хочется быть. Однако придется выдержать еще несколько недель до отъезда на Чаячий остров. Надо же, как это странное и нежданное приглашение стало вдруг желанным избавлением
Томас заводит двигатель, и я достаю телефон, чтобы проверить сообщения от двоюродных брата и сестры в нашем групповом чате. Написала только Миллизапостила свой график поездки и спросила: «Может, попробуем все попасть на один паром?»
Я, как получила письмо от бабушкипапа тут же решил, что я соглашусь безо всяких вопросов, сразу нашла их обоих в интернете. Милли отыскать в соцсетях труда не составило. Я отправила ей приглашение дружить в «Инстаграме», и она тут же его приняла. У нее куча фото с подругами, всепросто загляденье, но она из них самая красивая. В ней чувствуется японская кровь, и она куда больше моего похожа на настоящую Сторихрупкая брюнетка с большими выразительными глазами и потрясающими точеными скулами. Я, наоборот, пошла в мамусветлые волосы, веснушки, крепкое телосложение. От изящной бабушки мне досталось только родимое пятно винного цвета на правом предплечьеу нее практически такое же на левой кисти.
Как выглядит Джона, я не знаю. Мне удалось отыскать его только на «Фейсбуке»там у него на аватарке изображение ДНК и всего семь друзей. Я в их число не вхожу, поскольку мое приглашение он так и не принял. В чате он в основном только ноет и жалуется, злясь из-за поездки на Чаячий остров куда больше нашего. Пока Томас выруливает с парковки, я отвлекаюсь, листая вчерашнее обсуждение.
Джона: Что за бред! Я вообще должен был ехать летом в лагерь.
Милли: Ты что, вожатый?
Джона: Не в такой лагерь, в научный. Туда очень сложно попасть, конкурс огромный, а теперь придется отказаться!
Джона: И чего ради? Чтобы за гроши драить туалеты, работая на женщину, которая ненавидит наших родителей и нас, скорее всего, тоже.
Обри: Мы не будем драить туалеты. Ты что, не читал письмо Эдварда?
Джона: Кого?
Обри: Эдварда Франклина. Координатора по найму временных работников. Там куча вакансий, есть из чего выбрать. Я, например, буду спасателем.
Джона: Прямо завидки берут.
Милли: Обязательно быть таким придурком?
Милли: И кто вообще так говорит? Тебе что, 80?
Потом они препирались еще минут десять. Я не вмешивалась. Конфронтацияэто не мое.
Последний раз я видела кого-то из родственников по линии Стори вскоре после переезда в Орегон. Тогда к нам вдруг заявился на выходные самый младший из братьев отца, дядя Арчер. Своих детей у него нет, но немедленно по прибытии он плюхнулся рядом со мной на пол и с видом знатока принялся помогать мне строить город из «Лего». Через пару часов дядюшку стошнило в коробку с игрушкамидо меня только недавно дошло, что он все это время был просто пьян.
Папа, когда он еще время от времени о них рассказывал, называл себя с братьями и сестрой «четырьмя А». Адам, Андерс, Аллисон и Арчер, все погодки. У каждого в семье было свое амплуа: Адаммногообещающий спортсмен, Андерсблистательный оригинал, Аллисонсдержанная красавица, Арчерочаровательный проказник.
Дядя Андерс, отец Джоны, единственный из всех не унаследовал семейной красоты. На старых фотографиях он невысокий, тощий, с грубыми чертами лица, косыми стрелками бровей и вечно искривленными в ухмылке тонкими губами. Когда я читаю, что пишет Джона, то представляю его себе таким же.
Я собираюсь уже убрать телефон, когда выскакивает новое сообщение от Миллиличное, только для меня. Это первый раз, до этого мы общались только втроем в чате.
«Обри, хочу спросить: только мне кажется, что Джона полный козел?»
Слегка улыбнувшись, я печатаю в ответ: «Нет, не только». Открываю бардачок, где Томас специально держит что-нибудь перекусить, и вытаскиваю упаковку печенья с коричным сахаром. Не самое мое любимое, но желудок после соревнований буквально сводит от голода.
Милли: То есть понятно, что никто от этого не в восторге. Я, конечно, не собиралась в лагерь для гениев, но все равно у меня нашлось бы занятие поинтереснее.
Прежде чем я успеваю ответить, выскакивает еще одно сообщениетеперь в нашем групповом чате.
Джона: Мне это время неудобно, и вообще не вижу смысла приезжать всем вместе.
Милли: Госсспд, почему он такое чмо???
Джона: Не понял?!
Милли:
Милли: Упс, не туда написала.
Милли (в личном чате со мной): Втф
Я, с набитым ртом, давлюсь от хохота. Томас косится на меня:
Что смешного?
Да Милли, моя двоюродная сестра, отвечаю я, проглотив наконец печенье. Думаю, мы с ней поладим.
Это хорошо. Хоть лето пройдет не совсем впустую.
Постукивая пальцами по рулю, Томас сворачивает на мою улицу, узкую и петляющую, со скромными одно- и полутораэтажными домами. Предполагалось, что это будет наше временное жильеего купили после выхода первого романа отца почти десять лет назад. Книга не стала бестселлером, но получила достаточно хорошие отзывы, и издательство предложило контракт на вторую. Однако ее папа так и не написал, хотя с тех времен, когда я еще училась в начальной школе, он нигде больше не работал. Я очень долго думала, что ему платят за то, что он читает книги, ничем другим он не занимался. На самом деле он за это время вообще не получил ни цента.
Томас поворачивает к нашему дому и заезжает на парковку, но двигатель не глушит.
Зайдешь? предлагаю я.
Э-э Томас делает глубокий вдох, его пальцы продолжают постукивать по рулю. Знаешь, я тут подумал
Я облизываю губы, ощущая вкус корицы и хлора от воды из бассейна. Не дождавшись продолжения, спрашиваю сама:
Что ты подумал?
Томас как-то напрягается, потом пожимает плечами:
Нуне сегодня, наверное. У меня еще кое-какие дела.
Расспрашивать у меня уже нет сил. Подаюсь к нему, чтобы поцеловать на прощание, но он отстраняется.
Лучше не надо. Не хочу тоже заболеть.
Это как пощечина. Впрочем, поделомнечего было врать.
Ладно. Спишемся позже?
Конечно.
Едва я выхожу из машины и захлопываю дверцу, Томас выруливает задним ходом с парковки и уезжает. Мне становится как-то не по себе. Не то чтобы он обычно ждал, пока я дойду до двери, но и вот так пулей раньше с места не срывался
Я переступаю порог. Внутри тихо. Когда мама дома, она всегда включает музыку, обычно гранж 90-х, который любит еще с колледжа. На секунду у меня вспыхивает надежда, что никого из родителей нет, но едва я вхожу в гостиную, как замираю, услышав голос отца:
Уже вернулась? Так быстро?
Внутри у меня все сжимается. Я оборачиваюсьон сидит в углу, в своем кожаном «писательском» кресле, чересчур большом для тесноватой комнаты. Мама купила его после выхода первого романа, и оно куда уместнее смотрелось бы в одном из тех огромных кабинетов-библиотек с книжными полками от пола до потолка, массивным столом красного дерева и камином. На коленях у отца вытянулась наша кошка Элоиза.