Отперев дверь, Шейн вошел в свой номер и положил телеграмму на стол. Подойдя к серванту, он налил в рюмку коньяк, потом сел и закурил. События, по всей видимости, приближались к кульминации, но какой-либо системы в их развитии он не улавливал.
Прочитав сообщение из Ларедо во второй раз более внимательно, он достал из встроенного шкафа пиджак, где была спрятана телеграмма, найденная им в сумочке миссис Брайтон в день ее гибели. Он положил телеграммы на стол одну рядом с другой и, продолжая курить, некоторое время смотрел на них. Наконец встал и с решительным видом набрал номер телефона. Ему ответил хриплый, с сильным акцентом голос.
Это я, Майк Шейн.
Майк? В газетах я прочел, что тебя прикончили.
Пока не окончательно. Есть работенка для меня она крайне важна.
Понимаю, Майк.
Прилетает один тип Хендерсон. Сегодня, самолетом компании «Пан-Америкен», вылетающим из Джэксонвилля в полдень. Проверь время его прибытия.
Продолжай, я слушаю.
В списке пассажиров он может значиться под другим именем. Его фото я положу в конверт и оставлю в своем почтовом ящике в вестибюле отеля. Ты можешь забрать его утром. В конверте будут еще пять сотенных бумажек. У Хендерсона есть картинка, которая для меня имеет такую цену. Картинку надо у него изъять и оставить у дежурного клерка в моем отеле.
Живопись, босс?
Естественно. Сам знаешь, рисунок на холсте.
А что там нарисовано, босс?
Если бы я знал. Может быть, человек, а может, мул. Или гора, а под ней лежит Богом проклятое яблоко. У него будет только одна картина. Ее ты и экспроприируешь.
Так. В голосе Тони звучало сомнение. Картина большая? В шикарной раме?
Не знаю. Думаю, без рамы. Но это неважно. Разве полкуска не достаточно?
Нормально, босс. Я ее достану. Без насилия?
Не больше, чем абсолютно необходимо. На нем не должно остаться ни синяков, ни ушибов. И ради Бога, чтобы я в этом деле никак не фигурировал.
Не беспокойся, Майк, ты меня знаешь.
Знаю. Именно поэтому и предупреждаю, чтобы ты не очень играл мускулами. Мы имеем дело с динамитом.
Когда голос на другом конце провода еще раз заверил его, что операция будет проведена предельно аккуратно, Шейн положил трубку.
Выпив еще рюмку и положив обе телеграммы себе в карман, он взял фото Д. К. Хендерсона и две тысячедолларовые купюры, полученные им от Гордона в качестве предварительного гонорара. В вестибюле он попросил у дежурного клерка чистый конверт и нацарапал на нем левой рукой: «Тони». Вложив фотографию Хендерсона, он передал незапечатанный конверт клерку, а вместе с ним и обе купюры.
Разменяй деньги и положи пять сотен в конверт, проинструктировал он клерка. Потом запечатай его и оставь в моей почтовой ячейке. Утром за ним придет мой знакомый по имени Тони. Остальные деньги положи в сейф, пусть хранятся до моего прихода. Тони должен оставить мне пакет, не знаю, большой он или маленький. Если пакет не слишком громоздкий, положи его тоже в сейф, а если он не поместится, найди для него какое-нибудь безопасное место.
Все понял, мистер Шейн. Клерк взял конверт и деньги.
А теперь обо всем забудь, дал последнюю инструкцию Шейн.
Выгнав машину из гаража, он повел ее левой рукой. Ему удалось благополучно миновать оборудованную светофорами часть города и выехать на север по бульвару Бискейн. Оттуда по дамбе он переехал через залив Майами-Бич.
Поставив машину возле особняка Брайтонов в том же месте, что и накануне, он не стал входить в дом, а крадучись, прижимаясь к живой изгороди, направился к гаражу, ворота которого были открыты.
Внутри стоял автомобиль, однако шофера не было видно, и Шейн, подойдя к лестнице, стал взбираться по ступеням в находившуюся наверху квартиру.
Не постучав, он повернул ручку двери, отворившейся внутрь. Сделав шаг вперед, он оказался в небольшой комнате, меблировка которой состояла из ободранной кушетки, нескольких стульев и письменного стола из грубо струганных досок. Из комнаты вели две двери, одна из которых была отворена.
Подойдя к открытой двери, Шейн увидел за ней на стоящий склад ломаной мебели. Покрытые слоем грязи окна выходили на Атлантический океан; с потолка свисали лохмотья паутины. Сразу за дверью виднелось не большое свободное пространство, недавно очищенное от пыли.
Постояв в раздумье на пороге, Шейн опустился на колени и стал внимательно разглядывать едва заметные царапины на полу. Они шли через порог, и сыщик передвигаясь на коленях, проследил их до наружной двери Царапины, судя по всему, были оставлены каким-то тяжелым предметом, который волокли из кладовки к лестнице.
Поднявшись, он стряхнул с коленей пыль, подошел к другой двери и рывком открыл ее. Здесь находилась спальня Оскара, но самого шофера в ней не оказалось.
Войдя внутрь, Шейн внимательно осмотрелся. Меблировка комнаты состояла из односпальной кровати, старенького туалетного столика и двух стульев с прямыми спинками. Во встроенном шкафу висели два дешевых костюма, пальто, плащ, форма шофера и два сильно поношенных комбинезона. На одном из них с рукава свешивалась паутина, а колени были испачканы свежей грязью. С трудом присев, Шейн отогнул манжет на штанине. Из него посыпался чистый морской песок.
В ногах кровати Шейн увидел небольшой деревянный ящик с набором гаечных ключей, молотков, ножовок, а также гайками, болтами и прочей мелочью, которую механики обычно хранят в легкодоступных местах. Сунув в ящик руку, Шейн нащупал плотно завязанный сверток. Он развязал его и расстелил на полу. Выражение его лица не изменилось, когда он увидел полный набор отмычек.
Придав свертку прежний вид, он положил его на место и закрыл крышку ящика. Некоторое время он стоял в задумчивости, потом вышел. Глубокая царапина тянулась от порога до верхней площадки лестницы.
Спускаясь, он заметил Оскара, выходившего из-за гаража. При виде сыщика шофер остановился как вкопанный. Замедлив шаг, детектив неловким движением левой руки вставил в зубы сигарету и, подождав, когда Оскар подойдет ближе, щелкнул зажигалкой.
Злоба и страх в глазах шофера были замаскированы льстивой улыбкой. Облизнув толстые губы, он бросил взгляд на травмированную руку Шейна на марлевой повязке.
Эй, спросил он, неужели и это моя работа?
Ступив на землю и холодно взглянув на человека, накануне ударившего его ногой в лицо, Шейн ответил:
Не уверен.
Тогда наверняка не моя, пробормотал Оскар. Вчера, когда я укладывал тебя в машину, рука повреждена не была.
У тебя тяжелая нога, Оскар. Могут возникнуть осложнения. Спокойное выражение сошла с лица Шейна, ноздри раздулись, а дыхание сделалось учащенным.
Вчера что-то на меня нашло. Шофер глядел в землю. Мне следовало вести себя поспокойнее.
Да, негромко произнес Шейн, ты должен был вести себя спокойнее.
Мне очень жаль.
Скоро тебе будет жаль себя, сказал Шейн тем же ровным голосом.
Сжав руки в кулаки, Оскар шагнул вперед.
Шейн предупредил:
И сейчас веди себя спокойнее, Оскар. Не испытывай свое везение.
Не люблю, когда возле меня крутятся легавые прошипел Оскар.
А я не люблю тех, кто неаккуратно обращается со своими ногами. Повернувшись, Шейн направился к дому.
Войдя в особняк через черный ход, Шейн остановился возле закрытой двери на кухню, где перекинулся несколькими фразами с толстой негритянкой, готовившей пирог и тихонько напевавшей себе под нос: «Иисус любит меня»
Привет, мамаша. Я ищу садовника.
Прекратив пение, негритянка вытаращила глаза.
Но у них нет садовника.
Кто же тогда ухаживает за газоном и цветами? Шофер?
Оскар? Ее жирное тело затряслось от смеха Он не желает ничего делать. Ходит вокруг с диким видом и пугает бедных чернокожих.
Поблагодарив ее, Шейн в раздумье направился в библиотеку.
Кларенс сидел, развалясь в кресле, повернувшись спиной к двери. Сделав шаг назад, Шейн незаметно вышел. Потом поднялся на верхний этаж по запасной лестнице, которую ему показала Филлис в первый вечер. На площадке он остановился и прислушался. В доме стояла тишина. Тяжелая, гнетущая тишина. Безмолвие смерти так определил про себя эту тишину Шейн.