Кофе забыла? спросила кассирша.
Не в первый раз Ванья проделывала этот трюк; она знала: чтобы все получилось, надо произвести приятное впечатление.
Ребра словно давили на легкие, каждый вдох давался с трудом. Свитер намок от пота. Ванья собиралась украсть сигареты не потому, что у нее не было денег, и не потому, что была слишком юной, чтобы ей их продали.
Она просто хотела еще немного побыть живой.
Пока кассирша пробивала покупки, Ванья укладывала их в пластиковый пакет; закончив, она принялась шарить по карманам.
Ах, чёрт, вздохнула она, трогая пальцем пятисотку в кармане, деньги забыла. Можно оставить пакет здесь? она указала на пустое место рядом с кассиршей. Я вернусь через пять минут.
Давай его сюда. Кассирша понимающе улыбнулась.
Спасибо вам огромное, сказала Ванья и быстро удалилась.
Возле магазина ей встретился парень, она знала его, но имени не помнила. Парень сделал вид, что не заметил ее, но Ванья была уверена: заметил. То, как он отвел глаза в сторону, ее не обмануло. Беги или умри, подумала она.
В девятом классе Ванья переспала с ним, потому что ей стало его жалко. Необязательно встречать пятнадцатилетие девственником. Ей даже пришлось уговаривать этого типа так он разнервничался. Тем же вечером он обновил свой статус в Фейсбуке, написав, что она шлюха.
Ванья постояла, наблюдая, как он самоуверенно шагает вверх по улице, а потом вошла в подъезд.
Они жили в четырехкомнатной квартире на верхнем этаже. Отремонтированная кооперативная квартира. Ванья поражалась, как Эдит и Полу вообще платят за то, что они пишут. Книжки Эдит, похожие на пособие по изучению собственного пупка, и так называемые глубокие репортажи Пола. Оба пишут на общественные темы, столь превозносимые другими, но Ванья считала, что вся их писанина о них самих. Двое эгоцентриков. Называют себя левыми, а люстру купили хрустальную, фирменную, за двадцать пять тысяч. Болтовня и теории, никакой практики.
Все вранье.
Войдя в прихожую, она услышала голоса с кухни. Пришел Хольгер Сандстрём; Ванья знала, что он принес деньги. Время от времени он давал тысячу-другую в долг парочке писателей, когда те садились на мель. Хольгеру было под семьдесят, но он до сих пор работал и хорошо зарабатывал.
Как-то летом четыре года назад Ванья жила у Хольгера две недели, пока Эдит с Полом были в отпуске. Хольгер был такой хороший, возил ее и в Скансен, и в Грёна-Лунд славные вышли две недели.
Как Ванья? спросил Хольгер. Ванья поняла, что на кухне не слышали, как она вернулась. Получше? Нашли общий язык?
Она в «Лилии» с Марией. Закадычные подружки. Это Эдит. Рассказывает мало, но мы думаем в школе все нормально, и
Чушь собачья, вмешался Пол. Девчонка ленится. Не дура, но совершенно безынициативная. Всех интересов в жизни музыка и макароны.
Хольгер рассмеялся.
Да-да. А макароны вы теперь можете себе позволить. Он выдержал короткую паузу. Во всяком случае, если вам по вкусу макароны быстрого приготовления.
Ты получишь назад все до единого эре, как только выйдет книга, проворчала Эдит, и Ванья подумала, что подслушивать как-то противно. Она осторожно открыла дверь, а потом как следует хлопнула.
А вот и она, сказал Пол, и Ванья услышала, как он кладет нож и вилку на тарелку.
Они сидели за кухонным столом. Эдит курила сигариллу, Пол зажег одну из своих ментоловых.
Только элита и быдло курят дома, подумала Ванья. Им же надо обозначить, что они не какие-нибудь середнячки Свенссоны.
Ужин остыл, сказал Пол. Ванья заметила, что вена на лысой голове надулась, как земляной червяк, и поняла, что он раздражен.
Я ходила в магазин, но потеряла карту, а денег с собой не было.
Эдит затушила сигариллу.
Я могу спуститься Все равно мне надо немного размяться.
Ладно, я схожу, сказал Пол, но это, чёрт возьми, в последний раз. Он поднялся, хмуро глянул на Хольгера и вышел в коридор. Эдит попыталась улыбнуться Ванье. Из-за острых черт лица и темных глаз она казалась злой, хотя злой не была.
Мария часто говорила, что Эдит красивая, но Ванье казалось, что Эдит похожа на ведьму. Пепельно-серые, прямые, как спицы, волосы свисали до самой поясницы.
Что так поздно?
Просто ходила погулять, ответила Ванья. Пожала плечами, повернулась спиной к Эдит и Хольгеру и ушла к себе.
Заперла за собой дверь, надежности ради.
Из окна ей был виден молодежный центр «Лилия», по ту сторону воды. Мир тесен.
Ванья вытащила из-под кровати коробку. Сняла крышку и верхний слой поздравительные открытки, письма от приятелей, сувениры на память о детских каникулах. Двое часов, кое-какие серебряные украшения, брошка из настоящего золота, три мобильных телефона и разные побрякушки, которые она уже сама не помнила, зачем стащила. Почти две тысячи крон наличными были зажаты скрепкой, и Ванья подсунула под нее еще пятисотку старика, после чего закрыла крышку и запихала коробку назад, под кровать.
Подошла к книжной полке и вытащила свой дневник, зажатый между двумя книжками про Гарри Поттера Ванья получила их от Хольгера, когда ей исполнилось тринадцать и четырнадцать лет соответственно.
Буквы прыгали перед глазами, но она все же прочитала обе книжки.
Теперь Ванья знала, что она дислектик. А тогда решила, что она просто чокнутая.
Айман говорила, что и Агата Кристи, и Эрнест Хэмингуэй были дислектиками и что писать это значит рассказывать.
Ванья уселась на пол, подключила динамики к компьютеру и привалилась спиной к кровати. Грохочущий бас потрескивал, словно в струнах были перебои с электричеством.
Ванья открыла дневник и принялась писать. Не потому, что Айман призывала ее к этому, а просто потому, что слова пришли.
И она обещала Марии, что будет писать.
«Что делать, если у тебя нет мечты?»
Певец по имени Голод помогал ей выразить себя; она надеялась, что бандероль с кассетой придет скоро. Тогда она, Ванья, наконец окажется перед выбором, от которого не уйти.
Жить или умереть.
Падший ангелМост Лильехольмсбрун
Ранним утром транспорта было мало, и грузовичок службы доставки быстро приближался к мосту Лильехольмсбрун с востока. Тело, врезавшееся в ветровое стекло, пролетело пятьдесят метров и приземлилось на встречной полосе моста. Тормозной путь грузовика оказался почти такой же длины, и когда водитель вылез из кабины, ему стало плохо. Пульс подскочил, дыхание сбилось, его прошиб холодный пот.
Когда на месте трагедии остановилась первая машина, водитель сидел на бордюре и курил.
Остановилась еще одна машина. Кто-то вызвал полицию и «скорую помощь».
Водитель, сидевший на бордюре, закурил новую сигарету. Кто-то потормошил его. Водитель попытался что-то сказать, но у него ничего не вышло. Его словно парализовало.
Ничего не случилось, подумал он. Абсолютно ничего.
Черная меланхолияСальтшёбанан
Вообще-то я хотел подождать с Фабианом Модином, но когда увидел его на станции «Слюссен», то соблазнился этим дивным мигом, да и анализ последствий не самая сильная моя сторона.
Решение принять свою судьбу было правильным. Есть справедливость высшая, перед которой отступают юридические законы. Я приобретаю нечто большее, чем жизнь, большее, чем все человеческие чувства. Нечто большее, чем любовь.
Но убивать непросто. Даже если цель благая.
Венчурный капиталист Фабиан Модин стоит спиной к рельсам в конце перрона, вероятно, намереваясь сесть в последний вагон. Мне это более чем подходит.
Смотрю на часы. Следующий поезд на Сальтшёбаден один из последних вечерних, и я понимаю: то, что я собираюсь сделать, состоится, если в вагоне будет примерно как в тех трех случаях, когда я контролировал выходы.
Я ощупываю внутренний карман. Нож на месте. И пробирка.
Когда поезд останавливается и двери открываются, я вхожу в тот же вагон, что и Модин, и сажусь через пару мест от него. Теперь я вижу, что он пьян, и меня поражает, что он ни на день не постарел с тех пор, как я видел его в последний раз.
Мне было шесть лет, когда жену Фабиана нашли в гараже, и папа сказал, что самоубийцы попадают в седьмой круг ада вместе с убийцами. Убийц варят в крови; самоубийцы же накрепко врастают в деревья, чтобы они больше не могли причинить себе вред.