Простите, Агния, мне не следовало этого говорить. Понимаете, я просто хочу дать вам дружеский совет: не стоит вкладывать в отношение к нашим «клиентам» чересчур много личногоэто может отрицательно сказаться на вашей собственной объективности и стать причиной душевных травм. Наше делооставаться беспристрастными и решать задачу, даже если предметом этой задачи являются старики или дети.
Я открыла рот, чтобы возразить, и тут вспомнила, что в нашей беседе Лицкявичус ни разу, за исключением вступительной фразы, не назвал Толика по имени. Он оперировал словами «мальчик», «ребенок», «пациент», и оттого мне казалось, что он относится к происшедшему довольно прохладно, без эмоций. Признаюсь, меня это даже немного злило, а теперь вот Ивонна говорит, что именно такое отношениеединственно правильное. Поэтому я закрыла рот, сдержав слова возмущения, норовившие сорваться с языка. Впоследствии я ни разу об этом не пожалела: Ивонна оказалась профессионалом чрезвычайно высокого класса и, более того, еще и хорошим человеком.
Отвечаю на ваш вопрос, продолжала Ивонна, поняв, что я отказалась от мысли вступать с ней в полемику, да, я говорила с нашим маленьким другом, причем дваждывчера и сегодня. Очевидных признаков психологической травмы не выявлено, но это может быть связано с возрастом. Его ровесники склонны быстро забывать плохое, когда ситуация меняется в лучшую сторону. Не исключаю, однако, что впоследствии родители ребенка могут столкнуться с проблемами, для решения которых потребуется вмешательство профессионала. Должна сказать, что, если бы мальчик был постарше, эти проблемы встали бы уже сейчас.
Тол мальчик рассказал что-то определенное? спросила я.
Ивонна слегка пожала плечами.
Смотря что считать «определенным», ответила она. Он прекрасно помнит все, что происходило до момента похищения. Вернее, он так и не понял, что это было именно похищение: просто он играл в детской комнате торгового центра, пока мать делала покупки. А потомсплошные провалы. Вы же понимаете, что, чтобы получить от ребенка такого возраста сколько-нибудь ценную информацию, необходимо задать целую серию наводящих вопросов? Так вот, он с трудом сумел ответить даже на десять процентов таких вопросов, к какой бы методике я ни прибегала.
Ивонна считает, пояснил Никита, что мальчику давали какой-то препарат вроде рогипнола, отсюда и провалы в памяти.
Психолог кивнула.
Тем не менее он вспомнил комнату, освещенную ярким светом, сказала она.
Видимо, операционную, вставил Никита, и Ивонна снова кивнула.
Помнит большую игрушку Винни Пуха, которая лежала с ним в кровати. Еще он помнит «добрую тетю», заботившуюся о нем.
Да уж, добрую! процедила я сквозь зубы. Тетю, которая была одной из тех, кто отхватил половину печени ребенка!
Не забывайте, что мальчик об этом не знает, вздохнула Ивонна. В целом он чувствует себя нормально. Несомненно, имел место определенный реабилитационный период. Для реципиента он обычно составляет до трех месяцев, для донорачуть меньше. Мальчик пропал примерно два месяца назад, и все это время он, судя по всему, находился в клинике или другом месте, где ему предоставлялись определенные условия для реабилитации. Именно поэтому мы имеем неплохие показатели здоровья, верно, Никита?
Да, согласился тот. Создается впечатление, что люди, занимавшиеся трансплантацией, старались причинить как можно меньший вред.
Надо же, какие гуманисты! снова взорвалась я. Анестезия, реабилитация рогипнол!
Никита ласково положил мне руку на плечо.
Все закончилось неплохо, Агния, сказал он успокаивающим тоном. Могло быть гораздо хуже!
Это точно, подумала я. Они вполне могли выпотрошить Толика и выбросить пустую оболочку, как мешок из-под чего-нибудь!
А с родителями вы уже разговаривали? спросила я, переводя разговор на более безопасную тему.
Немного, ответила Ивонна. Мы можем сделать это все вместе. Не забывайте, явсего лишь детский психолог, мне гораздо комфортнее общаться с детьми, чем с их родителями.
Павел уже предупрежден, сказал Никита. Он сейчас не в городе, но, как только вернется, немедленно встретится с ними.
Сейчас необходимо не допустить участия социальной службы, заметила Ивонна, озабоченно сдвинув брови. Они уже налетеликак грифы, простите за сравнение, конечно! Мамаша в полной прострацииони постарались. Обвинили ее во всех смертных грехах, вплоть до того, что она сама продала печень сына, представляете? Хорошо, что зав-отделением встал стеной и заявил, что ребенка сейчас нельзя транспортировать, а то они готовы были его забрать в детприемник прямо из больницы.
Происходило то, чего я боялась, «защита детства» в действии!
Ну, пойдем к родителям? предложил Никита.
Как выяснилось, и отец, и мать находились в палате. Они сразу же произвели на меня приятное впечатление: невозможно поверить, что соцработники этого не заметили! Мама, блондинка лет сорока, но моложавая и стройная, с покрасневшими от слез глазами, хорошо одетая, сидела на краешке койки Толика и читала ему книжку. Остальные дети тоже слушали, расположившись на своих кроватках. Отец, невысокий, полный мужчина чуть за пятьдесят, стоял у окна, теребя в руках бутылку минеральной воды, купленную, видимо, в магазине на первом этаже.
При виде нас женщина испуганно вскинула голову и напряглась.
Господи, да когда же это закончится?! воскликнул отец мальчика. Один за другим, один за другиму вас, что, алкоголиков не хватает, к нормальным людям цепляться начинаете?!
Дмитрий Петрович, не надо так горячиться, мягко произнесла Ивонна. Эти люди не из социальной службы и не из милиции, они из Отдела медицинских расследований.
А, один черт! отмахнулся мужчина, но тон сбавил:Чего вы хотите?
Мы хотим вам помочь, сказала я.
Много вас таких помощников! пробормотал отец Толика. Валидола на всех не хватит
Ладно тебе, Митя, устало вмешалась женщина. Они не похожи на тех злобных теток из соцзащиты.
Мы врачи, быстро заговорила я, чувствуя, что лед постепенно тает и надо ловить момент. Яанестезиолог, а это, я указала на Никиту, хирург-трансплантолог. Ну а с Ивонной Леонидовной вы и Толик уже знакомы.
Он ничего не помнит, сказала мать, и ее большие карие глаза наполнились слезами.
Может, оно и к лучшему, Танюша, отозвался отец, приближаясь и становясь рядом с женой, словно в попытке защитить от любого, кто вздумает ее обидеть. Самое смешное, что отец мальчика вовсе не выглядел героем, скорее походил на обыкновенного бухгалтера, но в данный момент вид у него был довольно грозный. Лучше, если Толик никогда не узнает, что с ним сотворили!
Давайте-ка все сначала, сказала я, беря свободный стул и садясь напротив родителей мальчика. Как раз в это время детям развозили полдник и они, к счастью, оказались заняты поглощением пищи и телевизором. Когда точно пропал ваш сын?
Двадцать второго июля, мгновенно ответила Татьяна. Около четырех часов дня.
Где?
В торговом центре «Мега» на Парнасе. Я оставила его в игровой комнате. Лето было, и там подрабатывали какие-то студенты, ребятишек развлекали. Я решила, что Толик будет там под присмотром Господи, какая же я дура! Как я могла оставить своего сына с незнакомыми людьми, которым на него наплевать?! Эта девица в игровой комнатеона даже не вспомнила нашего Толика, представляете? Я описала его в мельчайших деталях, а она только плечами пожимала
Сколько времени вы отсутствовали?
Боже мой, да мы уже тысячу раз отвечали на эти вопросы! снова возмутился Лавровский-старший. И в тот день, и потом несколько раз, и сейчас вот следователь снова о том же самом спрашивал!
Я сообразила, что он говорит о Карпухине, который занимался поисками родителей мальчика.
Митя! укоризненно проговорила Татьяна.
Чем чаще вы говорите об этом, заметила Ивонна, тем больше деталей всплывает в вашей памяти.
Меня не было минут двадцать, ответила Татьяна на мой вопрос. Ну, от силы, полчаса!
Мы с Никитой переглянулись: маловато времени для того, чтобы приметить ребенка и придумать, как выманить его из игровой комнаты.