Если только ты этого хочешь.
Тогда лучше промолчи. Сидя в тюрьме в последний раз, я освоил новую профессию. Вы же знаете, там всегда можно научиться чему-то новомуремонт кондиционеров, сухая химчистка Так вот, в последний раз я освоил профессию печатника.
Угу, откликнулся Дортмундер. Хочу сказать, это хорошо, что ты печатник.
Да только я не печатник, продолжил Куэрк. Я выхожу из тюрьмы, еду в типографию в северной части штата, неподалеку от того города, где живет мой кузен, рассчитывая, что смогу пожить у него. Он всегда следовал заповедям; это же полезнобыть рядом с таким человеком, брать с него пример. Но когда я прихожу в типографию и говорю: посмотрите, какой профессии обучил меня штат Нью-Йорк, мне отвечают, мол, так сейчас уже никто не работает, теперь мы используем компьютеры. Куэрк покачал головой. Система юстиции сама преступна, понимаете? Они тратят столько денег и времени, чтобы научить тебя профессии, которая канула в Лету!
Надо было учиться работать на компьютере, ввернул Келп.
Так вот, работу в типографии я получил, но только не печатника. Я грузчик, и когда привозят разные сорта бумаги, я езжу по территории на электрокаре-погрузчике, развожу ее куда положено. Но поскольку я перевоспитался, а это не та профессия, которой меня обучили, у меня нет ощущения, что я по-настоящему что-то делаю. Ни планирования, ни подготовки, ни осторожности. Чувствую себя не в своей тарелке. Жизнь моя лишилась стержня В результате я сплю отвратительно. А потом, не выспавшись, сажусь на электрокар и частенько едва не врезаюсь в стену.
Дортмундер очень даже хорошо его понимал. Людирабы привычек, и если ты теряешь привычку, которая для тебя важнаскажем, все время быть в бегах, это может привести к серьезному сбою в организме. Нарушению биоритмов. Отсюда и проблемы со сном. Да, вполне возможный расклад.
Дортмундер, Энди Келп и человек, которого звали Куэрк, посидели в молчании (под плюханье воды), обдумывая ситуацию Куэрка, удобно устроившись на стульях со спинками из металлической сетки, в центре Нью-Йорка, в августе, и это, разумеется, означало, что находились они совсем не в Нью-Йорке, не в настоящем Нью-Йорке, но в другом Нью-Йорке, августовском Нью-Йорке.
В августе все психоаналитики уезжают из Нью-Йорка, поэтому остальное население города выглядит более спокойным, менее зажатым. Опять же многих уехавших из города заменяют американские туристы в полиэстере пастельных тонов и зарубежные туристы в виниле и вельвете. Августовский Нью-Йоркчто большое стадо коров, неторопливых, толстых, тупых, понятия не имеющих, чего им нужно.
Вот и Дортмундер понятия не имел, что надо Куэрку. Знал лишь одноутром ему позвонил Келп, сказал, что есть человек, с которым им, возможно, стоит переговорить, поскольку ему вроде бы есть что сказать. А сослался этот человек на Гарри Мэтлока. Что ж, в прошлом Дортмундер работал с Гарри Мэтлоком и с напарником Мэтлока, Ральфом Демровски, но при последней встрече с Ральфомслучилось это во время короткой поездки в Лас-ВегасГарри не присутствовал. Да и потом, какой прок от ссылки на пусть и хорошего знакомца по прошествии долгого времени? Вот почему вклад Дортмундера в разговор ограничивался «угу».
И наконец, прервал Куэрк нескончаемое плюханье, я понял, что больше так не могу. Я подражаю моему кузену, иду по прямой и узкой тропе. Раз в месяц я езжу в город, который называется Гудзон, вижусь с женщиной-полицейским, которая надзирает за условно-досрочно освобожденными округа. И мне нечего скрывать. Как в таких обстоятельствах я могу говорить с должностным лицом, надзирающим за мной? Она бросает на меня подозрительные взгляды, и я знаю почему. Кроме правды, мне нечего ей сказать.
Да, тяжелое дело, поддакнул Келп.
Более чем. Куэрк покачал головой. Все это время я мог сорвать куш, прямо в типографии. Куш этот, можно сказать, валялся у меня под ногами, болтался перед глазами, а я не хотел его видеть, не хотел о нем знать, вел себя словно слепой, глухой и тупой.
Вот тут Дортмундер сдержаться не смог.
В типографии?
Да, конечно, я понимаю, кивнул Куэрк. Если выяснится, что действовал кто-то из своих, япервый кандидат на возвращение в камеру. Но все будет обставлено по-другому. Теперь голос Куэрка зазвучал очень серьезно. Единственный способ реализовать мой плансделать так, чтобы в типографии ни о чем не догадались. Если они сообразят, что к чему, мы ничего не заработаем.
Так ты говоришь об ограблении, подал голос Дортмундер.
Тихом ограблении, уточнил Куэрк. Без заложников, взрывов, без перестрелок. Вошли, вышли, и никто не знает, что произошло. Поверьте, мы сможем заработать на этом только в том случае, если о пропаже никто не узнает.
Угу, прокомментировал Дортмундер.
Тебе надо бы попробовать пастилки от кашля, посоветовал Куэрк. Но дело в том, что это классная работа, а меня уже тошнит от бессонницы. Так что, возможно, я на какое-то время махну рукой на перевоспитание. Но
Естественно, подал голос Келп, потому что без «но» никогда не обходилось.
Я не могу провернуть дело в одиночку. Эта работа не для одного человека. Я провел за решеткой шесть с половиной лет, перевоспитанным живу в северной части штата почти восемнадцать месяцев, так что, конечно же, выпал из обоймы. Попытался дозвониться до тех, кого знал, но все или сидят, или умерли, или исчезли. В конце концов сумел связаться с Гарри Мэтлоком, которого знал давным-давно, когда он работал с Ральфом Демровски, но теперь Гарри на пенсии.
Я и подумал, что он скорее всего на пенсии, вставил Дортмундер.
Куэрк кивнул.
Он сказал, что не перевоспитался, а ушел на пенсию. Это совсем другое. «Я не перевоспитался, сказал он мне, просто потерял хватку. Вот и ушел на пенсию».
В принципе одно и то же, заметил Келп.
Но достоинства больше, возразил Куэрк. Он назвал мне тебя, Энди Келпа, и теперь мы все здесь, приглядываемся друг к другу.
Точно, кивнул Келп. И что дальше?
Ну, я вас проверю, и если окажется, что вы
Что? Проверишь нас? удивился Дортмундер. Он-то думал, что проверкой предстоит заниматься им.
Естественно, отозвался Куэрк. Я же не хочу, чтобы мы принялись за дело, все шло как нельзя лучше, а потом вы бы удивили меня, показав полицейские жетоны.
Меня бы это точно удивило, хмыкнул Дортмундер.
Мы друг друга не знаем, продолжил Куэрк. Я называю Келпу несколько имен, он может проверить меня, и он называет мне несколько имен, я могу проверить его и тебя
Угу, не изменил себе Дортмундер.
Поэтому, после того как мы встретились здесь, мы проверим друг друга, и если решим, что все в порядке, я позвоню Энди, как и в этот раз, и ежели вы не будете возражать, сможем провести еще одну встречу.
Ты не сказал, что будем красть.
Совершенно верно. Куэрк огляделся. Не будете возражать, если я уйду первым? Вы все равно захотите поговорить обо мне за моей спиной.
Конечно, согласился Келп. Приятно было познакомиться с тобой, Кирби. Так он представлялся: Кирби Куэрк.
И мне тоже. Куэрк кивнул Дортмундеру. Мне нравится, как ты предпочитаешь советоваться с самим собой.
Э угу, ответил Дортмундер.
2
Если вы зайдете достаточно далеко в Вест-Сайд, даже в августе вам удастся найти бар без туристов, папоротников и меню и где лампы не будут слепить в глаза. В таком вот месте, в тот же день, только позже, Дортмундер и Келп сидели за кружкой пива в кабинке, отделанной черным пластиком, и шептались, тогда как бармен за стойкой читал «Дейли ньюс», а трое других клиентов, сидящих поодиночке, общались сами с собой.
Не знаю, что и подумать об этом парне, прошептал Дортмундер.
Вроде нормальный. Келп пожал плечами. То есть история достоверная. Перевоспитание и все такое
Но он очень нервный, прошептал Дортмундер.
Да, конечно. Он же нас не знает.
Он не сказал, что именно нужно украсть.
Это логично, Джон.
Он живет в северной части штата. Где именно? Где находится типография? Он лишь говорит, что ежемесячно ездит в какое-то место, называемое Гудзон, где отмечается у контролирующего сотрудника полиции.
Келп кивнул.