Ее отец владеет, наверное, половиной штата Южная Каролина. Барби всю жизнь обожала яхты. И у неё была уникальная возможность обеспечить себе жизнь, делая две вещи, которые она любит больше всего на свете ходить под парусом и трахаться. А она всё испортила. Не могу этого понять. Мы были в море пять дней, а казалось, что всё это продолжалось целый месяц. Это это нечто. Если ты увидишь, как «Красавица» входит в гавань, никогда ни о чём не догадаешься. Девушки ведут себя как команда, которая готовится к Олимпийским играм. Ловкие, стройные, загорелые и чистые.
XIX
В воскресенье Лиза согласилась организовать свой телефонный разговор так, чтобы я мог слышать, что говорят обе стороны. Она заказала разговор из коттеджа. Нам пришлось довольно долго ждать, пока не удалось наконец соединиться со Штатами. Я сидел рядом с ней; она держала трубку так, чтобы нам обоим всё было слышно.
Мы услышали лживый, нервный голос Гарри:
Мэри, дорогая? Это ты?
Да, дорогой. Ты меня слышишь?
Говори громче. Кажется, что ты находишься в миллионе миль от меня, милая. Откуда ты звонишь? Я ужасно беспокоился.
Оставалось только надеяться, что для секретарши голос Гарри звучал более убедительно, чем для меня. Лиза следовала заранее заготовленному сценарию: она попросила Гарри, чтобы он сообщил Холли Дреснер, что с ней всё в порядке, сказала, что не хотела, чтобы Гарри разыскал туристическое агентство, услугами которого она воспользовалась. «Семь морей», в Хэллендейле. Миссис Ди Анджело была так любезна
Ты собираешься возвращаться домой?
Да, Гарри. Мне кажетсяэто будет правильным решением.
И я так считаю. Когда, дорогая? Когда ты будешь дома?
У меня заказан билет на третье мая. Только не надо меня встречать. Я ещё ничего окончательно не решила. Кроме того, в аэропорту осталась моя машина. Кстати, не беспокойся о деньгах. Завтра я пошлю телеграмму мистеру Уиллоу, чтобы он перевел необходимую сумму на твой счет, дорогой.
Я уже начал волноваться.
Могу себе представить. Наверное, мне хотелось, чтобы ты немного посуетился.
Они продолжали в таком духе ещё некоторое время, пока Лиза не повесила трубку. Потом она как-то странно посмотрела на меня и вытерла капельки пота со лба и шеи:
Мне ужасно не по себе. На месте Мэри я наверняка не дала бы денег этому сукину сыну. По правде говоря, я не вижу особенного смысла в этом телефонном звонке.
Его секретарша будет хорошим свидетелем. С Мэри Бролл всё в порядке, она жива и здорова и находится на Гренаде, вернется домой третьего мая. Секретарша скажет, что она взяла трубку, когда миссис Бролл позвонила своему мужу. Скорее всего, Гарри попросит секретаршу соединить его с миссис Дреснер и позаботится о том, чтобы она услышала, как он передает миссис Дреснер слова Мэри.
Я думаю, мне больше не стоит посылать ей открытки. Если бы в этом была необходимость, Пол сообщил бы мне. Он считает, что теперь всё в порядке.
Ну, если тебе нравится убивать людей, тогда действительно всё в порядке.
Все это так дико. Я всё время думаю о том, что ты мне говорил, Гэв: что для него убить менясамое разумное. Только я никак не могу в это поверить. Мы ведь из одного города. Мы одна семья. Мне всё время снится один и тот же сон: он стоит и смотрит, как я сплю, а я на незаметно открываю глаза и вижу, что на самом деле он на меня не смотрит, он повернулся в другую сторону, и на нем маска, в точности повторяющая лицо, только она надета на затылок. Он всего лишь делает вид, что наблюдает за мной, а на самом деле смотрит на что-то, чего я видеть не могу. Когда просыпаюсь, я вся дрожу.
Ждать осталось совсем недолго, Лиза. После того как ты завтра пошлешь телеграмму Уиллоу, ты станешь не нужна Полу.
Держись поближе ко мне, ладно?
Я успокоил её. Я не позволю этому мерзавцу добраться до неё. С ней всё будет в порядке.
Несомненно.
XX
Солнце ещё не поднялось из-за зеленых гор, когда я проснулся ранним утром в понедельник. Я поплавал в море, отлив всё ещё продолжался. Перед тем, как пойти позавтракать, я принял душ. К этому моменту, конечно, Пол уже успел обнаружить, что теперь я стал его первоочередной проблемой. Обычно я очень хорошо реагирую на подобные сюрпризы. Какое-то странное чувство, которое невозможно описать, дает мне несколько необходимых секунд, позволяющих справляться с любыми неожиданностями.
Я не знаю, где он прятался. В саду было много подходящих мест. Он мог спрятаться и где-нибудь в гостиной. Он хорошо подготовился. Увидел, что я пошел на пляж, и незаметно перелез через стену. Я, конечно, запер ворота, но дверь оставил открытой. Он вполне мог предположить, что я вернусь принять душ и у меня не будет причины закрывать дверь ванной. Включаешь воду, крутишь ручки, пока с шумом падающая вниз вода не достигнет нужной температуры, и встаешь под душ. В этот момент ты совершенно беспомощен, а шум воды перекрывает все остальные звуки.
Когда вода достигла нужной температуры, у меня в затылке что-то взорвалось и я, вращаясь, полетел в пропасть, а вокруг вспыхивал слепящий белый свет.
Я знал, чем он, скорее всего, воспользовался. К тому же я сильно облегчил ему задачу. Несколько дней назад я подобрал в полосе прибоя корягу. Она была твердой, как железо, палка, отполированная морем.
Мозгэто нежное серое желе, окруженное со всех сторон мембраной, пронизанное целыми милями кровеносных сосудов, тоненьких, как ниточки. Серое желе состоит из нескольких триллионов клеток, которые испускают очень слабые электрические разряды. Весь этот влажный, невероятно сложный шар заключен в кость, покрытую тонким слоем кожи и массой волос, обеспечивающих некоторую защиту от удара. Как и другие органы тела, мозг имеет систему защиты. Клетки мозга умирают со скоростью, зависящей от того, какой образ жизни вы ведете, причем они не восстанавливаются. Однако на ваш век их должно хватить. Если в результате удара погибнут все клетки правой полусферы, отвечающей за связь с внешним миром, слух, способность разговаривать, читать и писать, существуют достаточно высокие шансы, что находящиеся в покое клетки левой полусферы активизируются и возьмут на себя новые функции.
Если взять дубинку и со всего размаху трахнуть по правой половинке черепаа именно туда придется удар, если его наносит правшас такой силой, что всё это чудесное серое желе как следует тряхнет, то на некоторое время мозг вообще перестанет функционировать, а потом будет работать лишь частично, что может продолжаться вплоть до самой смерти. А если возникнет кровотечение и кость начнет давить на желе, то жить останется совсем недолго.
Даже если и произойдет полное выздоровление, что маловероятно, пройдет немало времени, прежде чем вы сможете восстановить обрывочные воспоминания о времени, непосредственно предшествующем удару. В любом случае воспоминания не будут полными и безупречными. Бросьте стереофоническую систему под грузовиквряд она станет играть после этого, и даже после починки останется немного надежд на идеальное звучание. Забудьте о той чепухе, которую показывают в телесериалах: крепкий парень, которого только что стукнули по башке и вышвырнули из идущей на полной скорости машины, приходит в себя в карете скорой помощи и моментально соображает, что похититель был левшой-альбиносом, потому что маленькая Милли положила свою бутылочку с таблетками слева от конца пирса.
Если человек приходит в себя в карете скорой помощи, у него возникают серьезные проблемы, когда он пытается вспомнить, как его зовут, он не может понять, почему у него двоится в глазах, отчаянно шумит в ушах и его всё время тошнит.
Восстановить по обрывкам воспоминаний истинный порядок событий тоже непростая задача.
Вот один из фрагментов. Лежу на левом боку, свернувшись в клубочек в тесной, подпрыгивающей клетке. Очень жарко. Какая-то материя, пропитанная потом; прилипла к моему телу. Что-то шершавое под левой щекой. Рук я не чувствую. Скрежещет мотор. Откуда-то доносится тонкий, скулящий женский плач. Чернота.
А вот другой фрагмент. Меня снова и снова подбрасывает, голова свисает вниз, что-то жесткое впивается в живот. Бедра кто-то или что-то держит. Может быть, это рука? Нужно быть очень здоровым сукиным сыном, чтобы просто нести меня, таким образом, но этотбежал! У меня начался сухой кашель, который перешел в рвоту, и меня немедленно бросили на песок. Кашляю, задыхаюсь, отплевываюсь, а потом медленно погружаюсь в серую пустоту.
Были и менее четкие воспоминания. Одни казались более реальными, другие скорее походили на сон. Мозг пытался воспринять окружающий мир, рассортировать детали, отчего и возникали странные сны.
Затем последовал более подробный кошмар, который продолжался так долго, что мозг сумел разобраться в нем и отличить настоящие детали от фантастических. Я медленно пришел в себя. Оказалось, что я сижу на песке, опираясь спиной на нечто напоминающее ствол дерева. Мои руки связаны за спиной. Я попытался пошевелить ими, но не смог. После нескольких неудачных попыток я понял, что не чувствую пальцев.
Нейлоновый шнур крепко связывал мои щиколотки. Он был стянут так туго, что глубоко врезался в кожу. Ступни распухли. Мои колени широко расставлены. Только тут, к собственному удивлению, я обнаружил, что между моих ног прямо из песка поднимается ствол тропической пальмы.
Прошло некоторое время, прежде чем я начал понимать, что происходит. Маловероятно, чтобы я находился здесь так долго, что за это время успело вырасти дерево. Кажется, деревья растут медленно. Очень медленно. Мой ноги распухли и покраснели. Развязать шнур? Вряд ли это возможноя не мог даже пошевелить плечами, а рук и вовсе не чувствовал. Убрать дерево? Никакой возможности. Я медленно, очень медленно, повернул голову налево. Оказалось, я сижу в тени. Чуть подальше, под стоящим в зените солнцем сверкал песок. Синие волны накатывались на берег, с шипением бежали по песку, а потом откатывались назад. Так же медленно и осторожно я повернул голову в другую сторону и посмотрел направо.
На надувном голубом плотике; который я видел в бассейне Лизы, сидел человек. В руках он держал потрепанную коричневую корзинку из пальмовых веток и вплетал в неё новые. Он сидел, скрестив ноги, поглощенный своим занятием. У него были аккуратно подстриженные темные локоны, темные глаза и темные ресницы. И маленький, пухлый рот. На человеке были белые боксерские шорты. На груди, на золотой цепочке, висел крестик. Большие часы со странным циферблатом на браслете из нержавеющей стали украшали его запястье. Гладкие мышцы легко ходили под загорелой кожей. Он без всяких усилий поднялся на ноги и принялся рассматривать корзинку со всех сторон. Она получилась довольно грубой конической формы, объемом примерно в полбушеля. Откуда-то из глубин моего сознания всплыло имя, и я с трудом прохрипел;
Пол.
Он посмотрел на меня. Так человек смотрит на спустившееся колесо, которым он собирается заняться в самое ближайшее время. Причем не как владелец машины, а как работник станции обслуживания, прикидывая, сколько времени потребуется на то, чтобы закончить работу.
Я с трудом выжал из себя ещё одно слово:
Развяжи.
Он взглянул на свою только что законченную работу. Я не мог понять, почему он не хочет разговаривать со мной. Откуда-то из глубин моего сознания поднялся серый клубящийся туман, и мир снова померк
Меня кто-то тряс, пытаясь разбудить. Потом меня подняли и поставили на ноги. Я вновь вернулся в ослепительный мир. Оказалось, что я стою, опираясь спиной на ствол пальмы. Меня охватила слабость, кружилась голова. Посмотрев вниз, я увидел знакомый нейлоновый шнур, стягивающий мои щиколотки.
Пол отодвинул меня от дерева и повернул лицом к морю. Потом он медленно повел меня вперед, поддерживая под руку, чтобы я мог сохранять равновесие. Мне приходилось делать совсем маленькие шажки, ног я почти не чувствовал. Он вел меня вдоль пляжа. Теперь мы вышли из тени деревьев и оказались под жарким солнцем. Наконец он остановился и сказал:
Сядь.
Он помог мне усесться на влажный песок, так что коричневая корзина, починкой которой он так старательно занимался, оказалась прямо передо мной. Она стояла вверх дном на песке, как грубая клоунская шляпа. На песок набежала очередная волна и лизнула край корзинки и мою правую ногу.
Изящным жестом, словно открывая какую-то торжественную церемонию, Пол быстро поднял корзину. Это был настоящий волшебный фокус. Отсеченная голова Лизы стояла на песке, глядя в сторону моря. Фокусники любят подобные штуки. Он непринужденно стоял перед ней, а потом вытянул правую ногу и босыми пальцами с прилипшим к ним песком легко коснулся виска и медленно и осторожно повернул голову так, что она посмотрела на меня. Пол быстро и гортанно заговорил по-французски.
Лиза закатила пустые, безумные глаза, глаза, которые смотрели сквозь меня в какой-то далекий, иной мир, а потом широко раскрыла рот, издала пронзительный, хриплый крик, захлебнулась им, с трудом набрала в легкие воздуха и снова закричала.
Он наклонился, приподнял её голову за подбородок и негромко, почти ласково, словно успокаивая, заговорил с ней по-французски.
Новая волна набежала на песок, её пенный гребень накрыл лицо Лизы. Она захлебнулась и закашлялась. Пол мягким и нежным жестом отвел намокшие темные волосы с её лба, потрепал по щеке и сказал что-то ещё. Мне удалось узнать только последнее слово. Адью.
Потом он двинулся ко мне, и в этот момент я увидел, что на берег накатывает ещё одна волна, заметно большая, чем предыдущие. Лиза, казалось, тоже увидела её. Она зажмурилась и закрыла рот. Волна тяжело ударила меня в бедро, пробежала по песку ещё футов на шесть и откатилась назад, оставив небольшие холмики песка по обе стороны головы Лизы. Море перекинуло волосы так, что они закрыли лицо.
Пол легко поднял меня на ноги, повернул в сторону песчаного склона и подтолкнул вперед.
С колоссальным усилием я сумел произнести три слова:
Она не видит. Я имел в виду, что она не увидит, когда накатит следующая волна.
Не имеет значения, ответил он. Он хорошо говорил по-английски, но ему не удалось, как Лизе, полностью избавиться от франко-канадского акцента. Я заметил старую лодку и вспомнил, что мы уже были здесь с Лизой. Значит, она привела Пола в это уединенное место. Я увидел лопату с короткой рукояткой, воткнутую в сухой песок возле деревьев. С помощью этой лопаты ему не составило большого труда выкопать яму, в которую могла поместиться Лиза. С коленями, прижатыми к груди, и запястьями, привязанными к щиколоткам, она не должна была занять много места. За деревьями я заметил свой джип, который стоял на старой песчаной дорогепочти на том же месте, где я оставил его в тот день, когда мы ходили осматривать маяк.