А у вас кнопка общего вызова была уже нажата, я правильно понимаю? уточнил полковник.
Да, именно так, закивал Зарецкий. Так что меня могли слышать все без исключения.
А если бы кто-то не захотел? вступил наконец в разговор Лунин.
Что не захотел? растерялся Олег Владиславович.
Вас слушать. Мог кто-то отключить переговорное устройство полностью?
Ну конечно, подтвердил адвокат. Только зачем? Думаете, кому-то было не интересно?
Не найдя что ответить, Илья пожал плечами.
Не мешай, раздраженно обернулся к нему Изотов, скоро уже народ к вертолету потянется. Продолжайте, Олег Владиславович. Что было дальше?
А дальше этот голос потребовал от меня рассказать правду обо всех, скажем так, неудобных эпизодах моей биографии.
И что, вы вот так взяли и начали рассказывать? Вы не допускали возможности, что вас кто-то разыгрывает?
Знаете, когда на груди у тебя прикреплен таймер, от которого тянутся провода куда-то под кресло, и тебе говорят, что там бомба, можно поверить во что угодно. А в тот момент, когда таймер оживает и начинает отсчитывать время, ни о каком розыгрыше уже не думаешь. К тому же я слышал голоса.
Голоса? нахмурился Изотов. Чьи на этот раз? Тоже нечеловеческие?
Нет, в этот раз именно человеческие. Зарецкий возбужденно постучал указательным пальцем по переговорному устройству. Я слышал, как переговариваются все остальные. Они все были заперты в своих номерах, все до единого!
Вы уверены, что все? вновь вмешался в разговор Лунин.
Э-э-э смутился адвокат, конечно, не уверен. Знаете, в той ситуации мне было не до подсчетов. Но голосов было много, все были либо разозленные, либо испуганные. Я понял, что на помощь никто прийти мне не сможет. И тогда я начал рассказывать.
Я так понимаю, рассказывали вы не только о себе? уточнил Изотов.
Верно. По роду профессии я был посвящен в некоторые, порой достаточно конфиденциальные, обстоятельства.
Которые сегодня таковыми быть перестали, усмехнулся полковник. О ваших откровениях мы с вами поговорим чуть позже. Сейчас объясните мне, как вы, собственно говоря, из этой ситуации выкрутились. Взрывного устройства, как я понял, никакого не было. Но как вы освободились?
Это самое ужасное из того, что сегодня было, вздохнул Зарецкий. Ведь мне же пообещали, что как только я все расскажу, таймер отключится. И я ведь рассказывал. Все что знал! Во всех подробностях. Вы представляете, что такое сидеть три часа связанным и говорить без умолку?
Изотов хотел было что-то ответить, но Зарецкий предупреждающе вскинул руку.
Это риторический вопрос. Это невозможно представить, пока сам не окажешься в такой ситуации. И вот, когда я заканчиваю говорить, таймер показывает, что прошло уже сто семьдесят семь минут из тех ста восьмидесяти, что были мне отведены изначально. Я прошу, я умоляю выключить эту адскую машину. Сперва мне просто никто не отвечает, а потом.
Зарецкий вдруг всхлипнул и начал судорожно шарить руками по карманам, пока не вытащил из одного из них носовой платок.
Я не знаю, как я не сошел с ума в это время. Сидеть и слышать, как тебе говорят, что таймер не отключается, потому что какие-то проблемы с передатчиком. Мол, извините, Олег Владиславович, накладка вышла. Но ничего, без вас мир, возможно, станет чуточку лучше. Я сижу, смотрю в зеркало и жду, когда там появится это число. Сто восемьдесят. Это ужасное ощущение, что все кончено, что ты абсолютно беспомощен и ни на что повлиять не можешь. А самое глупое, ты не знаешь, чего хочешь большечтобы эти оставшиеся тебе секунды тянулись как можно дольше, потому что не хочется расставаться с жизнью, или же пусть они пролетят как можно быстрее, потому что терпеть все это сил больше не осталось.
Всхлипнув, Олег Владиславович неожиданно отвернулся и замер, прижавшись лбом к оконному стеклу. Изотов нетерпеливо поджал губы, но все же не решился поторапливать окончательно утратившего над собой контроль адвоката.
А потом время вышло, прорыдал, не оборачиваясь, Зарецкий. На таймере появилось это число. Сто восемьдесят. И тогда я закрыл глаза и закричал. Мне почему-то показалось, что, когда кричишь, умирать не так страшно. Вы же, наверное, видели в кино, когда солдаты идут в атаку, они всегда «Ура!» кричат. Так и я.
Тоже «Ура!» кричали? уточнил Илья и тут же сам устыдился всей неуместности заданного вопроса.
Обернувшись, адвокат несколько мгновений разглядывал прижимающего к груди болонку Лунина.
Не помню, кажется, да, неожиданно серьезно ответил Зарецкий. Я же думал, все, конец. А тут вдруг дверь распахивается, и кто-то вбегает. Сразу несколько человек один за другим. А я даже лиц не могу различить, потому как глаза все в слезах. Одни только силуэты вижу. Тут я совсем размяк, можно сказать, отключился на несколько минут. Так что даже и не помню, как от меня скотч отдирали. Потом уже кто-то в меня вискаря прямо из горла влил, тогда вроде немного полегче стало. Поверил, что жив остался.
А взрывного устройства там, значит, никакого не было? Изотов кивнул на стоящее посреди комнаты кресло.
Не было, замотал головой Зарецкий, ничего там вообще не было. Провода под сиденье уходили и там снизу были тоже на скотч приклеены.
Интересно получается.
Присев на корточки, Изотов осторожно заглянул под кресло. Убедившись, что там действительно ничего нет, он с некоторым разочарованием цокнул языком.
Взрывного устройства нет, жертв нет. Разрушений, слава богу, тоже. И что нам теперь с вами делать, Олег Владиславович? все еще сидя на корточках, полюбопытствовал полковник. Заявление писать будем?
Писать? На лице Зарецкого появилось испуганное выражение. Ни в коем случае! Знаете, я сегодня уже столько наговорил, а если еще и писать начну, мне кажется, это уже перебор будет.
Ну что же, Изотов наконец медленно выпрямился, как вам будет угодно. В таком случае, господин Зарецкий, у вас есть пять минут на сборы. Попрошу не затягивать, вертолету пора возвращаться на базу.
Я сейчас, суетливо закивал Олег Владиславович, я быстро. Вы, главное, без меня не улетайте! А я быстро соберусь. Очень быстро. Хорошо?
Он заискивающе смотрел в глаза стоящего ближе к нему Изотова. Ничего не ответив, полковник лишь мрачно покачал головой и вышел из комнаты. Лунину ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Несколько минут спустя первые собравшиеся стали выходить из номеров и спускаться вниз в просторную, на пол-этажа, гостиную. Лунин с Изотовым, расположившись в двух огромных, покрытых козьими шкурами креслах, молча разглядывали присутствующих. Притаившаяся на руках у хозяина Рокси тоже внимательно поводила из стороны в сторону маленькими черными бусинками глаз. Последним в гостиной появился Зарецкий. Адвокат медленно спустился по лестнице, неся в одной руке туго набитую дорожную сумку, а в другой пластиковый, поблескивающий глянцем красный чемодан. Было видно, что измученному за утро Зарецкому такая нагрузка дается нелегко. Илье показалось, что он заметил злорадные усмешки, промелькнувшие на лицах некоторых из собравшихся.
Все на месте? поднялся с места Изотов. А этот здесь, как его.
Грачик, ара, послышалось из противоположного угла комнаты, я Грачик.
И даже сам Грачик, удовлетворенно усмехнулся полковник. Тогда, граждане, прошу всех на выход, к вертолету.
К радости Лунина, за прошедшую четверть часа погода успела немного перемениться к лучшему. Порывистый ветер стих, а солнце, изо всех сил карабкающееся вверх по видимому только одному ему небесному холму, изо всех сил пыталось продемонстрировать свою способность на что-то большее, чем освещать усыпанные снегом горные склоны.
Пригревает, благодушно промурлыкал Изотов и, куда-то спрятав уже ставшую привычной недоброжелательность, подмигнул Илье: Ну что, пойдем тряханем буржуев?
Может, я лучше здесь, со стороны посмотрю?
Увидев, что улыбка тут же пропала с лица полковника, Лунин уточнил:
Со стороны всегда хорошо видно.
Ну посмотри, посмотри, скептично нахмурившись, пробормотал Изотов, вдруг чего интересного углядишь. О, а ты почему еще здесь?