Санчо поднял голову только спустя минуту или около того. В нескольких метрах от него полыхали останки любимой «шестерки». Все-таки он избавился от нее, как и советовал Лавр, правда несколько нецивилизованным и диким способом. Но нет худа без добра. От белого «форда» тоже остался лишь горящий остов. В трагической гибели пассажира иномарки сомневаться не приходилось.
Мошкин поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Ему следовало срочно покинуть место катастрофы и каким-то образом вернуться обратно в город. И больше всего Александра беспокоил сейчас вопрос о судьбе Лаврикова.
Я вот все думаю тихо произнес Лавр, но Федечка не дал ему закончить начатой фразы.
Это уже прогресс, с усмешкой вклинился он, но тут же поинтересовался:И о чем мысли?
Отец и сын находились на территории больницы. Федор Павлович вот уже в течение целой недели имел возможность передвигаться по усыпанному цветами саду в кресле-каталке. Врачи смело прогнозировали его скорейшее выздоровление. Розгин все это время находился рядом, лишь изредка отлучаясь из больницы, сменяемый теткой или Александром Мошкиным, у которых за это время успели завязаться весьма теплые взаимоотношения. Юноша без всяких дополнительных просьб со стороны своего раненого отца успел избавиться от своей косматой шевелюры с многочисленными тугими косичками и в настоящий момент был практически лысый. Короткий ежик волос прикрывал гладкий череп всего на каких-то полсантиметра.
О вихревом генераторе, признался Федор Павлович, не поворачивая головы к толкавшему сзади кресло-каталку юноше. Помнишь, ты говорил? Если он такой элементарныймоторчик, трубы, откуда ж в нем берется сто семьдесят процентов КПД?
Точно не знаю. Розгин пожал плечами. А у мужика денег нет на исследования. Могу лишь предположить Молекулы воды соприкасаются с космическим вакуумом.
С космическим вакуумом? заинтересованно переспросил Лавр.
Ага.
И от этого тепло?
Жарко, честно поведал Федечка.
Удивительное дело, поджал губы Лавриков. В обычной трубе вдруг космос возникает
Так! Федечка остановил кресло и обошел его по периметру. Проникновенно заглянул в отцовские глаза. Много думать вредно. Действовать пора. Вставай.
Я палку забыл, попытался улизнуть от изнуряющего организм процесса Лавр.
Вот уже пару дней Федечка настойчиво требовал от отца передвижения на своих двоих. Врачи советовали разрабатывать конечности и считали это неотъемлемой частью выздоровительного процесса. А бывший криминальный авторитет столь же старательно филонил и избегал этого мероприятия. Ему куда приятнее было осознавать, что по цветочным аллеям его катает родной сын. Однако в вопросах здоровья Федечка оказался на поверку еще большим тираном, чем Санчо.
Ничего, безапелляционно заявил юноша. На меня обопрешься. Вставай, вставай, не коси под инвалида! Своими двоими надо учиться.
Садист, шутливо пожурил Лавр паренька, но на ноги все же поднялся, по-стариковски кряхтя и охая.
Федечка бережно подхватил его, и Лавриков оперся на плечо сына.
Давай! подбодрил его Розгин. Шаг Другой Молодец! Замечательно у нас получается! Еще шаг!.. Следующий
Продвинувшись всего на метр вперед по аллее, Лавр остановился. Тяжелое дыхание со свистом вырывалось из его легких. Он судорожно сглотнул.
Все! Не могу больше! признался Федор Павлович сыну.
Устал?
Не Некогда могущественный и влиятельный авторитет покачал седой головой. Стыдно Ну что ты, в самом деле, будто нанялся нянькой Костылем!
Я не нанялся, открестился от этого предположения Федечка. Просто дееспособный ребенок обязан заботиться о недееспособном родителе. По закону.
Брови Лавра недовольно сошлись к переносице. Он чуть повернулся корпусом влево и встретился взглядом с юношей.
Опять «по закону»? сердито пробурчал он и непроизвольно мазнул взглядом по коротко стриженной макушке отпрыска. По какому еще закону?
По человеческому закону, Лавр! гордо и с достоинством ответил парень. По человеческому, понимаешь?.. Такие я признаю
Секунду подумав, Федор Павлович согласно кивнул. Его рука, обхватившая плечо Розгина, сжалась крепче, и потрескавшиеся губы растянулись в улыбке.
Ладно. Тогда поживем еще немножко. Лавриков даже позволил себе распрямиться и вскинуть вверх заостренный подбородок. По человеческим законам
Поживем, куда денешься, подхватил Федечка.
И они двинулись дальше. Неторопливо, шаг за шагом, к дальнему концу аллеи больничного сада. Кресло-каталка осталась позади, и ни Лавр, ни его сын ни разу не обернулись в ее сторону. Желтые листья падали им под ноги, свидетельствуя о том, что золотая осень, так пылко и страстно любимая Александром Сергеевичем Пушкиным, уже основательно вступила в свои законные права. Сын и отец, обретя друг друга после долгой разлуки, начинали свой новый жизненный виток.