Пожалуйста, объясните мне, в чем суть этого вида спорта? с набитым ртом попросил Ван дер Вальк. Просто лавировать между флажкамипо-моему, это как-то скучно и прямолинейно.
Нет, нет, все совсем наоборот, с энтузиазмом возразил один. Он сдвинул кофейные чашки и высыпал на стол из сахарницы ее содержимое. Предположим, это склон, так покрытый снегом. Но без всяких выбоин и кочек, ровный со всех сторон. Чтобы спуститься по нему, нужно обладать определенным набором знаний и некоторой сноровкой. Спортсмен вылетает из ворот, вот отсюда, и стремительно несется вниз, так, чуть отклоняется вправо, в следующих воротах, это рискованно, резко поворачивает налево вот так чтобы не терять преимущества, надо точно соизмерять свой вес и скорость здесьследующие ворота и новый поворот направо. Очень важна точность: всего лишних пять сантиметров в сторонуи ваши лыжи могут попасть в какую-нибудь ямку, а скорость очень большая, и нельзя терять ритм. Это чертовски сложно.
А ритм изменяется, решил не упускать возможности щегольнуть своими знаниями другой, пролеты между воротами становятся другой протяженности, кажется, ворота довольно далеко друг от друга, но когда несешься по склону и проскакиваешь сквозь них, то серпантин становится более сжатым, где ворота стоят друг от друга на расстоянии трех-четырех метров вместо десятидвенадцати, и спортсмен, который сначала танцевал танго, начинает танцевать твист.
Цыпленка или телячью котлету? спросил официант, составляя кофейные чашки на поднос.
Телятину. Знал он этих цыплят, худосочных и жестких, одинаковых во всех отелях, словно их на одном конвейере собирали
Пошли, Гарри, не забудь о барышнях.
Немного подождать никогда не вредно, отмахнулся Гарри.
Хорошенькие спортсменки, объяснил другой, норвежки. Мы учим их слалому, а они нас прыжкам с трамплина.
Большой слаломинтервал тридцать метров, добавил Гарри. До свидания.
Н-да, слаломная трасса Анн-Мари явно была спланирована как-то хитро. Почему она изменила линию поведения? Почему она вдруг, так неожиданно, прилетела в Инсбрук? Почему она начала мешать ему и стала уговаривать оставить это дело, хотя сначала, там, в Амстердаме, ничего против не имела?
Да, Канизиус говорил с ней. Очевиднои это нормально, Канизиус позвонил ей и обнадежил ее: у нас есть новости о нем, не волнуйтесь, что бы ни беспокоило его, мы это выясним Нет, скорее всего, это было не так. Канизиус сделал какие-то злобные намеки по поводу того, что Жан-Клод уехал в Инсбрук с хорошенькой молодой немкой, и сказал что-то, что глубоко задело женщину. И Ван дер Вальк не был уверен, что ее действиями руководила тривиальная ревность.
Должно быть, сообщение Канизиуса шокировало ее. Он вспомнил ее слова: «Я единственная женщина, которая что-то значит для него». Да и та маленькая вспышка гнева, когда они пили кофе нет, она не была наигранной. Но была ли это только ревность? Он не был уверен в этом. Слишком резко она изменила линию поведения, начиная препятствовать ему. «Я не могу с уверенностью сказать, он это был или нет». Что плохого случилось бы, если бы он встретился с Жан-Клодом, поговорил с ним и отправил его юную подружку домой, к маме? Совершенно точно, Анн-Мари не стала бы протестовать против этого!
Связано ли как-то ее поведение с Канизиусом? Он что-то сказал, или намекнул, или высказал какое-то предположение в недоброжелательной форме?
Ван дер Вальк этого не знал. Прежде чем отправиться спать, он пошел позвонить собственной жене.
У слаломной трассы собралось огромное количество народу. Разделившись на две половины, толпа заполонила склон, обступив ее с обеих сторон. После недельного закрытия для проведения соревнований олимпийская лыжня этим утром была снова открыта для всех желающих. Несколько людей с лыжами на плечах собирались подняться на холм и испытать себя на этом поприще, ободренные и возбужденные вчерашними подвигами девушек. Даже лучшие из них не были достаточно умелыми, достаточно опытными для того, чтобы спуститься по этой трудной трассе достаточно быстро и красиво, и некоторые могут хорошо поплатиться за тот кусок, который они не могут прожевать, сломанной ногой или вывихнутым плечом. Ван дер Вальк, цинично усмехнувшись, подумал, что австрийцы подготовились к этому. Внизу, у лыжни, стоял вертолетесли кто-нибудь получит серьезную травму, его немедленно отправят в больницу.
Толпа стояла вокруг трассы, к низу холма народу становилось все больше, воздух был пропитан возбуждением и волнением, исходящим от людей. Кругом стоял шум: непрерывно бормотали зрители, непрерывно бормотали журналисты, перекрывая этот гул, что-то вещал громкоговоритель. Проверяли свое оборудование радиостанции, у самой трассы устанавливали телевизионные камеры, везде сновали организаторы, размахивая, наверное, какими-то чрезвычайно важными бумажками. Словно муравьи, на трассе суетились рабочие, проводя последние приготовлениязакрепляя на кольях канаты, ограждающие толпу, расставляя на положенном расстоянии флажки на лыжне, трудолюбиво выравнивая лыжню между воротами и утрамбовывая снег. За деревянными щитами с рекламными баннерами пилот вертолета активно флиртовал с медсестрой, наслаждаясь чашкой горячего кофе. Взад-вперед носились репортеры, размахивая микрофонами, микрофоны болтались у них на галстуках, провода волочились за ними, как хвосты, напоминая шлейфы бальных платьев.
Напряжение все нарастало. Последние большие, решающие соревнования в этом сезоне. Вчера соревновались австрийские спортсменки. Покажут ли француженки лучшую технику? Эта тема муссировалась в толпе непрерывно. Но Ван дер Валька это совершенно не интересовало. Он уже отыскал припаркованный красный «фиат» и теперь не спускал с него глаз.
Анн-Мари, с лыжами на плече, беседовала с каким-то знакомым репортеромсоздавалось впечатление, что она знала всех на свете!
За ночь выпало еще десять сантиметров снега, но он хорошо слежался со старым слоем. Снег хороший, лыжня будет быстрая. А обледенелые участкивсе думают, что они могут сыграть на руку француженкам. Я чувствую себя в прекрасной форме. Ну, пойду наверх.
А я пока побуду здесь.
Как хочешь.
Ван дер Вальк навел бинокль на группу, поднимавшуюся на фуникулере; его внимание привлекла большая меховая шапка. Точно такая же казачья шапка была на голове у «девушки из свиты». Может, это она, а может, и не онаон не мог хорошенько разглядеть девушку. С ней был мужчинаможет, он, а может, и не он. Ван дер Вальк засунул бинокль за пазуху и кенгуриными скачками понесся вниз, то и дело поскальзываясь и проваливаясь в снег. Ближе к подножию горы передвигаться стало легчеон побежал быстрее.
Толпа заметно поредела, так что долго ждать ему не пришлось. Заинтересовавшие его мужчина и женщина были далеко впереди, Анн-Мари сидела в кабинке перед ним. Как же медленно двигается эта штукапокачиваясь, вибрируя, гудя. Внезапно выглянуло солнце, восхитительно теплое и ласковое на фоне холодного воздуха.
Лыжня скоро станет скользкой, словно ее смазали маслом, заметил мужчина, сидевший рядом с ним.
Перед ними открывался великолепный вид на слаломную трассу, по которой уже легко скользил вниз первый спортсмен.
Он выпрыгнул из кабинки, не надевая лыж, чтобы не терять времени, и бегом бросился к началу трассы. Датам была Анн-Мари, она стояла на коленях и что-то делала с креплениями на своих лыжах, он видел ее лицо, судя по его выражению, она была чем-то недовольна. Около полудюжины человек ждали своей очереди на спуск по трассе. Ван дер Вальк споткнулся на свежем снегу; очередной спортсмен оттолкнулся в чрезмерно претенциозном прыжке, очень быстро пролетел метров тридцать, потом вдруг замахал руками на манер ветряной мельницы, врезался в небольшую кочку, потерял обе лыжи и грациозно исчез в великолепном мягком сугробеему повезло, приземление было мягким, и он остался цел и невредим. Компания молодых людей и девушек, находившаяся на вершине горы, веселилась от души, наблюдая за полетом незадачливого горнолыжника. Ван дер Вальк добрался до Анн-Мари. Она уже надела лыжи и, как раз когда он, задыхаясь, подошел к ней, обернулась.