Лора? мелькнуло на мутноватом экране обеспокоенное и удивлённое светлое лицо. На фоне мужского голоса громко шумели тренажёры спортивного зала.
Привет, Ашер. Я не мешаю? она с извинением улыбнулась, чувствуя, как от одного взгляда серых глаз немного разжались тиски беспокойства в груди.
Ты не можешь мешать, бродяга, однако Ашер быстро удалялся из зала в сторону раздевалки, судя по мелькающему за ним фону. Но звонок неожиданный. Что стряслось?
У меня обязательно должно что-то стрястись, чтобы я тебе набрала? на риторический вопрос он только снисходительно усмехнулся, тыльной стороной ладони стёр пот с высокого лба и отбросил назад мокрую светлую прядь. Чёрт, да. Ко мне сегодня приходил полицай. Из криминалов.
Бродяга, тебя что, хотят арестовать? Говорил же, дерьмовая это идея с твоими гаданиями
Нет. Он скорее Расследует какое-то левое дело, а я оказалась связующим звеном между двумя жертвами. Везучая на всю голову, как всегда, Лора сделала как можно более безмятежную мордашку, но Ашер был одним из двух людей во всём мире, которые знали её слишком хорошо, чтобы повестись на ложь.
Тебе не стоит тереться рядом с полицией, ты же понимаешь? он чуть понизил голос, уже прозвучавший без эхо, и Лора поняла, что они остались тет-а-тет. Слабо кивнула на его очевидный вопрос. Слушай, он же тебя не арестовал, не запретил выезд из города?
Нет. Просил о сотрудничестве, только и всего.
Пошёл бы он на хер, бескомпромиссно выплюнул Ашер, не скрывая своего презрения к силовым структурам. Кажется, ты слегка засиделась. Не хочешь устроить себе каникулы в Ганновере месяца так на два? А потом махнём в Польшу. И пусть этот твой коп кротом роет землю, он точно не станет парить голову из-за случайной свидетельницы.
Лора знала, что предложение будет именно таким. Бродягебродячая жизнь, новый переезд. Будто её тараканьи бега из города в город на протяжении восьми лет не вынужденные, а по личному удовольствию. Но иногда просто устаёшь постоянно бежать, тем более что тревожных звоночков от преследователей не было уже давно. Ни разу за год, если точнее. И Лора пребывала до этого дня в таком спокойствии, какое в её жизни случалось не часто.
«Каникулы в Ганновере» звучало неплохо, если не думать о том, что за этими словами скрывалось очередное мягкое предложение сожительствовать с бывшим агентом ФБР. Только он мог упрямо звать полицию «копами», на свой американский манер. Хотя в его чистом немецком никогда не было ни следа акцента.
Нет. Все эти «каникулы» из тренировок, заканчивающиеся совместными пьянками, дружеским сексом без обязательств, посиделками с кальяном, а потом новым пониманием, что они друг для друга всегда будут книгами с кучей намертво склеенных страницпройденный этап. Им могло быть хорошо, по-дружески приятно, но всегда наступал момент, когда бродяга вновь уходила в сторону. Ашер итак достиг всех возможных пределов доверия, которое только она могла ощутить к мужчине.
Я должна справиться сама, Ашер, упрямо вздёрнула Лора подбородок, приводя себя к этим мыслям. Он не угрожал лично мне. А станетя умею за себя постоять, ты знаешь.
Знаю. И знаю, что если ты во что-то упёрлась, то переубеждать бесполезно, вздохнул Ашер и устало потёр глаза, явно соображая. Так. Слушай. Во-первых, будет просто прекрасно, если он не станет копать твою биографию и не нароет твоё прежнее имя.
Даже если нароет: никакого криминала в смене имени нет, мы не в средние века живём, торопливо добавила Лора. Она и сама успела об этом задуматься.
А во-вторых, не отреагировав на её замечание, хмуро продолжил Ашер, убери из дома малыша Сива.
Не могу. Я без него не чувствую себя в безопасности, Лора похолодела, лишь представив, что маленький револьвер «S&W» исчезнет из прикроватной тумбы. Её последнее средство от любого посягательства, если вдруг откажут кулаки и ноги. Лучший подарок, какой только мог сделать Ашер на её двадцать третий день рождения. И плевать где он его достал.
Тогда готовься придумать складную историю, откуда он у тебя. Пойми, от сотрудничества с полицаями до наручниковполшага. Уж я-то знаю, невесело усмехнулся Ашер, намекая на свою работу в спецслужбах США.
Отбрешусь. Наплету что-нибудь слезливое, отмахнулась Лора. Это меньшая из проблем.
«Шаттен на твою слезливость не повёлся ни секунды», пронеслось в голове опасное понимание, и, видимо, этот страх всё же отразился в её больших корично-карих глазах.
Не дрейфь, бродяга. Если станет жарко гореть под твоей хорошенькой попкой, мой дом всегда для тебя открыт, а до Ганновера максимум три часа на автобусе, поспешил успокоить её Ашер, и от этого впрямь стало чуточку легче. Всегда хорошо, если есть запасной план.
Спасибо, от души поблагодарила Лора. Ты настоящий ковбой, готовый спасти бедную деву из лап злодея.
Всегда к вашим услугам, мисс, шутливо козырнул он ей, вызвав невольную улыбку.
Внутри здорово теплело и, что называется, отлегло. Перебросившись со старым другом ещё парой ничего не значащих дежурных фраз, Лора отключилась и несколько минут тупо пялилась в потухший экран без единой мысли. Плюхала в ванной вода, а из окна кухни доносились крики со стадиона через дорогу. Всё как всегда, только одно не ясно: какого чёрта делать дальше?
Глава 2. Раф и круассан
Бам! Хруст. Сдавленный стон. Из-за двери допросной доносились самые многозначительные звуки, а Рик покорно ждал у стены, сложив руки на груди. Он не одобрял методов директора Беккера, более того, презирал такой способ выдавливать правду из подозреваемых. Настоящий полицейский обязан добиваться признания вины нерушимыми фактами, доказательствами: именно этому Рик сам учил новоиспечённых стражей закона на протяжении четырёх лет, именно так правильно. Слышать сейчас, как за тонкой перегородкой кто-то нагло срёт на все эти принципы, было отвратительно. Внутренний перфекционист буквально выл, что нарушается нормальный, логичный и единственно приемлемый порядок вещей. От усилия, которое Рик прикладывал, чтобы не вмешиваться, под левой лопаткой уколола судорога, ушедшая болезненным спазмом до кончиков пальцев. В хорошо проветриваемом коридоре становилось душновато даже в тонкой серой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Привычно болталась на плечах кожаная чёрная кобура: он буквально только что приехал, снова простояв в пробках добрую часть утра, и ещё не успел снять табельное в своём крохотном кабинете. Да и не любил он расставаться с верным девяносто девятым «Вальтером».
Дверь отворилась. Из допросной вышел Беккер, тяжело дыша и сияя лысиной в свете ламп коридора. Небрежно вытирая руки от крови платком в крупный розовый цветочек, он с удивлением поймал осуждающий взгляд Рика.
Шаттен? Чего тебе? он захлопнул за собой дверь, потому как за его спиной кто-то тихо простонал. Одутловатое лицо буквально светилось удовольствием только что причинённой боли, на высоком лбу выступили бисеринки пота. Рубашка Беккера была взмокшей, а добротное брюшко висело над ремнём, как холм, под которым безвременно скончался солдат. На ум приходила ассоциация с большим мультяшным жуком в тесных штанишках.
Доброе утро, директор Беккер, как можно более невозмутимо и не выдавая своей неприязни, поприветствовал его Рик. Я по делу о тех иммигрантах.
Мигранты-шмигранты, Беккер сморщился, оттирая с костяшек последние красные капли. Поднёс руку к носу, с сомнением нюхнул пальцы и слегка просветлел, словно запах крови прибавил очков настроению. Но это не помешало блёклым рыбьим глазам бросить на Рика снисходительный взгляд: И чего ты с ними носишься? Достали они меня. Вот уже у меня где эти понаехавшие и изгадившие страну дикари! он многозначительно поднёс ладонь к горлу: Серьёзно, Шаттен, неужели тебя не коробит, когда от нас требуют зачёркивать в протоколах слова «грёбанные охреневшие иммигранты» и писать «жители вольного города Гамбурга»?
Моё личное отношение не имеет значения, директор Беккер. У меня есть обязанности, а эти пропавшие людите самые «жители вольного города», у которых тоже есть права, пожал плечами Рик.
Какая разница, что думал слуга закона, если его единственная задачаподдержание порядка, легендарного немецкого качества жизни для всех без исключения. Эмоциилишняя деталь, не подходящая в конструктор этого выбора. Его одновременно и поражало, и раздражало, что такие вещи нужно объяснять человеку, который выше на добрый пяток рангов. Он покрутил старые стальные часы на запястье: энергия и злость потихоньку закипали внутри, грозя вылиться в нечто, недостойное звания комиссара.