Богдан крутил в голове эти мысли по-всякому, чтобы хоть как-то приладиться к ним, свыкнуться и смириться. Но занимало его не только этоАндрей до сих пор не вернулся. Почти час, как он ушел во флигель и до сих пор ни весточки! Что же такое отец рассказал ему? Богдан мысленно перебрал представленные в статье варианты возможного прошлого брата, к сожалению, все указывало на то, что именно его историю не затрагивали в газете. Дверь в комнату приоткрылась, прервав мысли Богдана, и Андрей, подобно тени, проник внутрь. Он небрежно стянул брюки, рубашку швырнул на стул, рухнул на постель и зарылся лицом в подушку. Богдан свесился вниз и прошептал:
Андрей, как ты там?
Андрей промычал что-то неразборчивое и больше не издал ни звука.
18
Марина чувствовала себя прескверно. Она вертелась с боку на бок, долго не могла уснуть и все прокручивала в голове рассказ отца. Мысли лезли бессвязные, обрывочные и тусклые, ни на одной из них девочка не могла долго задержаться, впрочем, вовсе не мысли мешали уснуть, а странное тяжелое чувство стыда. Марине было стыдно за себя, за то, что произошло с ней! Ей было стыдно перед родными, братьями и сестрами; она ощущала себя бесчестной обманщицей, лгунишкой, самозванкой, которой не место в обществе и в их большой семье! Казалось, что всем своим существом она нарушает равновесие вселенной; она вдруг почувствовала себя виноватой, хотя даже не понимала в чем именно. Марина осознавала, что все это пустое, и вовсе ей не чего стыдиться, и вины нет ни в чем, но чувства упорно твердили свое. На утро не случилось никаких изменений и ей пришлось выйти к завтраку, как ей казалось, с дымящимся клеймом позора на лбу. Она вела себя тихо, прятала взгляд и старалась не привлекать внимания, лишь бы только никто не заметил ее рваной расковырянной раны! Марине казалось, что все ее страдания на виду. Казалось, что от нее смердит болью, что она испаряет страдания с поверхности кожи! Пока Марина шла по улице или была в школе не меньше сотни людей смотрели на нее и, как ей казалось, видели ее разбитую душу, жуткие следы прошлого. В мгновение растерялась былая бойкость и самоуверенность, поник румянец. Даже голос стал тонким и несмелым, с нотками мучения. Изменилось все: люди стали видеться в новом свете, звуки слышались на новый лад, краски и тени переплелись в неузнаваемые пятна, словно солнце вздумало вставать с другой стороны. Все перевернулось с ног на голову. Эти неожиданные перемены обескураживали. Марина уже не знала, что за люди перед ней, как с ними разговаривать, как себя вести; она больше ничего не знала о себе и не узнавала себя. Ей казалось, что громкая смелая девочка, которой она была, исчезла. Что это пережиток прошлого, беспечное детствовсе ушло, а вот что же осталось и кто она теперь, пока не ясно. Ей хотелось вернуть себя обратно, но что-то подсказывало, что эта потеря безвозвратна. Марина запуталась . Ее затянула вязкая паутина меланхолии. Как и всякий ребенок, она быстро уверилась, что это навсегда, что отныне и впредь не видать ей хорошего настроения, что будет она до скончания века продираться сквозь переплет своих чувств и страданий без надежды на свет, что привыкнет к этому когда-нибудь и, не ропща, заживет уже взрослой жизнью. И казалось ей, что так и должно быть, что это по справедливости с ней происходит, ведь столько она жила в сладком неведении, что теперь пора отдавать дань жизни и принять судьбу лесного найденыша. Так, в скомканных чувствах, прошло несколько дней. Мир продолжал пестреть искаженными образами и выворачиваться наизнанку, Марина догадалась, что с этим уже ничего не поделаешь и решила встречать перемены в лицо. Кое-что, все же, оставалось неизменным Глеб Козлов! Марина заметила его скрюченную фигурку, мальчик неуютно мялся у входа в класс и посасывал прядку отвислой челки. Его лопатки торчали двумя подвижными углами, плечи, напротив, выписывали дугу. Глеб стоял в неестественной позе зигзага, выдавая вперед впалый живот, что только подчеркивало его птичью худобу. Мальчик зыркнул по сторонам, украдкой сунул палец в нос, покрутил им, извлек и принялся щелчком избавляться от улова. Это переходило все границы! Марина решительным шагом направилась к нему и с размаху саданула ладонью по спине. Глеб взвился от неожиданности и мотнул головой так, что его волосы взлетели в воздухе, разбрызгивая слюну.
Распрямись, огрызок! отчеканила Марина и пошла дальше, но сзади послышалось недовольное сопение и, кажется, Козлов даже что-то промямлил в ответ. Такого еще не случалось! Марина повернулась к нему:
Что?
Не волнуйся, скоро придет конец твоей ненависти ко мне. пробормотал Козлов.
Слишком много ты о себе возомнил, раз думаешь, что я тебя ненавижу. Это скорее гадливость!
Плевать!
О чем ты вообще бормочешь? Глеб впервые заговорил с Мариной, хоть лупила она его неоднократно.
Мы опять переезжаем, так что скоро я уйду в другую школу! Перестану мозолить тебе глаза!
Марину захлестнула удушливая волна жалости и отвращения, она метнулась к Козлову:
Думаешь, в другой школе будет лучше!? Думаешь, там никто не заметит, как ты облизываешь свои сальные волосенки или козявки достаешь!? Да ты везде будешь грушей, пока не расправишь плечи, пока не перестанешь быть жалким червем! Очнись, Козловчто ты с собой делаешь? Вымой голову, распрямись, простирни рубашку! Видно же, что тебя самого от себя воротит!
Глеб только бросил:
Дылда! и поплелся в класс.
Марина заметила рядом с собой Андрея и устало покачала головой:
Так бы и дала палкой по хребтине, чтоб он лопатки выпрямил!
Отстань от него! неожиданно крикнул Андрей. Кто дает тебе п-п-право делать из человека жертву! Что ты, что Курицынодного п-п-ппполя ягодытираны!
Марина опешила на миг, но вскоре взяла себя в руки :
А ты не приравнивай себя к Козлову! Он корчит из себя амебу, жалкого человечканадо выбить из него эту дурь! Ты не такой! Тебя Курицын колотит по вполне определенной причинено Андрей был уже далеко. Ушел, и не дослушал. В нем поднялась горячая волна протеста и разбудила бывшие обиды, даже ярость! Это были первые мало-мальски живые чувства, которые ему довелось испытать за три дня. Время, что прошло с того памятного вечера, как отец рассказал им все и до сего момента Андрей прожил совершенно неосознанно, механически. Он был сбит с толку правдой, которую отец поведал ему во флигеле и все никак не мог осознать ее до конца. Она казалась Андрею слишком громадной и увесистой, чтобы принять ее в себя всю и поместить в голове так, чтоб не потеснить рассудок. Мальчик попросту был ошарашен, так, что на какое-то время даже перестал чувствовать! Он ни с кем не разговаривал, вел себя прилежно, рано ложился спать, избегал общества, немного хандрил и совсем не смеялся. Даже Герасимов был не в силах расшевелить его. Да что там, партия в карты с Юлией Борисовной не тронула чувства! Он отыграл лишь из соображений долга. Очень кстати, к концу урока заверещали девчонки, оказалось, они заметили хомячка за батареей и перепугались. Андрей отправился выманивать кроху, который забился вглубь и затих, напуганный криками. Наконец, его удалось достать. Во всю шла перемена, ребята покинули класс и лишь Богдан дожидался брата у двери.
Обязательно потом вымой руки, Чижовкрысы переносят оспу и испанку! посоветовала Юлия Борисовна. Андрей оставил ее слова без внимания . Только уже у самой двери он обернулся и, поглаживая хомячка, произнес:
Вы такая классная баба, Юлия Борисовна! Я бы вам даже руку и сердце предложил, но вы же опять все опошлите! учительница открыла рот от удивления, а Андрей тихо ушел. Богдан предпочел сделать вид, что ничего не слышал.
Эти несколько дней были настолько бесчувственные, что даже ингалятор завалялся в кармане мертвым грузом, будто забыл свое предназначение. Лишь изредка Андрей клал на него ладонь, только чтобы убедиться в его наличии, если стальные прутья удушья сдавливали грудь. Это бывало , когда Андрей уходил глубоко в себя, следуя за мыслью, вгрызался в нее и хмурил брови, долго размышляя о своем. В такие минут взгляд его стекленел, он сидел недвижно, лишь иногда шевелил губами, и совсем забывал о времени. В прошедшие три дня такое случалось часто. Он проваливался в раздумья, как в черную дыру. И чем больше Андрей углублялся в мысли, тем мрачнее становилось его лицо, он суровел, хмурилсяего напряжение могло передаваться по воздуху, наконец, он превращался в сжатый сгусток нервов! Как вдруг мысль пропадала! Андрей бросался, было, за ней, старался ухватиться за хвост, удержать, но она мгновенно проскальзывала в темные недра сознания, не оставляя даже памяти о себе. Прежде внезапные мыслительные углубления в себя делали его тревожным, раздраженным, и не раз приводили к приступам. Однако, последнее время, даже приступы перестали волновать. Такая чувствительная нагота не могла тянуться долго, мальчик это понимал. Действительно, вскоре ощущения стали оттаивать, и, кто бы мог подумать, происходило это с болью. Андрей как раз рылся в себе и силился разгадать причины своего дурного настроения, как вдруг кто-то сильно толкнул его плечом! Андрей отлетел к стене.