Трясущимися руками я разворачиваю нижнюю часть листа, где написано одно только слово: «Пиноккио».
11
Из-за нервного истощения ночь пролетает так быстро, что я даже толком не успеваю отдохнуть. Беспокойно ворочаясь в темноте, только под утро я наконец проваливаюсь в тягучий сон, из которого меня выдёргивает пронзительная трель. Я по привычке тянусь к телефону, уверенная в том, что это звонит Мэтью, желая отвертеться от своих отцовских обязанностей. Две субботы подряд для него это слишком. После того, как он съехал отсюда и начал новую жизнь с этой облезлой кошкой, его мысли заняты чем угодно, только не выполнением своих родительских обязанностей. С моих губ готова сорваться добрая порция ругательств, однако трубка молчит. Звенящая тишина вокруг помогает унять разгневанное эго. Лениво зеваю. Мои глаза всё ещё закрыты, а противная слабость в теле буквально кричит: «Не просыпайся!». Я падаю лицом в подушку, ощущая лёгкие нотки своего же парфюма. Перед глазами начинает медленно вращаться звёздное небо, затягивая меня в свой омут. Бескрайняя пустота обволакивает меня, точно укутывает таинственным покрывалом. Я отрываюсь от реальности, теряя способность двигаться, думать, ощущать, но я слышу чьё-то монотонное бормотание. Глухой бесцветный голос пробивается ко мне, словно назойливая муха. Я хочу отмахнуться, но, стоит мне пошевелить рукой, как магия сна бесследно исчезает. От резкого пробуждения у меня начинает гудеть голова. Морщу лоб, тяжело размыкая глаза до размера узких щёлок. Комната залита солнечным светом, это раздражает, возможно, даже больше чем назойливое бормотание где-то в комнате.
Патрик! взволнованно зову я, вскакивая с кровати.
От резкого подъёма у меня темнеет в глазах, и, прежде чем выйти из комнаты, я прислоняюсь к стене и делаю глубокий вдох. Доктор Дюбуа, выписывая меня из больницы, предупреждал о таких сюрпризах. Но в моём случае фраза «предупреждён, значит вооружен» совершенно бесполезна. Я учусь только на своих ошибках, если вообще поддаюсь обучению.
Рывком открываю дверь и тут же натыкаюсь на сына. Он стоит посреди комнаты и прижимает к уху телефонную трубку. Вероятно, он не был готов к моему эффектному появлению, потому как от неожиданности не только вздрогнул, но и резко замолчал. Поспешно натягиваю на лицо виноватую улыбку и, приглаживая взлохмаченные ото сна волосы, тихонько спрашиваю:
Кто это?
Папа, отвечает Патрик, и прежде, чем он возобновляет своё общение с блудным родителем, мы успеваем обменяться красноречивыми взглядами. Патрик горд и счастлив тем, что отец про него не забыл. А я едва ли мне удаётся скрыть своё раздражение.
Широко зевая, шлёпаю босыми ногами на кухню, недовольно выковыривая из уголков глаз остатки сна. Тяжело вздыхаю, отправляя в кофеварку полную ложку кофе.
Ты поднимешься? долетает вопрос Патрика, и меня словно бьёт током.
Взволнованно таращу глаза, всем своим существом обращаясь в слух. Мэтью не переступал порога этой квартиры с тех пока, как собрал чемоданы и ушёл. И он не был готов пренебречь этим решением ни тогда, когда Патрик с высокой температурой неделю лежал дома, ни позже, когда у меня случился нервный срыв и я перешла от пустых угроз к активным действиям. Даже из больницы после аварии меня забирала Рейчел. Однако, несмотря на это, Мэтью часто виделся с Патриком и регулярно угрожал мне полной опекой над сыном. Но для того, чтобы он захотел нарушить установленное им же негласное правило, должны быть веские причины. Неизвестность сводит с ума. Напряжение в комнате становится осязаемым. Я перестаю дышать.
Хорошо, я сейчас оденусь и спущусь, внезапно говорит Патрик, заканчивая разговор.
«Ложная тревога», кричит мой мозг, и я с облегчением вздыхаю.
Когда за Патриком закрывается дверь, я подхожу к окну и украдкой наблюдаю за своими мужчинами. Мэтью треплет золотистые волосы сына, и я вижу, как они улыбаются, крепко взявшись за руки. Шум улицы уносит прочь их голоса и радостный смех, но мне не нужно быть рядом, чтобы продолжать чувствовать нас семьёй. Да, Мэтью предал меня. Обманул. Но даже сейчас, глядя на него с высоты четвёртого этажа, я чувствую, как моё сердце щемит от радости. Я всё ещё люблю его. И я верю в нас. Всё, что нужно, это немного терпения. А я умею ждать.
Красный «Чероки» Мэтью плавно выезжает с парковки, вливаясь в общий поток машин, и вскоре исчезает за поворотом, зарождая в душе странное чувство тревоги.
***
Я с силой толкаю тяжёлую деревянную дверь. Она протяжно скрипит, открывая передо мной чёрный квадрат. Робкие шаги уверенно ведут меня к цели. Я иду, ориентируясь на сдавленное мычание. Я знаю: она здесь, и она меня ждёт. Над ней висит тусклая лампа. Этого достаточно, чтобы заметить глубину её синих глаз. Я опускаюсь перед ней на колени. Я хочу быть ближе к ней, хочу прикоснуться к ней, но это не моя рука. Неведомая сила оттягивает меня назад. Я наблюдатель. Крепкий мускулистый мужчина стоит ко мне спиной. Его голое тело напряжено, влажные тёмные волосы взлохмачены. Он издает непонятный звук, похожий на рык. Кажется, они меня не видят, и только тигр на его плече разъярённо скалится. Он единственный чувствует моё вторжение. Блондинка блаженно стонет, выгибая спину. Я подбегаю к ним. Я хочу быть замеченной. Ещё один твердый шаг вперёд и невидимая сила бьёт меня прямо в нос. Вскрикиваю от адской боли, открывая глаза. Я стою на пороге своей квартиры. И моим противником в непостижимой схватке стала входная дверь. Морщась, растираю нос пальцами, оглядываясь вокруг. Куда это я собралась? А может быть, я только вернулась?
Я всё ещё чувствую специфический запах подвала и, кажется, даже слышу сладостные стоны. Смотрю в глазок. Я не вижу ни голого соседа, ни блондинки. Никого. Оборачиваюсь назад. Холодная пустота дышит на меня из знакомого периметра комнаты. Что, чёрт возьми, происходит?
Патрик! зову я. Ты дома?
Тишина. Необъяснимое чувство тревоги удушливой волной поднимается к горлу. Задыхаясь, я влетаю в комнату к сыну. Его нигде нет. Смотрю на время. Может быть, он ещё в школе? Нет. Сегодня суббота. Пытаюсь вспомнить, что было утром, может быть, он с отцом. Эта мысль кажется нелепой и всё-таки это единственное, что у меня есть. Я хватаюсь за эту возможность, как за соломинку. Возвращаюсь в гостиную и трясущимися руками набираю номер Мэтью.
Патрик с тобой? кричу я в трубку.
А где ещё ему быть? Конечно, со мной, щетинится Мэтью.
Голова идёт кругом. А напряжение и страх молниеносно сменяются дикой слабостью. Я буквально падаю на диван, прикладывая к груди руку. Бешеный сердечный ритм единственное, что напоминает о том ужасе, который я только что испытала.
Завязывала бы ты уже пить! едко замечает Мэтью, и я нажимаю отбой, не прощаясь.
В закладках у меня сохранено несколько статей о пропавших девушках. И я точно знаю, какая из них мне нужна. Только на этот раз я быстро прокручиваю текст журналиста, сегодня для меня имеет значение только то, что написали читатели. А именно один конкретный комментарий от пользователя lost77.
Я нажимаю на ник, но ничего не происходит. Для того, чтобы оставлять комментарии под статьёй, не нужно проходить регистрации. Сайт гарантирует анонимность для своих пользователей, и похоже, добросовестно выполняет свои обязательства. Что ж, так даже лучше.
Нажимаю на кнопку «Ответить», и во всплывающем окошке начинаю печатать текст.
«Добрый день», пишу я, и тут же стучу по клавиатуре, стирая букву за буквой.
Сжимаю кулаки, потирая онемевшие от волнения кончики пальцев, при этом не свожу глаз с окошка с призывно мигающим курсором. Боязнь чистого листа самая распространённая напасть среди писателей. О том, как тяжело даётся начало книги, я слышала не раз, причём не только от писателей, чьи рукописи ежедневно ложились ко мне на стол, но и от Гарольда. Я никогда не разделяла этого мнения, потому как трудностей по этому поводу не испытывала ни когда писала рецензии, ни когда взялась писать свою первую и единственную книгу. Хотя, возможно, именно самоуверенность и помешала мне осуществить мечту.
Горестное воспоминание жгучим уколом жалит грудь. Тяжело вздыхаю и снова опускаю руки на клавиатуру. Чистый лист меня не страшил прежде, не испугаюсь я его и теперь.