Два замечательных пастиса, какие вы одна умеете делать!
Да, я знаю, мадам, поспешно добавил Раймонд, когда она подняла глаза, выразительно выпятив нижнюю губу. Я должен вам двадцать пять франков, но вынужден просить вас отложить расчеты до конца недели.
Да ничего страшного, я знаю, что на вас можно положиться.
Мадам Симона уже была на другом конце стойки, и Кристоф предостерегающе пнул приятеля. Что правда, то правда: он никогда не позволял себе влезать в долги. Впрочем, с этой дамой такие номера и не проходят.
К тому же Кристоф и не стал бы вести здесь серьезные разговоры. Еще не хватало! Время аперитива, и кафе заполонили завсегдатаи: Мариус, старик Леон, почтальон Шарло. Два пастиса. Еще три Позвякивание кусочков льда и сплетни гармонично дополняли друг друга.
Держи нож наготове, чтобы перерезать носовой фалинь Или это просто очередная драма Кристофа? Каким же он, Раймонд, был идиотом! Не потому, что стукнул «Оливию», такое могло случиться с кем угодно. Да, тогда он в полной мере оценил ее невероятную прочность: их терло там не меньше полутора часов при крепком юго-западном ветре, прежде чем прилив вынес наконец судно в море. Нет, глупо было отсиживаться в кафевот как сейчас, вместо того чтобы проследить, выполняют ли на верфи работу как следует. Подумаешь, покореженная доска! Просмолить раскаленным варом, а потом залить сверху хорошим цементом. Он сам во всем виноват. Сидел себе, попивая пастис.
Раймонда охватило нелепое желание встать и броситься к своему судну, удержать то единственное, что действительно имеет значение.
Чушь! На глазах доброй половины Поркероля следовало сохранять спокойствие и разговаривать как ни в чем не бывало.
Ты уже нашел покупателя на эту свою старую развалину, Кристоф?
«La Pupuce»? Ну уж нет, это судно моего сына, я не могу его продать.
Ну а если, допустим, какой-нибудь маньяк предложит тебе полмиллиона?
Что ж, тогда дело другое. Это было бы удачной сделкой для моего сына.
Из кухни сочился восхитительный запах. Официантка раскладывала на столиках террасы ярко-красные, цвета вареного омара, скатерти и салфетки. Сегодня здесь подадут жареную ногу барашка с чесноком и розмарином. А Раймонд подогреет себе вчерашнюю тушеную рыбу. Рыба-то неплоха, но у нее будет скверный привкус из-за каких-то паршивых двадцати пяти франков мадам Симоны
А еще надо было таскать густую, тяжелую защитную краску: утомительная работа.
Я мог бы подыскать для тебя хороший лес. Десятилетний. Спиленный осенью, вдруг безучастно обронил Кристоф.
Да, это можно было бы сделать. Выковырять проклятый бетон. Сделать новое днище или почти новое и работать очень осторожно, встраивая его в старую древесину. А потом залить новый бетон. Знаешь, во сколько это обойдется?
Тебя это беспокоит?
Бог мой, Кристоф, ты ведь знаешь, у меня ни сантима.
Ну что ж, тогда после окраски просто спусти «Оливию» на воду. В гавани с ней Ничего не случится, и до Тулона дойдет без проблемесли только не поднимется мистраль. Чего волноваться-то? Вон чертов Артишок каждый день выходит в море на своем, а у него дно раз в десять хуже твоего.
Отправиться в Тулонне то же самое, что в Южную Америку.
«Вальпараисо, подумал Раймонд. Если это сорвется, то и все остальное ни к чему».
Глава 2
Возвращение на «Оливию» его немного приободрило. Так бывало всегда. Раймонд устал, но честно выполнил свою работу. Ну, не вполнеони наводили глянец поверх гангрены. Зато Кристоф раздобыл несколько листов жестинаверняка каким-то таинственным образом умыкнул у флотских. Они закрасили дерево, как следует растянули жесть и прибили медными гвоздями, а потом еще раз покрасили, поверх нее заплаты. И все-таки гниль осталась внутри.
Раймонд утомленно лег на койку у левой стены каюты и похлопал ладонью по коже. Она была здесь более шестидесяти летпоцарапанная, вытертая, лоснящаяся, вся в трещинах, рубцах и пятнах. Да, сама история «Оливии» была начертана на этой коже.
Построили «Оливию» в Англии как рыболовный баркас и как-то невнятно назвали«Лу люгер». Открытое полупалубное судно с простейшей оснасткой, на корменичего, кроме кучи мусора, оставшегося от рыбаков. И почему только рыбакисамые страшные грязнули и неряхи из всех мореплавателей? Но строить они умеют.
Вероятно, у судна даже имени не было, только номер, а его хозяева зарабатывали на пропитание в Атлантике, отлавливая сардину или еще какую рыбешку. Потом, наверное между 1910-м и 1914 годами, когда мореплавание стало для богатых людей сначала престижным занятием, а потом страстью, судно выкупили и переделали в яхту. Это был героический период. Капитан Мак-Маллен, чьи суденышки носили пышные романтические названия«Персей», «Орион», написал «Через Ла-Манш»первое классическое произведение любителя, плавающего в одиночку ради удовольствия. А еще был Чайлдерз с его «Загадкой песков». И на горизонте уже маячил доктор Клод Уорт, Моисей яхтсменов.
Кто-то из подобных людей купил судно и переделал в гафельный катер с оснасткой для парусов там, где теперь стоит двигатель, между каютой и кокпитом. Эта оснастка и простой, тяжелый такелаж катера идеально подходили «Оливии». Она выглядела до нелепого старомодной теперь, рядом со стройными и элегантными быстроходными яхтами под бермудскими парусами, но Раймонда это никогда не волновало. Он знал, что его судносамое лучшее и только с ним можно управляться в одиночку. Пусть скорость у «Оливии» невелика, но все исправно, экономично, надежно и на удивление мощно.
Единственная короткая и толстая мачта и гик наподобие телеграфного столба. Никакой стеньги. «Незарифленный» парус был просто гротом, стакселем со шкотом на леере и большим кливером на низко подвешенном бушприте. Никаких сложных устройств; минимум канатов и блоков. Будь у «Оливии» спинакеры или прямые паруса, Раймонд не знал бы, что с ними делать.
Конечно, на мелководье и при легком ветре плавание шло очень медленно, «Оливия» с ее необычной осадкой, пробираясь в порты Ла-Манша или Северного моря, выглядела бы неуклюжей коровой. Да и порты эти хорошивсе в песчаных отмелях и с чудовищными приливами. Моторами тогда никто не пользовался. Раймонд мог нарисовать в воображении ее первого владельцагосподина с бакенбардами и в клетчатых бриджах, а рядом, видимо, саму Оливию, чопорную, но спортивную даму, в дорогой маленькой шляпке, верпующую от этих песчаных отмелей.
Но к началу тридцатых годов женщины уже носили брюки, и их больше не прельщали спартанские забавы вроде верпования. А выглядело это так. Завязнув в грязи, следовало отплыть от судна в весельной шлюпке и бросить якорь на длинном верповальном тросе, а летом, вытягивая этот якорь, снять яхту с отмели. Как правило, якорь поддается, но в любом случае тот, кто с ним возится, в финале бывает залеплен грязью с головы до ног. Владелец «Оливии» установил мотор, и именно этот мотор, с гордостью объявлял Раймонд, сделал ее лучшим судном такого размера. Этот плоский двухцилиндровый дизель было не так просто завести, но он отличался абсолютной надежностью и мог день и ночь тащить массивный корпус «Оливии» со скоростью пять узлов в стоячей воде. Он выдерживал любое количество соленой воды, никогда не требовал к себе внимания и всегда запускался с первого раза. Полное отсутствие стервозности у маленького судового двигателявеличайшая редкость, а этот сберег Раймонду жизнь, равно как огромное количество сил, здоровья и крови, избавив от многих кошмаров.
Он был оснащен динамомашиной, двумя подзаряжающимися двенадцативольтными аккумуляторами и снабжал все судно электрическим освещением. Кроме того, мог бы давать питание для радиопередатчика, но Раймонд был не из тех моряков, кто жалует подобные приспособления. Он и лампы-то предпочитал масляные, за исключением экстренных ситуаций и навигационных огней во время ночного плавания.
Все произошло по чистой случайности. Раймонд мог бы легко найти французское судно красивее, изящнее и быстроходнее. Но не такое удобное, просторное, надежное. Он влюбился в «Оливию» с первого взгляда и никогда не пожалел об этом.
Внутри она тоже была превосходно оборудована, наподобие русского пассажирского вагона, построенного до 1914 года. Все было отделано тиком, за исключением литой железной духовки в стиле рококо и медных перил вокруг нее, не дававших кастрюлям вываливаться во время плавания. Печь идеально подходила для того, чтобы держать там продукты. На раскладном столе из цельного куска тика не оставалось царапин, а переборки выдержали бы и слона.