Мэтью сжимает губы и кивает на прощание.
Снаружи он чувствует: миссис Баллард следит, как он заводит машину, разворачивается и снова выезжает на узкую дорогу.
Мэтью проверяет экран телефона. От Саллиничего. Он велит себе не оборачиваться. Не поддаваться. И едет дальше, ведя машину очень осторожно и пытаясь стереть из памяти взгляд Барбары Баллард.
Глава 9Отец
Подъезжавшую к дому машину Генри увидел, когда проверял овец на самом высоком поле фермы, открытом всем ветрам. Под яростными порывами он застегнул куртку до самого подбородка.
С этой частью фермы всегда были сложности. Добраться туда можно только на квадроцикле, а с квадроциклом в горах у Генри то и дело случались приключения. Он несколько раз чуть не перевернулся. Однажды на очень крутом подъеме ему всерьез показалось, что чертова машина сейчас полетит кувырком. Два колеса оторвались от земли, и Генри ощутил, как смещается вес тяжелого аппарата. Было в точности как рассказываютвся жизнь пролетела перед глазами.
И голос Анны. «Это отвратительно»
Происшествие с квадроциклом так напугало его, что он немедленно отправился домой, в кабинет рядом с прихожей, и вышел в Интернет, чтобы повысить стоимость страховки. Потом по этому поводу состоялся страшный скандал с Барбарой.
Мы не можем платить по страховке больше, Генри. И зачем? Не будь таким мнительным!
Он пообещал отменить дополнительные выплаты, а про себя начал думать, не принять ли предложение от соседней фермыони готовы были забрать неудобные поля, которые лучше подходили их скоту. Но тут взыграла гордость. Генри все еще считал себя настоящим фермером, а не турагентом.
Теперь он наблюдает, как машина едет прочьводителю явно неудобно на их дороге. Едет медленно. Генри решил не сдавать в аренду и не продавать больше ни клочка земли, которую таким трудом добыли его отец и дед. Что из того, что туризм выгоднее? Летние домики. Лагерь. В душе Генри по-прежнему фермер и поэтому заботится о своих немногочисленных овцах и коровах. Он не узнал мужчину, приезжавшего в дом. Высокий и худой, а лица с такого расстояния не разглядеть. На мгновение Генри думает, не полиция ли, ощущая привычный прилив адреналина.
Прошел год, и Генри, в отличие от жены, не ждет, что дочь вернется живой.
Ага, на дорогу выходит Барбарапроверяет, что визитер уехал. Он уже решает, что нужно спуститься и выяснить, что, черт побери, происходит, когда слышит блеяние за спиной. Повернувшись, Генри видит, как две овцы, скользя по грязи на нижнем краю поля, сползают к потоку. Проклятье, надо спуститься и перегнать их повышена безопасный участок.
На промокшей насквозь земле это занимает очень много времени.
Тупые овцы. Безмозглые.
Он подзывает Сэмми, поджавшего хвост. Даже пес не любит это поле и смотрит на Генри как на психа. «Что мы тут делаем? Ты нормальныйтащить сюда квадроцикл?»
Наконец с помощью Сэмми удается отогнать заблудших овец и остальное стадо на участок повыше. Генри ведет их дальше, через ворота на соседнее полетрава там пожиже, зато ночью безопаснее. Запирает ворота, зовет Сэмми к ноге и наконец направляется по боковой аллее к дому.
Это Аллея Примул. В детстве ее очень любила Аннаиз-за высоких живых изгородей; с удовольствием собирала букетики полевых цветов.
«Папа, давай, кто быстрее!»
Генри закрывает глаза, наслаждаясь приятными воспоминаниями, и стоит неподвижно. Он видит дочку в розовой дутой куртке, в розовой шапке с помпончиками и в розовых перчатках. «Давай, папа! Я тебя обгоню!» И букетик примул в руке.
Только ощутив, как Сэмми тычется носом ему в ногу, Генри открывает глаза.
Все хорошо, малыш. Все хорошо. Он гладит голову пса, глубоко вздыхает и идет домой.
В прихожей снимает сапоги, приказав колли, вымазавшейся в грязи, ждать.
Кто к нам приезжал?
Бледная Барбара выходит с кухни, вытирая руки о фартук.
Частный детектив.
Какого черта понадобилось тут частному детективу?
Он говорит, что Эллата женщина из цветочного магазинаполучает подметные послания.
И что?
Не в социальных сетях. Настоящие письма или открытки. Доставляют домой. Гадко.
А мы тут каким боком?
По-моему, частный сыщик решил, что их посылала я.
Он тебя обвинял?
На словах нет, но смысл был таков. Как будто одолжение мне делает. Предупреждает.
Генри молчит, прищурившись.
И пока ты не спросил: нет, я их не посылала.
Ладно, надеюсь, ты сказала ему, чтобы больше не приезжал. Может, позвонить Кэти? Или лондонской команде?
Незачем. Я попросила его не возвращаться.
И ты больше ничего не говорила? Никаких глупостей, Барбара? Обо мне?
Она серьезно смотрит на него. Не мигая, холодными глазами.
Генри чувствует, как учащается его пульс.
Нет, Генри. Я не говорила никаких глупостей.
Он садится на старую церковную скамью, которая служит лавкой в прихожей.
Дженни дома?
Поехала в город. Хочет новое пальто на ночное бдение. Что-нибудь теплое и элегантное.
Генри с самого начала очень ясно заявил, как относится к этому ночному бдению. Он не религиозный человек. Идею подал местный викарий. Молитвы и свечи по поводу годовщины. Изначально назначили на четверг ровно год, день в день. Но когда подтвердилась реконструкция по телевизору, решили перенести на субботу. И людям удобнеевыходной.
Барбара задирает подбородок.
Мать Сары надеется, что мы сможем отложить бдение, пока Сара не поправится, чтобы присутствовать. Я сказала, что идея не очень удачная и Саре нужно заниматься только здоровьем. Думаю, все устроим, как планировали.
Ты по-прежнему считаешь затею стоящей?
Не знаю, Генри. Но люди были так добры, и они как будто ждут чего-то Журналисты будут фотографироватьэто поддержит интерес публики. По словам Кэти, нам важно поддерживать интерес публики.
А как Сара? Утверждает, что это случайностьс таблетками?
Никто не сочтет передоз случайностью, думает Генри. Хотел бы он относиться к Саре с большим сочувствием, да только не получается.
Глава 10Свидетельница
Я сам заварю чай, милая. Отдышись хоть десять минут!
Слышу голос мужа, но не оборачиваюсь. С верхней ступени лестницы гляжу, не отводя глаз, на почту на коврике перед дверью. И среди счетов и писем вижу знакомый черный конверт. Теперь адрес напечатан на кремовой наклейке.
Я прекрасно себя чувствую. Правда. Ты же знаешь: не люблю присаживаться. Я спускаюсь, хватаю письма с пола, сжимаю их в руках, ощущая в конверте плотную открытку, и запихиваю ее в середину, пока Тони спускается по ступенькам.
Ты точно в порядке, Элла?
Как насчет бутербродов с грудинкой? Скажи Люку: пятнадцать минут. Пропустит автобус, если не поторопится. Я чувствую, как колотится в груди сердце, и специально не гляжусь в зеркало в холлене хочу видеть улику: покрасневшие щеки.
Я действительно думала, что, обратившись к Мэтью, все прекращу; честно считала, что не придется беспокоить Тони, который и так всем этим сыт по горло.
На кухне просматриваю почту и отбираю для Тони рассылки из винного клуба и банка. Знаю, что должна рассказать ему, и уже дала себе слово, что скоро расскажу. Очень скоро. Как только поговорю с Мэтью. Но Тони снова расстроится, а он просто завален работойего ждет повышение. И мне плохо, поскольку он ясно предупреждал меняне ездить в Корнуолл. Господи Я так надеялась, что Мэтью разберется с этим делом.
Что-нибудь стоящее? Тони смотрит на почту у меня в руках.
Страховая компания. Скидка при страховке нескольких автомобилей.
Тони корчит гримасу и отворачивается, а я включаю печку и начинаю возиться с хлебом и грудинкой. И тут звонит телефон.
Возьму, говорю я. Неужели Мэтью? Я ведь, кажется, просила его звонить в магазин.
Элла, что-то происходит, а ты не говоришьчто.
Не сейчас, Тони. Пожалуйста. Все хорошо. Черт. Если это не мать из Корнуолла, придется нести открытки в полицию. И рассказать Тони.
Одной рукой открывая новую упаковку грудинки, второй беру трубку, намереваясь сказать Мэтью, чтобы перезвонил позже, в магазин.