Внезапно в дверном проеме возникла Эзги и притянула ее рукой к себе. В другой руке она сжимала металлический баллончик. Эзги подняла его перед собой, и он зловеще зашипелона выпустила весь газ, что был внутри, в сторону нападавших. Послышалась ругань, затем кашель. Нацисты в нерешительности остановились.
И тогда Ильва схватила Эзги и проворно потащила ее в соседнее помещение. Это был их единственный шанс. Она увидела, как подруга бросилась к своему рюкзаку. В другом конце комнаты Клаас и остальные пытались открыть ведущую на террасу дверь, но тщетно. Она была заперта. И тогда Клаас в отчаянии указал на окно, видневшееся через проем, в комнате с принтерами.
Наружу! Нам надо наружу! Мы должны попробовать то окно.
Он устремился туда, забрался на подоконник и, закрыв голову руками, прыгнул вперед прямо сквозь стекло. Осколки полетели в разные стороны. Клаас приземлился на землю. И тогда Ильва последовала за ним.
Она поднялась на колени с газона, вытерла кровь с лица, и, заметив спину Клааса, который направлялся к дыре в ограде, поспешила следом. Ильва спотыкалась, но в конце концов оказалась по ту сторону забора, повернулась и помогла вылезти Ивану. Одна его рука, похоже, была сломанаона неестественно болталась вдоль туловища. Он плохо понимал, что произошло.
Позади послышался звукоткрылась дверь террасы. Силуэты нацистов были едва различимы в слабом свете луны. Ильва перерезала веревки, которыми были привязаны каноэ. Они запрыгнули в них и сразу отчалили. За ее спиной Клаас активно работал веслом. Лодки быстро скользили по воде. Ильва увидела Ивана и Фредрика в каноэ впереди. Черт. Двоих не хватало. Эзги и Антона. Одно каноэ осталось на берегу
Мы не все. Мы не можем уехать, сказала она и, опустив весло в воду, попыталась развернуть каноэ. Но Иван схватил веревку, привязанную на носу их лодки, и потянул их вперед.
Слишком поздно. У нас нет против них ни единого шанса. Они убьют нас. Надо позвонить и вызвать подмогу.
Позади они услышали выстрелы. Одна пуля с глухим всплеском вошла в воду где-то совсем рядом. Потом прозвучало еще несколько хлопков, один за другим. Ильва наклонилась, погрузила весло глубоко в воду и быстро подтянула к себеканоэ устремилось вперед. Они увеличили скорость. Руки болели от напряжения. Позади них пули продолжали шлепаться в воду, брызги летели в разные стороны. Потом стрельба прекратилась. Темнота поглотила их. Во фьорде стало тихо. Они остановили каноэ и прислушались. С суши еще доносились приглушенные голоса. Но среди них не было женского. Никаких криков о помощи. Никаких признаков того, что Эзги и Антон были еще живы.
Ильва теребила мобильник. Фредрик подплыл ближе и одарил ее сердитым взглядом.
Чем ты занимаешься?
Звоню в полицию. И это не обсуждается.
Может, лучшую в «Скорую»?
Я, черт побери, не могу позвонить им, поскольку их там встретит группа вооруженных нацистов.
Она раздраженно покачала головой и принялась набирать номер.
Мне плевать, что ты думаешь о полицейских, но нам не из чего выбирать.
Со стороны дома послышалось еще несколько выстрелов, вспышки молниями сверкнули на том берегу. В нескольких сотнях метров впереди Ильва увидела берег, от которого они еще недавно отчаливали в полном составе и где скрытая в листве деревьев стояла их машина. Из динамика мобильника послышался голос оператора.
Они мчались на полной скорости по Виссвассвеген. По сторонам мелькал лес. Прицеп с каноэ им пришлось бросить на берегу. Они не могли рисковать встречей с полицией, им требовалось как можно быстрее добраться до Тюресё и затеряться там. Стражи порядка обычно крайне негативно относились к акциям АФА, абсолютно независимо от того, с какими бы благими намерениями их ни проводили.
Ильва нервно сжимала руль. Ее трясло от страха. Их не должны были убить
Глава 2
Суббота
Ильва осторожно провела рукой по лбу. Она вся дрожала. Беспокойство никак не покидало ее. Рана начала заживать, но из-за небольшого воспаления немного нарывала и чесалась. Она удержалась от соблазна содрать корку и посмотрела на остальных. Иван, склонившись, сидел на одном из матрасов. Они обычно использовали их, когда требовалось на время укрыться где-то. Рядом на обшарпанном, покрытом грязными пятнами диване полулежал Фредрик.
Здание, в котором они укрылись, было из тех, где никому не захотелось бы оставаться надолго. Даже несмотря на то, что из-за своего местоположения и шикарного вида из окна земля, на которой оно находилось, считалась лакомым кусочком для компаний, занимавшихся строительством. Со стен местами сыпалась штукатурка, по углам можно было встретить голубиный помет и перья. Посередине комнаты стоял шаткий стол и несколько простых офисных стульев. Под двумя шкафами для документов виднелись ловушки для крыс, поставленные ими еще осенью.
Они редко использовали это место для своих встреч в последнее время. Только в критических ситуациях.
Минуло два дня со времени акции на нацистской базе, внезапно превратившейся в нападение на них самих. В ловушку. Где они все могли погибнуть. По данным анонимного источника Ильве, с которым она уже успела поговорить по телефону, приехав на место, полиция нашла Эзги в луже собственной крови. Нацисты к тому моменту уже успели сбежать. Фредрик связался с ее родителями утром после акции. Они никак не хотели подтверждать ему, жива она или нет, а лишь обвиняли его и всю их «чертову экстремистскую группу» в случившемся, а потом бросили трубку.
Антон ерзал, сидя на подоконнике. Он смотрел на залив Лильехольмсвикен. Узкая протока, тянувшаяся вдоль острова Реймерсхольм до пролива Полсундет, едва виднелась в висевшем над водой утреннем тумане. Он осторожно выглянул наружу сквозь разбитое окно. Здание, где они сейчас находились, почти сто лет принадлежало Объединению углекислотных заводов, но уже давно не использовалось и постепенно приходило в упадок.
Ильва уперлась взглядом в спину Антона. Он дал знать о себе накануне примерно тогда же, когда они дозвонились до родителей Эзги. Он сообщил, что с ним все нормально и что он отделался лишь несколькими царапинами. Он сказал, что не видел Эзги, когда бежал. Ильва изучала небольшую ссадину на его руке. Его спасение казалось чудом. Или как там еще это называют.
Она подошла к нему и встала рядом. У причала под окном не было ни души, если не считать бездомного, который копошился в слабом желтом свете под брезентом на деревянной посудине, где и жил. Суденышко едва держалось на плаву, но с тех пор, как они помогли ему заделать щели, в него, по крайней мере, перестала поступать вода. Взамен он предупреждал их о появлении нацистов, которые тоже облюбовали этот заброшенный завод на Левхольме. Для них это стало большим сюрпризом, но пока между собой они не сталкивались.
Ильва посмотрела на Антона. Вопросительно развела руки в стороны. Ждала ответа, но так и не получила его.
Антон скосился на нее, но не повернулся.
Да, но сейчас, в любом случае, все обстоит именно так, как я сказал. Главноемне удалось сбежать. А Эзги жива, буркнул он.
Ильва ничего не ответила. Он был прав. Она, пожалуй, слишком остро реагировала, напридумывала всякой чепухи. Хотя, так или иначе, странностей хватало. Антон находился дальше всех в комнате, когда на них напали. И оставался в доме, когда они добрались до каноэ. И все равно ему удалось выбраться наружу почти целым и невредимым.
Он почувствовал взгляды других на себе, они, казалось, обжигали все тело. Живот заныл. Он посмотрел на друзей. Фредрик и Иван, похоже, находились на стороне Ильвы.
Как я уже говорил, в общей суматохе мне удалось проскользнуть на чердак. Я подождал немного, а потом выбрался из дома и убежал через лес, сказал он и, увидев вопросительный взгляд Ильвы, добавил:Меня подвез какой-то парень, возвращавшийся с рыбалки. И я же не знал, что Эзги осталась там. Иначе, конечно, помог бы ей.
«Хотя что я мог бы сделать против семерых, подумал он. Было бы самоубийством оставаться там».
Фредрик наблюдал за происходящим с дивана, время от времени поглядывая на свой мобильник.
Мне удалось связаться с сестрицей Эзги, сообщил он. Она лежит в Каролинской больнице. Ее ввели в искусственную кому. У нее отек мозга в результате кровоизлияния. Повреждена селезенка. Вывих голени и плеча. Ей собираются сделать рентген, чтобы проверить, нужна ли операция.