Корнелл УолричДама-призрак
1. За сто пятьдесят дней до казни.
Шесть часов вечера.
Был майский вечер, час, когда назначаются свидания. Час, когда половина города, которой еще нет тридцати, причесавшись, пополнив наличность в кошельках, весело спешила на свидание, а другая половина, тоже до тридцати, напудрив нос и надев нечто сногсшибательное, с радостным сердцем отправлялась на то же самое свидание. Куда ни глянь, на каждом углу, в каждом ресторане или баре, перед аптеками, в холлах гостиниц и Бог знает, где еще встречались две половины города. И везде разыгрывалась старая история - старая, как мир, и вечно новая.
Небесная сфера тоже как будто собралась на свидание: алмазные заколки из двух звезд поддерживали лиф ее вечернего платья, яркая полоска горизонта на западе была покрашена красной губной помадой. В прорезях улиц блестели неоновые огни, игриво подмигивая прохожим; клаксоны такси издавали птичьи трели, и все куда-то спешили. Воздух напоминал игристое шампанское, слегка надушенное капелькой «Коти», - неосторожному человеку такой воздух мог ударить в голову. Или в сердце.
Такой был вечер. И в такой вечер он шагал по улице с выражением Непримиримости на лице и нарушал всеобщую гармонию. Встречные задавали себе вопрос: почему он так мрачен? У человека с такой энергичной походкой со здоровьем все в порядке. Причиной не могло быть и отсутствие денег - он был одет дорого и некричаще, что трудно имитировать. Не могли его угнетать и годы. Если ему и перевалило за тридцать, то самое большее несколько месяцев назад. Он выглядел бы гораздо привлекательнее, если бы позволил своему лицу не хмуриться.
Уголки его губ были опущены, и рот напоминал подкову, прибитую под носом. Пальто, висящее на руке, раскачивалось в ритме шагов. Шляпа была сдвинута назад и заломлена так, будто, надев ее, он больше о ней не вспомнил. Казалось, искры из-под его ног не разлетаются только потому, что на нем ботинки на каучуковой подошве.
Он не собирался туда, куда попал. Подойдя к этому заведению, он резко затормозил - как будто в ноге натянулся тросик, остановив его на месте. Возможно, он обратил внимание на это заведение только потому, что, когда он проходил мимо, там зажглась неоновая вывеска. Неоновые буквы, напоминающие красные цветы, сообщили название заведения - «Ансельмо» - и окрасили тротуар у входа.
Вероятно, поддавшись какому-то импульсу, он резко свернул в сторону и вошел в бар. Несколько ступенек спускалось в длинное помещение с низким потолком. Заведение было небольшое и в это время непереполненное. Глаза отдыхали в приглушенном освещении, направленном вверх. Вдоль стен тянулись два ряда маленьких кабинок со столиками. Он направился прямо к стойке, которая имела форму подковы, развернутой к выходу, даже не взглянув, есть ли посетители в кабинках. Пальто он положил на высокий табурет, бросил сверху шляпу и сел рядом. По его виду можно было предположить, что он останется здесь недолго. В поле его зрения появилось белое пятно куртки бармена.
- Добрый вечер, сэр.
- Шотландское, - ответил он на приветствие. - И немного воды - чем меньше, тем лучше.
Садясь, он бессознательно отметил, что справа стоит широкая ваза с печеньем или пряниками. Не поворачивая головы, он протянул к ней руку. Рука наткнулась на что-то гладкое, что слегка дернулось. Он посмотрел в том направлении и снял свою руку с другой, раньше него протянувшейся к вазе.
- Извините, только после вас, - пробормотал он, отвернулся и снова погрузился в свои мысли, но тут же опять обернулся.
Потом он время от времени смотрел на нее, как будто что-то взвешивая. Его внимание привлекала ее удивительная шляпа. Она напоминала дыню - не только формой и размером, но и цветом.
Шляпа горела таким оранжевым пламенем, что было больно глазам. Казалось, она освещает весь бар, как фонарь, низко подвешенный в праздничном саду. Прямо из центра шляпы росло длинное петушиное перо, торчащее вверх, как ус редкостного жука. Такой цвет могла себе позволить одна женщина из тысячи. Она себе это позволила, и это ей шло. Она выглядела необычно, но совсем не смешно. Остальная одежда была в приглушенном, сдержанном стиле, черная, рядом с маяком шляпы почти невидимая. Возможно, шляпа стала для нее символом внутреннего освобождения. Возможно, надев ее, она пыталась заявить: «Будьте со мной осторожны. На меньшее, чем звезда с неба, я не согласна».
Она отламывала кусочки печенья, делая вид, что не обращает на него внимания. Когда он встал и подошел к табурету, на котором она сидела, она перестала крошить печенье и легким наклоном головы как будто дала знак: можете говорить; буду ли я слушать, зависит от того, что вы скажете.
Он обратился к ней с обезоруживающей прямотой:
- У вас есть планы на вечер?
- И да, и нет, - вежливо ответила она, нисколько не поощряя его. Она не улыбнулась, никак не дала понять, что принимает его общество. Держалась она прекрасно, в ее поведении не было и намека на доступность.
И в его поведении не было заискивающей слащавости. Он продолжал резким, безличным тоном:
- Если у вас свидание, я не хочу казаться навязчивым.
- Вы не кажетесь мне навязчивым. - Она сказала это очень хорошо, она еще не решила окончательно.
Его взгляд остановился на часах, висящих прямо перед ними над стойкой бара:
- Уже шесть часов десять минут.
Она тоже подняла глаза на часы и согласилась нейтральным тоном:
- Да.
Он достал из кармана бумажник, взял из одного отделения небольшой конверт и открыл его; там были две полоски плотной розовой бумаги.
- У меня два билета на ревю в «Казино». Первый ряд, у центрального прохода. Вы не хотели бы пойти со мной?
- Вы не теряете времени зря. - Она перевела взгляд на его лицо.
- Я вынужден не терять времени зря. - Он сердито посмотрел на билеты. - Если у вас свидание, скажите. Я попробую пригласить кого-нибудь другого.
В ее глазах промелькнул интерес.
- Вы обязательно должны использовать эти билеты?
- Это дело принципа, - пробормотал он недовольно.
- А если я сочту это неудачной попыткой познакомиться? - спросила она. - Я так не считаю лишь потому, что вы предложили это прямо, не пытаясь ничего приукрасить. Значит, за этим ничего не кроется.
- Действительно. - Лицо его по-прежнему было каменным.
Слегка повернувшись к нему, она приняла приглашение:
- Мне всегда хотелось сделать что-нибудь подобное. Так почему бы не сегодня? Такой случай, по крайней мере в той форме, как вы преподнесли, представляется не часто.
Он положил руку ей на плечо:
- Сначала нам надо договориться. Так будет проще после спектакля. Как вы считаете?
- Это зависит от того, о чем мы договоримся.
- Мы останемся случайными знакомыми. Один вечер, и все. Вместе поужинаем и сходим в театр. Не будем друг другу представляться: никаких имен, адресов, никаких лишних подробностей. Просто
Она закончила фразу:
- двое, которые вместе отправились в театр. Знакомство на один вечер. Такое условие кажется мне разумным, даже необходимым, будем его соблюдать. Мы избавимся от проявлений самолюбия, а может быть, от необходимости лгать.
Она протянула ему руку, и короткое рукопожатие подтвердило их взаимное согласие. Она в первый раз улыбнулась ему. Улыбка была приятная, сдержанная, без слащавости.
Он дал знак бармену и хотел расплатиться за двоих. - Я уже заплатила, еще до вашего прихода. Бармен вынул из кармана книжечку, написал сверху карандашом: «1 шотл. виски - 0,60», оторвал счет и подал ему. Он обратил внимание на то, что счета пронумерованы и ему достался тринадцатый номер, жирно напечатанный в правом верхнем углу.
Кисло улыбнувшись, он протянул его обратно вместе с требуемой суммой, повернулся и пошел вслед за ней к выходу. Девушка, сидевшая со своим кавалером в одной из кабинок у стены, выглянула и проводила взглядом огненную шляпу, проплывавшую мимо. Он немного отстал и успел перехватить этот взгляд. У двери она повернулась к нему:
- Итак, я в вашем распоряжении.
Он подал знак стоящему неподалеку такси. Другое такси, проезжавшее в это время мимо, попыталось его обойти, но первое не позволило отбить пассажиров и продвинулось вперед, что не обошлось без легкой царапины на крыле и ругани побежденного чужака. Прежде чем конкурент отъехал, а водитель успокоился настолько, что мог обратить внимание на пассажиров, она уже разместилась на заднем сиденье. Ее спутник задержался у дверцы рядом с водителем, объясняя, куда ехать:
- «Мейсон Бланш». - Потом он сел рядом с ней.
В машине горел свет, и они его оставили. Вероятно, оба посчитали, что погасить свет означало бы установить более интимную атмосферу, а это казалось неуместным.
Через минуту он услышал ее тихий смех, проследил за ее взглядом и сдержанно улыбнулся. Фотографии на визитках таксистов редко бывают произведениями искусства, но эта выглядела просто карикатурой: оттопыренные уши, выпученные глаза и к тому же чрезвычайно лаконичные имя и фамилия, которые почти рифмовались: Аль Альп. Он прочитал фамилию и тут же ее забыл.
Уютный ресторан «Мейсон Бланш» был известен своей кухней. Здесь царила атмосфера довольства.
Когда они вошли, она сказала:
- Извините, я приведу себя в порядок, заглажу следы, которые на мне оставило время. Не ждите меня здесь, идите садитесь, я вас найду.
Он заметил, что уже в дверях дамской комнаты она сделала движение рукой, как будто хотела снять шляпу. Ему пришло в голову, что истинной причиной этого маневра была потеря решимости, что она ускользнула от него на момент, чтобы войти в зал без него, привлекая как можно меньше внимания.
Метрдотель встретил его у входа в зал вопросом:
- Вы один, сэр?
- Нет, у меня заказан столик на двоих. - Он назвал свое имя: - Я Скотт Хендерсон.
Метрдотель проверил заказ; испытующе посмотрел на него и спросил:
- Вы будете один, мистер Хендерсон?
- Нет, - ответил Хендерсон безразличным тоном.
Его ждал единственный свободный столик, стоящий отдельно в нише; с трех сторон он был закрыт, и сидящих за ним было видно только спереди.
Вскоре она появилась в дверях без шляпы, и он удивился, насколько шляпа меняла ее внешность. Она выглядела теперь довольно бесцветно. Огонь погас. Она производила впечатление смазанное и неясное, превратившись в заурядную женщину в черном платье, с темно-каштановыми волосами, в нечто сливающееся с фоном. Не красавица и не уродина, не высокая и не маленькая, не элегантная и не замарашка - никакая, бесцветная, ничем не отличающаяся от множества женщин, которых можно встретить на каждом шагу. Никто не задержал на ней взгляда, не зафиксировал ее в памяти. Метрдотель, занятый раскладыванием салата, не удосужился оставить свое занятие, чтобы проводить ее к столу. Хендерсон встал, чтобы она увидела их столик. Она прошла вдоль стенки, самым незаметным путем.
Шляпу она несла в руке, а потом положила на сиденье свободного стула, наполовину прикрыв скатертью, вероятно, чтобы на нее ничего не накапало.
- Вы часто здесь бываете? - спросила она.
Он промолчал.
Она быстро отступила:
- Извините, это из области личных вопросов.
У обслуживавшего их официанта на подбородке была бородавка. Ее нельзя было не заметить.
Заказ он сделал, не советуясь с ней. Она внимательно слушала и, когда он закончил, одобрила его взглядом.
Ее ждал нелегкий труд: выбор тем для беседы был очень ограничен, к тому же приходилось бороться с его дурным настроением. Как истинный мужчина, он предоставил ей самой преодолевать трудности и был по-прежнему молчалив. Иногда он делал вид, будто слушает, но было ясно, что мысленно он далеко. Когда он возвращался к реальности, было заметно, что это стоит ему больших усилий, иногда почти судорожных.
- Вы не хотите снять перчатки? - спросил он. Перчатки были черные, как и все на ней, кроме шляпы. В перчатках она справилась и с коктейлем, и с пюре, но на кусочке лосося лежал кружок лимона, который она безуспешно пыталась выжать вилкой. Она тут же стянула перчатку с правой руки и как будто колебалась, снимать ли левую, но в конце концов, преодолев внутреннее сопротивление, сняла.
Он смотрел словно сквозь нее куда-то вдаль, стараясь не останавливать взгляд на обручальном кольце, но она знала, что он обратил на него внимание.
Она умела прекрасно вести светскую беседу. Кроме того, она умела избегать банальных тем о погоде, газетных новостях и меню.
- Эта ненормальная Мендес из Южной Америки, которая выступает в ревю, год назад, когда я ее видела впервые, говорила почти без акцента. Чем больше контрактов, тем хуже становится ее английский. Если и дальше так пойдет, в следующем сезоне она вернется к чистому испанскому.
Он наградил ее слабой улыбкой. Она умела держаться. Только женщина, которая умеет держаться, могла делать то, что делает она в этот вечер, не явив себя в дурном свете. Она обладала чувством такта и безответственностью. Но достаточно было бы одной капли, чтобы выглядеть гораздо интереснее. Будь она чуть хуже воспитана, в ней была бы пикантность парвеню; будь немного утонченнее, она была бы великолепна. А так - ни рыба, ни мясо - она напоминала плоскую картинку: ей не хватало третьего измерения.
В конце ужина он обратил внимание на то, как она рассматривает его галстук. Он тоже опустил глаза на галстук и неуверенно спросил:
- Не тот цвет? - Галстук был однотонный, без узора.
- Нет, он отличный, - поспешно заверила она, - но не совсем подходит к вашему костюму. Это единственная деталь, которая не сочетается с остальным Не сердитесь, я не хочу вас поучать, - извинилась она и замолчала.
Он снова посмотрел на галстук - с интересом, будто раньше не знал, что на нем надето, будто сам удивился, увидев его. Чтобы немного уменьшить дисгармонию, на которую она обратила внимание, он засунул глубже в карман пиджака платок.
Потом они выкурили по сигарете, немного посидели за рюмкой коньяка и поднялись. Только у выхода перед большим зеркалом она надела шляпу и снова как будто ожила, стала выразительной. Он отметил про себя, насколько шляпа меняет ее, - как будто зажегся яркий, праздничный свет.
Такси остановилось перед театром, и огромный швейцар, ростом не меньше ста девяноста сантиметров, открыл перед ними двери. В его глазах промелькнуло удовольствие, когда шляпа проплыла перед ним. У швейцара были большие усы, как у моржа, он напоминал карикатуру на театрального швейцара из журнала «Нью-йоркер». Он широко открытыми глазами следил за шляпой. Хендерсон заметил это, но тут же забыл - насколько человек вообще может что-то забыть.