Он перекусил, достал из чемодана свой костюм, сменил на него свою лыжную экипировку и, удобно расположившись, принялся за купленный на вокзале роман Альбера Симонэна. Книга оказалась очень увлекательной благодаря интересному сюжету и тому, что изобиловала гангстерским сленгом, так что он провел несколько счастливых часов, пытаясь представить, как Раймонд Чандлер пересказал бы эту историю, перебросив ее героев в Америку.
Был вечер, сумрачный промозглый вечер в Страсбурге. Он никогда здесь не бывал, в атмосфере этого города царило умиротворение, и это ему очень импонировало. Он пожалел, что не может задержаться здесь подольше, как бы ему хотелось спокойно насладиться этим городом хоть несколько дней! Нет, он уже достаточно поездил. Теперь он был настроен отправиться домой, почувствовать этот неповторимый вкус собственного дома, услышать голос любимой жены, насладиться домашней едой, ощутить, что его окружают любимые вещи, сказать себе, что он дома и что на следующее утро он проснется, позавтракает и поедет на велосипеде, как обычно, в свой полицейский участок. Ему уже было вполне достаточно гор, живописной обстановки и своеобразного острого удовольствия, которое он испытывал, наблюдая за девушками, катающимися на лыжах по слаломной трассе.
Он наскоро, невыразительно пообедал в совершенно не впечатлившем его отеле неподалеку от вокзала и позвонил Арлетт, прежде чем завалиться спать.
Я в Страсбурге. Здесь так хорошо, мы как-нибудь съездим с тобой вместе.
Ты все еще не закончил с этим делом, да? А как твои лыжи?
О, не напоминай мне про лыжи. Мое плечо все еще болит. Сейчас я хочу только одногоувидеть наш дождливый Амстердам. Прелестный и ровный!
Когда предполагаешь вернуться домой?
Если повезет, может быть, закончу со всеми делами завтра. Все это буря в стакане воды. Просто этот парень, за которым меня послали, мечется, словно кролик в поисках убежища. Но я разузнал, где находится его норка. Несомненно, мне придется перетерпеть сцену с его девушкой, но от этого никуда не денешься. Все это путешествие позволило мне снова почувствовать вкус к домашней жизни. А у тебя все в порядке?
Да, но, правда, я чувствую себя почти вдовой. Удовольствие еще то.
Да уж. Я позвоню тебе завтрак тому времени я уже должен что-нибудь разузнать.
На следующее утро все было по-другому: на улице тяжелыми хлопьями валил мокрый снег. На улицах Страсбурга он задерживался не слишком долго, но все же достаточно, чтобы сделать неприятной прогулку.
Он не стал надевать костюм, а выбрал саржевые брюки, канадскую куртку, которую купилв счет расходовв Инсбруке, тяжелые ботинки и, между прочим, свитер, который подарила ему Анн-Мари. Это снова заставило его задуматься: почему Анн-Мари пыталась соблазнить его? Почему она криком предупредила Жан-Клода об их присутствии? Он приписал это прихоти женщины, которая по причине своего крайнего богатства может потакать своим капризам. Подавив свое недовольство и досаду от того, что его мечтам о спокойной жизни дома пока не грозит сбыться, и от неуверенности, что он все правильно сделал тогда в горах, он взял напрокат машину. Как все прокатные машины, она вела себя безобразнопередачи переключались из рук вон плохо, видимость была ужасная, подогрев работал слишком сильно, как всегда, он несколько раз повернул не туда, куда надо, нет, он должен был схватить, пока не поздно, зубами терпения эту пулю раздражения.
Сквозь серую низкую завесу тяжелых облаков Вогез не было видно до тех пор, пока он ехал над ними. Кругом были только горы и облака. Он свернул с горной трассы на узкую дорогу и вскоре обнаружил свою деревеньку, главными достопримечательностями которой являлись церковь в романском стиле, школа и французская провинциальная мэрия с грандиозными колоннами снаружи, поддерживающими достоинство Республики.
Кафе, телефонный номер которого был нацарапан на добытом им в Шамониксе клочке бумаги, найти оказалось совсем несложно. Прямо за кафе гордо расположилась ферма, так что внутри царил обычный для сельских мест всех времен и народов незабываемый аромат. Полированная смолистая сосна здесь соседствовала с кафельной плиткой. Солома, грубые рабочие комбинезоны и собака, белое вино и овощной суп, лук и копченый бекон. Как обычно, в интерьере смешалось очень старое и очень новое: покрытые многочисленными вмятинами цинковые посудины, которые, наверное, датировались еще во времена Наполеона Третьего, и автомат для приготовления кофе-эспрессо, сверкающий хромом, с маленькими магическими рычажками и мигающими красными огоньками на передней панели Огромный телевизор был уставлен разноцветными безделушкамитак умеют украшать свои интерьеры только настоящие французы, а по бокам от него с комфортом расположились большая фарфоровая пастушья собака и чучело выдры с чучелом форели в зубах.
В кафе сидел здоровяк в синем комбинезоне, пьющий вино, худой человечек в кепке и женщина, которая чистила морковь.
Доброе утро.
Доброе, нестройно ответствовало трио.
По их ответу Ван дер Вальк понял, что задача перед ним стоит не из легких. Здесь присутствовали два типичных французаодин доброжелательный и один угрюмый. Конечно, растопить лед в душе угрюмца можно, но порой это бывает чрезвычайно сложно. Три пары глаз рассматривали пришельца с нормальным крестьянским недоверием.
Суп пахнет очень вкусно.
Угу.
Горечавку. Это уже вошло у него в привычку.
Человечек в кепке отправился в погреб за новой бутылкой, сделал он это с явной неохотой, словно сердце у него не лежало тратить свое время и энергию на всякие глупости.
И одну мне с собой. Еще стакан белого, в ответ раздалось жадное бормотание. Здоровяк и женщина, казалось, спорили. Они могли обсуждать, что делать с картофелем, но местное наречие, на котором они изъяснялись, было для Ван дер Валька загадочной тарабарщиной. В их речи звучали французские слова, но мелькали и похожие на немецкие, а интонации очень напоминали валлийские. Он не смог бы с полной уверенностью сказать, что они говорили о картофеле, но знал, что, когда крестьяне разговаривают друг с другом, их голоса звучат довольно враждебно, даже если они ведут дружескую беседу.
Я ищу мистера Маршала.
Кто это?
Он здесь живет.
А.
Далеко?
Угу.
В деревне?
Вверх по дороге.
Тогда, значит, недалеко.
Ага.
Я пойду и постучусь к нему, если вы покажете мне дорогу.
Там никого нет.
«О боже, с тоской взмолился Ван дер Вальк, только не опять все сначала».
Ага, внезапно заявила женщина. Это так.
Что?
Там кто-то есть.
Угу. Уехали.
Вчера подняли ставни.
А сегодня опустили, с удовольствием сообщил худой в кепке.
Я попытаюсь, сказал Ван дер Вальк. Еще стаканчик?
Ага.
Толстяк, который вертел в руках пустой стакан, тупо уставившись в экран телевизора, беспокойно заерзал на своем месте.
А автомобиль здесь.
Выпейте еще один, радушно предложил Ван дер Вальк. А как насчет вас, мадам?
Угу. Но это для меня слишком кисло.
Тогда немного сливянки?
Угу.
«Возможно, именно этим ключиком Шекспир открыл его сердце», подумал Ван дер Вальк, чувствуя, что слегка обалдел от всей этой нелепицы.
Внезапно женщина растаяла:
Ты покажешь дорогу, Альберт.
Альбертом оказался здоровяк. Он с явной неохотой и с большим трудом оторвался от своего стакана, но, пересилив себя, взял свой берет, дважды почесался, размотал и снова замотал на шее шарф, взял у Ван дер Валька сигарету и только после этого, видимо, почувствовал себя готовым совершить доброе дело.
Снаружи Альберта ждал трактор. Он взгромоздился на сиденье и, указав пальцем, похожим на баклажан, в сторону улицы, пояснил:
Не заблудимся. Он с зелеными ставнями.
Ван дер Вальк подумал, что здесь по крайней мере двадцать домов с зелеными ставнями.
Красный дом, добавил Альберт и повернул ключ зажигания.
Искомый дом, впрочем, как и все остальные дома в Вогезах, был выстроен из песчаника, его окна действительно прикрывались зелеными ставнями, и сейчас они были опущены. Это не было какое-то уединенное фантастическое бунгалообыкновенный деревенский дом, небольшой по сравнению с соседскими. Каменной стеной завладел вьюнок, крашеная деревянная дверь стараниями деревенских мальчишек исписана непристойностями. Через широкие двойные ворота сегодня никто не проходилк этому выводу Ван дер Вальк пришел, заметив, что на свежем снегу нет следов.