Добро пожаловать в Ирландию. Не все мы поэты. Каменщики. Или болтуны.
Некоторые считают, что у ирландцев слишком сильно развито воображение.
А я слышал, что у голландцев оно вовсе отсутствует. Люди многое говорят. Подождем чая. Что бы мы делали без чая?
Открылась дверь, и вошла Лиз с подносом.
Что бы мы делали без Лиз? сказал Ван дер Вальк, чувствуя восхитительный запах у себя за спиной.
Нам бы пришлось столкнуться с неприятными аспектами повседневной жизни.
Самим пристегивать ремни.
И готовиться как бы это сказать к встряске.
И чувствовать тошноту.
И чувствовать тошноту. Я говорил с женой. Она хорошо разбирается в людях. Но я хочу составить собственное мнение. Я не боюсь говорить откровенно. Вся цепь событий, вы наверняка составили досье. Я хочу на него взглянуть.
У меня его нет. Досье хранится в магистрате. Нет смысла говорить ему, что документы по делу об убийстве являются строго конфиденциальными.
Ваши люди в Голландии: они попытаются найти подход к местным правовым органам?
Вряд ли.
У сенаторов есть возможность получить секретные документы.
Пришло время разыграть свою карту.
Вам нужен инспектор Флинн из Дублинского замка.
Флинн Флинн. Я его не знаю. Судя по голосу, он скоро с ним познакомится.
Вы занимались расследованием того преступления в Голландии? продолжал он.
Да, сэр.
Будьте любезны, расскажите мне свою версию событий.
Он не хотел рассказывать ему никакие версии событий, но, похоже, выбора не было. Все ясно: важный человек берет дело в свои более компетентные руки и отдает распоряжения мелким сошкам. Ван дер Вальк монотонно повествовал о том, как полиция Нидерландов вышла на Дэниса, а сам думал, что люди сами создают препятствия своим стремлением непременно вмешаться в ход расследования. Не так давно он расследовал тихое бытовое убийство, немного мелодраматичное, которое DSTфранцузская служба безопасностипревратила в международный цирк, и в результате он сам стал выглядеть отъявленным негодяем и вредителем. Политики сродни DST, только создают еще большие мелодрамы. Тщеславие, неконтролируемая потребность всюду совать свой нос, дьявольское всезнайство, желание быть самым умным и набрать побольше очков. Бедный Ван дер Вальк! Ты ненавидишь мелодраму, но все серьезные преступления, которые ты расследовал, всегда притягивали к себе мелодрамы, как банка с вареньем притягивает мух, так было и так будет всегда.
«Ты строишь мне препоны со своим сыном Дэнисом, и я не могу тебе помешать, злорадно думал он. Но Стасимоя».
Хм-м. Когда он закончил. Хм-м. Еще раз.
Ван дер Вальк уважал продолжительное молчание, которое могло оказаться решающим.
Хм-м. В третий раз. Моя жена хочет, чтобы я вам помог. Не задумывайтесь о ее мотивах. И о моих тоже. Как и у большинства людей, у меня есть долг обязательства. Никто, и вы в том числе, не знает, в чем они заключаются. Никто не смеет указывать мне, что делать. Я сам во всем разберусь. Мальчик вы знаете, где он?
В Риме, как мне сообщили. Если он, конечно, уже не уехал. Он не сидит на месте.
Похоже, вы хорошо подготовились. Он в Риме, но может и уехать. Он не обязан отчитываться в своих передвижениях передо мной перед вами. Ему уже больше двадцати одного: он ищет свою дорогу в жизни. Нет никаких причин для экстрадиции. Может быть, я должен, а может, и нет заставить его вернуться домой и ответить на вопросы, которые могут оказаться неприятными. Мне нужно подумать. Я могу вам в чем-то помочь. Надавить на мальчика такого возраста не так просто как кажется. Как бы вы это сделали? Нет, не говорите, я и так знаю. Вы бы помчались туда и попытались запугать его. Загнать, как овцу, в стадо. Я на это не пойду. Позвольте мне самому с ним разобраться. Молодой человек в таком возрасте это взрывчатка готовая взорваться в любую минуту.
Нитроглицерин.
Сенатор говорил разумно, без помпы. Он был умным человеком.
Верно. Стоит его уронить и он взорвется. Так, а теперь насчет этой женщины.
Нет, неожиданно громко возразил Ван дер Вальк.
Глаза Линча напоминали ему два наконечника пинцета, с помощью которого поднимают какой-нибудь неприятный предмет и кладут на стол, чтобы рассмотреть получше. Но он ничего не сказал.
Он может взорваться сразу в нескольких местах, продолжал Ван дер Вальк, надеясь, что его желание сожрать этого мальчишку живьем на завтрак не слишком бросается в глаза. Его положение с точки зрения морального права, международного правакак вам больше нравитсямногим создает проблемы, но это не мое дело. Моя работа заключается в том, чтобы получить отчет о его действиях в определенный день. Я должен задать ему ряд вопросов, и каково будет его положение потом, зависит от его ответов, и здесь я ничего не решаю. Я не собираюсь его запугивать и готов встретиться с ним в любом месте и в вашем присутствии. Я не предлагаю вам сделкуоставьте ее мне, и я оставлю в покое вашего сына.
Ван дер Вальк чувствовал спиной устремленный на него взгляд игрока в покер. Может, ему стоит прижать свои карты к груди и сидеть с каменным лицом, зная, что они слабоваты, но надеясь, что у Линча еще хуже? Возможно, но не в его характере.
Я не собираюсь, мягко пояснил он, шантажировать вас этой женщиной. У меня ничего нет на вашего сына; он был свидетелем, вероятно, важного момента в жизни человека, который вскоре погиб. У меня нет ничего на женщину, которая может что-то знать о его душевном состоянии. Но я обязан это выяснить.
Пинцет осторожно поднял его и положил на стол, направив мощный луч света. Его рассматривали в полном молчании.
Я не стану давить на вашего свидетеля, просто сказал Линч. Эта женщина все ее слова будут тщательно взвешены. Моя жена вам доверяет. Я сомневался не попытаетесь ли вы использовать эту женщину чтобы надавить на меня. Я верю вам на слово. Хм-м Я и так слишком много вам сказал. Мы друг у друга в руках, мистер Ван дер Вальк. Мы должны больше знать друг о друге. Я буду держать с вами связь. Вы тоже? Очень хорошо. А сейчас попрошу меня извинить. Пожалуйста, сообщите Лиз если захотите сменить базу.
Ван дер Вальк встал:
Как вы думаете, что я обнаружу?
Детскую влюбленность, сухо ответил Линч.
Полагаю, мне не нужно вам напоминать, что это тоже весьма взрывоопасное состояние.
Я все держу под контролем, можете мне поверить.
Ван дер Вальк зашел в кафе и поел то, что в Ирландии называют чаем: яичницу с сочным беконом, сосиски, помидоры и хлебвсе это сильно поджарено и, чтобы добить окончательно, смачно полито кетчупом. Пить чай в таком сопровождении сродни самоубийству. Хлеб с маслом: тесто выпаривают, а потом называют это хлебомв Ирландии, в Англии и, увы, в Голландии тоже. По своему опыту он уже знал, что в эту минуту пол-Ирландии пьет соду. Но все равно комиссар ел с удовольствием. Не торопился, и, когда доел, час пик уже кончился, и он с комфортом доехал до Монкстауна, не опасаясь быть раздавленным.
Пока он сидел в кафе, шел дождь; в Ирландии он мягче, чем в Голландии. Мокрые улицы блестели черным асфальтом, в воздухе пахло свежестью; небо немного прояснилось, но тучи не уходили. Мелкие капли падали на лицо, Под деревьями капли становились крупнее, тяжелее и стекали за воротник, но не носить плащ под теплым сентябрьским дождем было для него чуть ли не делом чести.
Удивительное умиротворение; вокруг ни души, издалека доносится приглушенный шум машин и автобусов, проезжающих по шоссе. На землю спустились сумерки нежно-голубого цвета. Он находился в стеклянной чаше покоя, в аквариуме чуть больше банки для варенья, но и этого было достаточно, чтобы на несколько минут забыть о неприятных обязанностях. Что видит рыба там, под водой? Он шагал по Белгрейв-сквер к прибрежному бульвару, чтобы это выяснить. Здесь проезжали машины, возвращаясь домой из Дублина, но их было немного. На залив опускалась ночь. Он глубоко вдохнул: такой, наверное, была Калифорния сорок лет назад. Море тихонько похрапывало; чувство покоя вызывало щемящую тоску: лучше бы он сюда не приезжал. И почему этому Мартинесу нужно было погибнуть?