Михайлов Александр Георгиевич - Кевларовые парни

Александр МихайловКевларовые парни 

ВСТАТЬ ДО СЧЕТА «ТРИ»

1

...Стоило расслабиться и закрыть глаза, как это начиналось опять. Олег умел управлять собойслава Богу, учили, и он был, кажется, не последним учеником, потому что хотел научиться и этому, и многому другому, зная, чего хочет в жизни. Но теперь он был бессилен. Стоило расслабиться и закрыть глазаи прошлое подступало опять, словно снятый исключительно крупными планами сюрреалистический фильм. На ленте, склеенной в кольцо, чередовались: пустынная американская автострада под раскаленным небом, стекающим на горячую землю жидким стеклом, дрожащий в мареве горизонт, шелест шин, иссушающий ветери очень похожий пейзаж, только под афганским небосводом.

На ногахтяжесть стоптанных армейских башмаков. Дикая жажда, иссушающая глотку, когда язык царапает нёбо и невозможно сглотнуть тугую вязкую слюну. Автомат оттягивает плечо, ремень врезается в опаленную саднящую кожу. Любое прикосновение отдается резкой, словно бритвой по телу, болью.

И снова смена кадра: шоссе, летящее навстречу капоту автомобиля, пустынное и ровное, как стол. И наконец этот проклятый щит с надписью «Добро пожаловать!»у них везде это «Добро пожаловать», хотя добра здесь не жалуют. Теперь нужно остановиться и оглядеться: все в порядке, кругом ни души; в пыльных, словно искусственных кустах на обочинебанка из-под пепси-колы, такие миллионами выбрасывают из машин в этой стране, где, кажется, все живут на колесах Ощущение невесомой жести в ладони Высшее ощущение опасности и риска

Но сознание не успевает полностью зафиксировать егохрустят плечевые суставы, кисти вывернутых рук зажимают, будто в тиски. Звяки прохлада наручников на запястьях. Мир, вставший на миг на ребро, возвращается в исходное положение. Словно там, в Афгане, бьет автоматная очередь, отсекая последний шаг до спасительного ручья. Неслышная очередь

Видимая часть горизонта заполняется крепкими ребятами с литыми торсами, похожими друг на друга, как патроны в автоматном рожке. На лице одного, с плотно сидящими, словно кукурузные зерна, зубами, выражение почти детского восторга.

 Я советский дипломат, я обладаю правом неприкосновенности, требую встречи с представителем советского посольства.

 Будет тебе и встреча, и кофе с какавой,  лепит «восторженный» на чистом русском языке.

Они подталкивают Олега к своей машине, профессионально, как мяч в баскетбольную корзину, впечатывают в заднее сиденье. Чертова банка все еще зажата в рукекогда брали, пальцы инстинктивно смяли ее, стиснули мертвой хваткой, их никак не разжать.

 Я тебе помогу,  скалится «восторженный». Банка падает на пол, Олег ногой заталкивает ее под переднее сиденье.

Вокругоцепление. Сколько их! Бодрые полицейские сгоняют на обочину встречные машины, неожиданно появившиеся на этом, еще минуту назад пустынном шоссе.

Потомдлинный коридор и длинная комната в конце, вполне приличная для официальных переговоров. Антураж соответствующий, за столом хватит места для десятка делегаций. Наручники сняты, но все равно не шевельнуться. Держат плотно, хотя и вежливо. Открывается дверь, и появляется консулнеистребимым официальным холодком веет от его костюма, на лице не прочтешь ничего, в глазах, сколько в них ни смотри, только себя и увидишь.

«При изъятии тайника советский дипломат деятельность, несовместимая со статусом международные нормы решительный протест двадцать четыре часа».  «Я доложу своему руководству».

И только теперь, вдругкак ожог: на столе, где разложены доказательства,  вывернутый бумажник, водительские права, ключи, дипломатическая карточка, видеокассета, зафиксировавшая момент задержания,  банка из-под пепси-колы. Но это другая банка, абсолютно целая, на ней ни вмятины. Впрочем, теперь такие мелочи уже не имеют значения.

У самой двери «восторженный» возвращает документы и ключи: «Привет!»действительно, акцента нет вовсе.

Двадцать четыре часаэто кое-как собраться; вещи встают на дыбы, чемодан не желает закрываться. Таня молчит, она изо всех сил старается помочь и молчанием своим, и взглядом, глаза у неена пол-лица, из-за них когда-то и влюбился. «Ничего, все будет в порядке»,  говорят эти глаза. «Да, конечно, да. Слава Богу, что все кончилось. Она не понимает, что для меня это действительно конец. Ощущение такое,  теперь-то сознание фиксирует его как положено,  будто тебя перерубили пополам».

 Там кто-то стучит, пойди посмотри.

Это Мишка, действительно свой среди остальных номинальных своих.

 Собрались?  он по-хозяйски обходит углы, прикидывая количество мест багажа. Не ровен час и ему так же под зад коленом. Спецслужбы с нами после восемьдесят пятого не шибко церемонятся, а потому чужой опыт тоже опыт. Может быть, даже полезнее собственного, тем более такой.

 Старик, пришла шифровка, наши свинтили в Москве ихнего второго секретаря, значит, просто рокировка.  Мишка лезет в карман, достает сигареты и лихим щелчком посылает одну в рот. На всегда хитрой мордегримаса сочувствия. Но сочувствия искреннего.  Только почему именно ты?.. Хотя, впрочем Слушай, этот обкомовский сынок, твой шеф, вторые сутки мучается медвежьей болезнью.  Мишка с трудом подбирает слова. Дело пустое. Можно сказать, зряшное. Олег почти наверняка знает все, что тот хочет выразить в звуке. Если не пуд соли, то уж ведерко они за это время точно съели на пару.  Я ничего не хочу сказать, но он тут, случаем, не поучаствовал ли? Ты ведь не должен был никуда ехать, ты не работал с агентом. Это он тебя попросил?..

Олег кивает, пытаясь совладать с непокорным чемоданом.

Даже если бы не просил, все равно пришлось бы поехатьпо ненавязчивому приказу: таким перспективным с пеленок работникам приказано помогать всем личным составом. Сколько лет прошло, а отпрысков партийных дворян, словно во времена Екатерины, зачисляют в Гвардию, или что там от нее осталось, с младых ногтей.

 Ты большому шефу сказал?  Мишка пускает кольцо дыма.

 Что шефу какой-то старатель без роду, без племени?! У шефа заботы покруче: папашу московского не обидеть, оболтуса его сохранить да свой срок спокойно досидеть. Зачем шефу лишние круги по воде?  сопит Олег.  Ему сейчас отписываться и отписываться

 Ты ничего ему не сказал?!

 Раньше надо было говорить. Теперь какая разница? Будем считать, что просто так звезды встали или карта такая выпалавыбирай что хочешь. Права качатьсебе дороже

На экране телевизора новости. Дикторы, наперебой демонстрируя улыбки, рассказывают о последних событиях в мире. Розовой маской лежит грим, отчего лица приобретают оштукатуренный вид. Калейдоскоп событий обрушивается на головы обывателей. В череде свежих катаклизмов, светских раутов и политических заморочек на экране появляются полицейские машины, вертолет с верхней точки фиксирует события минувших суток на том злополучном шоссе. А вот и Олег собственной персоной. Вид помятый, но ничего

 Звезда экранасоветский разведчик в дипломатической шкуре,  комментирует Мишка.  Как разведчик разведчику скажу: а ты ничего Я бы так не смог. Смотри, а морда-то, морда

 Кирпича просит?

 Да нет, нормально. Только наглая больно.

 Как учили. Ах, мать его!  Колено снова срывается с крышки чемодана, отчего она вскидывается, как катапульта, и сбрасывает Олега на пол.

 Черт!  он пинает строптивый «чумадан» ногой.  Пропади ты пропадом!  Потом делает глубокий вдох и снова начинает борьбу с крышкой.

 Помочь?  Мишка сочувственно созерцает эту захватывающую своим драматизмом схватку.

 Обойдусь.  Олег сопит и, навалившись всем своим отнюдь не хилым телом, застегивает-таки замки.  Теперь бы только в таможне не открывать.

 А ты скотч возьми,  советует Мишка. Старый прием: когда чемодан, легкомысленно вскрытый бдительными таможенниками, уже просто невозможно закрыть, его заматывают скотчем.

 Ну, вот и все!  Олег озирается по сторонам. «Ничего не забыл?» Пустые, так и не обжитые за эти несколько месяцев углы квартиры. Обрывки газет, веревок, куски пенопласта.