Из нас выйдет очаровательная пара. Да, я пойду с вами, меня это и вправду развлечет.
У меня в хибарке полно восхитительных сокровищкартофельные чипсы, виски. Есть даже старый матрас. Малость заплесневелый, правда.
Я просто сгораю от нетерпения!
Они вместе прошли через весь поселок, и Кристоф важно махал рукой всем встречным, словно президент республики.
Ну как, мадам, вам нравится Поркероль?
Его нетрудно полюбить.
Ну, кое-кому порой приедается. Заняться-то нечем, кроме как ловить рыбу или ходить под парусом. Ну и пить, само собой. Людям нужны развлечения. Лукавые зеленые глаза взирали на спутницу простодушно и невинно.
Мужчины ловят рыбу, сказала Натали, и, не будучи профессионалами, не могут ничего путного. Но продолжают тешиться иллюзиями. С женщинами дело обстоит почти так же.
Им нравится охота. Увы, на Поркероле не осталось дичи. Разве что несколько фазанов.
Меня это вполне устраивает. Я лишена охотничьего азарт та стрелять кроликов просто потому, что нет тигров.
В таком случае остаются морские прогулки.
Да. Я с удовольствием поплавала позавчера. Правда, я гожусь в моряки только в хорошую погоду.
Многие люди приезжают сюда, начал Кристоф тоном опытного рассказчика, чтобы порыбачить, походить под парусом или просто ничего не делатьотдохнуть пару недель, знаете ли, как положено, но внезапно открывают для себя новую жизнь, не такую беспокойную. И это им настолько нравится, что они не хотят уезжать. Это особенно подходит людям с положениемтут они могут махнуть рукой на все условности, что иногда очень полезно.
Что ж, путешествие расширит их кругозор.
Но путешествовать порой бывает опасно. Мне доводилось видеть поразительные вещи. Люди вдруг начинают творить такое, чего никогда не стали бы делать дома.
Сегодня я не видела в гавани месье Капитана.
Я тоже заметил, что его нет. Видно, ушел под парусом, хоть ветер и не очень сильныйтак, легкий бриз.
По-моему, он очень мил и держится прекрасно.
Кристоф усмехнулся:
Да, кое-кто из шкиперов любит приглашать женщин поплавать, а потом приставать к ним с грязными предложениями. Наш месье Капитан ни в жизнь не позволит себе ничего такого.
Натали улыбнулась в ответ:
В любом случае мне было с ним интересно.
Да, Капитанзанятный малый. Немного чокнутый, а это всегда забавляет, правда? Он просто помешан на своей яхте. Нас, рыбаков, заботит только, чтобы судно не потонуло, пока мы вытягиваем сети, но яхтаэто болезнь. Таракан, засевший у вас в голове. Те, кто заводит яхты, никак не могут с ними наиграться.
У месье Капитана хороший корабль. Я в этом ничего не понимаю, но мне показалось, что там все замечательно обустроено. С таким кораблем человеку море по колено.
Да. Омару нужна только его скорлупа, а вот мужчинеочень много всяких разностей.
Ну, омар не испытывает такой тяги к перемене мест. Пересечь Атлантику, например.
Ах вот оно как, вы знаете про это?
Вы хотите сказать, что он и вам рассказывал?
Черт, вот никогда бы не подумал
Это мои большие темные глаза располагают к откровенности.
Чего только мужчины не рассказывают женщинам, с серьезным видом покачал головой Кристоф. Он, наверное, в вас влюбился.
Возможно. Какая прелесть! Не беспокойтесь, я не буду с месье Капитаном жестока.
Вы сами в это верите?
Как ни странно, пожалуй, да. А вы?
Точно сказать не берусь, совсем посерьезнел рыбак. Но если честно, скореенет.
Увидим, кто из нас прав.
Ну, вот мы и пришли. Не хотите немного виски?
Да, а потом я пойду прогуляюсь, скажем к мысу.
Вы думаете, он уплыл? Я имею в видунасовсем?
Могу только гадать.
Кристоф раскатисто захохотал:
Не волнуйтесь, к обеду вернется. Приятного вам аппетита.
«Ну вот, подумала Натали, отойдя на добрых полкилометра от хижины, я забыла спросить, почему Кристоф всегда носит домашние шлепанцы. Наверное, потому, что они ему нравятся. Что ж, ответ не хуже любого другого».
Во время утренней прогулки Натали вновь спорила сама с собой. Она была вполне согласна с Кристофом, считавшим Раймонда милым чудаком, который проводит жизнь болтаясь на яхте и сочиняя всякие истории, чтобы придать своей жизни большую значимость. Но с равным основанием она могла признать в нем идеалиста, еще не пережившего крушения иллюзий, а потому способного на обращенный ко всему миру жест, в котором чувствуется не только вызов, но и нечто истинно героическое.
А третье «я» Натали позволяло ей совершенно спокойно доказывать самой себе, что она еще может влюбиться Какая-то смутная надежда не покидала ее весь день, но к утру, когда об «Оливии» по-прежнему не было ни слуху ни духу, Натали охватило чувство близкое к гордости. Никто не имел ни малейшего понятия, куда исчез Раймонд, а судя по тому, что болтали в баре, он едва ли хоть раз отсутствовал более двадцати четырех часов, с тех пор как приплыл на остров.
«Что за нелепые, детские переживания! корила себя Натали. Совсем как у пятнадцатилетней девчонки, которая влюбилась в мотогонщика и бормочет маловразумительные, исступленные молитвы: «Господи, пожалуйста, дай ему выиграть!» Снимется ли Раймонд с места, отправится ли в плавание, достигнет ли Вальпараисовсе это имело огромное значение не только для ее веры в идеал, но для любви. Натали ценила роман лишь в том случае, когда губила его собственной рукой, отказывалась от него, пока еще страстно хотелось продлить мгновение, пока неугасшее чувство оставалось средоточием ее жизни. За последние годы она выработала свой собственный, мистический подход к любви. Для нее это было прелюбодеяние, то есть грех, и не могло не быть таковым; в противном случае связь с другим мужчиной становилась бессмысленным времяпрепровождением.
Перефразируя лорда Честерфилда «Положение унизительно, а расходы чрезмерны»: утраты неизбежны, ведь наслаждение мимолетно. Соответственно, для Натали любовь без ощущения греховности была довольно сомнительным удовольствием. Искупить же грех она могла, лишь наказывая себя. Любовникам следовало отрубать головы, пока они были ей дороги. Эту теорию она разработала еще воспитательницей католического монастыря. Натали до сих пор, как наяву, слышала низкий, мелодичный голос высокой, красивой и грозной матери Мари-Агаты: «Когда речь идет о смертном грехе, дети мои, вопрос заключается не только в степени его тяжести и полном осознании содеянного. Согласие на грехвот что важно. Принимать смертный грех и совершать его с удовольствиемвот что страшно». Это «согласие на грех» засело в памяти Натали как ничто другое. Она получила бессистемное образование и была напичкана совершенно бесполезными сведениями: о конфликте вокруг «Эрнани», о так называемом янсенизме Расина, о том, что Паскаль и Вольтер на самом деле были весьма посредственными писателями, а французская проза от Монтеня до Леона Блуа сплошь и рядом создавалась подрывными элементами. Месье Комб, возможно, слишком глуп для антихриста, но Жюль Ферри явился большей катастрофой для Франции, чем двадцать Базенов. Что же до христианской доктрины, то здесь дело обстояло еще хуже, и Натали чувствовала, что имеет весьма смутное представление о христианском смирении, Успении Богоматери и энцикликах папы Льва. И это было вполне простительно. Но про «согласие на грех» она усвоила прочно.
Натали никогда не делала ничего такого, что осознавалось или ощущалось как грех, без благоговейного ужаса перед его приятием. Пассивная уступка не представляла никакой ценностиэто не было ни грехом, ни чем-либо подобным, но лишь проявлением бесхарактерности. Нет, надлежало добровольно прыгнуть навстречу греху, ухватиться за него и обвить руками. И вот, услышав о плавании, совершаемом, чтобы уйти от цивилизованного мира, подальше от грехов и женщин, Натали поняла, что сделаетобязана сделать, если можно так выразиться, тот шаг, который совершила тогда, на Пор-Кро. Шаг навстречу греху, предпринятый ради удовольствия, как она порой подозревала, сделать потом другойпрочь. В той же степени преднамеренный и почти столь же сладостный, хотя Натали думала так, лишь пребывая в особенно сардоническом расположении духа. Принятие ничего не стоит без отказатакова была ее личная мораль.