Я зациклилась? спрашиваю.
Том поджимает губы, размышляет.
Я бы не сказал, что зациклилась. Скорее сроднилась, за столько-то лет.
Да уж.
Эй, хватит грузиться. Том шутливо толкает меня плечом. Как воспринял новости Люк?
Молча, признаюсь я.
Люк в основном сидел в кресле и наблюдал. Еще готовил чай, подбадривал меня объятиями, но ничего не комментировал.
Что ему известно о вашей истории?
Все. Как и тебе. Как мне. Папа взял Элис с собой в отпуск и не вернулся. Больше тут знать нечего.
К глазам подступают непрошеные слезы, и я мысленно себя ругаю неужели нельзя сдержаться? Я ведь не плакса. По крайней мере, раньше ею не была.
Том внимательно на меня смотрит, мне неловко. Он привлекает меня к себе. Годы исчезают, я переношусь назад в университет. В объятиях Тома спокойно и безопасно. Он целует меня в макушку.
Я отшатываюсь, едва не стукнув его головой. Не в тех руках я ищу покоя. Отступаю на шаг.
Спасибо. Я роюсь в сумочке, не в силах посмотреть Тому в глаза. Выуживаю ключи от машины. Поеду-ка я домой, посмотрю, что написала мама. Весь день об этом думаю. Не хочу, чтобы она увлеклась и напугала Элис.
Я несу вздор от смущения, вызванного мимолетным возвращением прежних чувств.
Том прячет руки в карманы брюк. На губах играет легкая улыбка, в глазах смешинки.
Что? спрашиваю я.
Он мотает головой и наклоняется за портфелем.
Расслабься, Клэр, это было дружеское объятие.
Да. Знаю. Чувствую себя дурочкой. Сегодня я сама не своя.
Обнимаю Тома и чмокаю в щеку, мы всегда так делаем. Добрые друзья. Старые приятели. Коллеги.
Вот тебе доказательство.
Люк наверху, купает девочек. На волосах у него полоска желтой акриловой краски, на щеке синяя клякса.
О, ты нашел время для картины. Как продвигается дело? Я опускаюсь на колени рядом с мужем и брызгаю водой на спину Хлое.
Та радостно визжит и хохочет.
Неплохо, говорит Люк. Сегодня не удалось нормально поработать. Попробую позже, когда эти проказницы уснут. Пора вылезать, Ханна. Так, полотенце.
Давай руку. Я помогаю Ханне выбраться из ванны, укутываю дочь полотенцем.
И я, и я! кричит Хлоя.
Она все повторяет за Ханной. Как Элис в детстве. Та целыми днями ходила за мной, просила с ней поиграть. Обычно я соглашалась, но иногда Элис меня раздражала. Я хотела, чтобы ко мне не приставали. Поэтому сбегала от сестренки и пряталась в саду. Это воспоминание, как всегда, будит чувство вины. Я уже двадцать лет с ним живу. Мечтаю как-то все исправить. Наконец у меня появился шанс.
Мы с Люком дружно готовим девочек ко сну. Сегодня я укладываю Хлою. Она потихоньку засыпает, а меня вновь поглощают мысли об Элис. Будто своим письмом она разрешила мне все вспомнить.
Элис и я в саду. Мы постелили скатерть в розово-белую клетку и устроили чаепитие для кукол и мишек. Собрали с кустов ежевику и малину. Они съедобные, мы знаем.
Потом я зачем-то уже не помню, зачем, нахожу на лужайке грибы и раскладываю их по блюдцам. Поднимаю взгляд Элис жует гриб. Я велю ей выплюнуть и больше об этом не думаю, но после «чаепития» Элис идет домой, ей очень плохо.
В конце концов мама вызывает врача, который не может объяснить недомогание. Я же страшно пугаюсь и потому молчу. Папа убьет меня, если узнает. Мама уходит проводить врача, а я беру с Элис обещание никому не говорить про грибы. К счастью, назавтра она выздоравливает, но маме и по сей день я не рассказываю правду
Дверь приоткрывается, в щель бьет свет с лестничной площадки. Это Люк.
Все в порядке, малыш? шепчет он.
Я бросаю последний взгляд на мирно спящую Хлою и иду за ним в спальню.
Где Ханна?
Ужинает внизу с мамой. Люк притягивает меня к себе. Как ты?
Хорошо. Весь день думаю об Элис.
Неудивительно.
Мне очень радостно, но и немножко страшно.
Люк убирает прядь волос с моего лица и говорит:
Ты только пойми меня правильно Будь осторожна, пожалуйста. Не воодушевляйся слишком. Чтобы потом не стало больно.
То есть?
Ну, столько времени прошло Вы совсем не знаете друг друга. Такие воссоединения не всегда проходят гладко.
Ты что, настроен против Элис?
Я выскальзываю из рук Люка, начинаю раздеваться. Для меня всегда удовольствие сменить рабочие юбку и блузу на удобные спортивные штаны с футболкой.
Я не настроен против, а осмотрителен. Люк хочет что-то добавить, но сдерживается.
Что? спрашиваю я, натягивая футболку. Что ты хотел сказать?
Ничего.
Неправда. Я видела.
Тебе неизвестны намерения Элис. Люк пожимает плечами.
Намерения? Ты о чем?!
Я закипаю. Неужели нельзя просто разделить мои чувства? Порадоваться за меня? Люку ведь известно, как много это значит для нас с мамой. Откуда же негативный настрой?
Ты не знаешь, что именно рассказывали Элис об отъезде. У нее может быть совсем другое представление о прошлом. Люк вздыхает. Послушай, Клэр, я рад, что Элис нашлась. Исчезновение сестры уже много лет причиняет тебе боль, и если ее возвращение эту боль излечит, я только за. Я только прошу будь осторожна, не спеши, и тогда, если повезет, все сложится хорошо.
Люк уходит вниз, оставляет меня подумать. В голове начинает шевелиться сомнение. Что знает Элис? Что ей говорили? Помнит ли она нас? Я мысленно возвращаюсь в день ее исчезновения.
Я была в гостиной, помогала Элис раскрашивать картинки. Услышала, как родители в кухне начали ссориться, и подумала обычная размолвка, мало ли что.
Ссора разгоралась, мама говорила все громче, все визгливее. Слов не разобрать, но я помню голос: слова выплескивались наружу с трудом, точно мешали друг другу в мамином горле, точно им не хватало там места.
Отцовский же голос, наоборот, звучал низко и сильно. Он нарастал, проникал сквозь стены. Даже с кухни наполнял гостиную холодом ледяным, безжалостным.
Дверь кухни распахнулась, ударила ручкой о стену. В этом месте стена давно пошла трещинами дверь била по ней уже не раз. В коридоре загремели шаги отца в сторону гостиной. За ними следовал жалобный мамин плач.
Я попятилась к дивану, нырнула под подушки, ища тепла в складках ткани. Прижала колени к груди, крепко обняла, спрятала в них лицо. Я дрожала. Мерзла.
Элис так и сидела на полу, раскрашивала принцесс в книжке и не подозревала о надвигающейся буре.
Элис никогда не мерзла. Она была теплой. Любимой.
Дверь в гостиную открылась, вошел отец. По пятам за ним мама.
Я глянула на нее украдкой.
Глаза у мамы покраснели, она даже не пыталась вытереть бегущие по щекам слезы. Меня она не замечала, умоляла отца:
Патрик, пожалуйста Мама потянула его за рукав. Ну что ты надумал. Я даже не знаю, куда ты едешь.
Говорю же к родственникам, которых не видел сто лет.
Вот и я о том же. Зачем тебе к ним? Сколько уже прошло? Лет двенадцать? Твои родители умерли, сестер-братьев нет. Ну давай хотя бы поедем вместе, пожалуйста
Нет.
Почему?..
Отец глянул на маму.
Сама знаешь, почему.
Это ведь замечательная возможность побыть всем вместе, семьей. Иначе выходит, что ты едешь с Элис, а нас с Клэр бросаешь. Мамин голос оборвался, она утерла глаза ладонью.
Хватит! Прекрати истерику, женщина. Я уезжаю в отпуск и беру с собой Элис. Точка, отрезал отец.
Его голос, в отличие от маминого, звучал спокойно и жестко. Отец посмотрел на Элис, презрение и гадливость во взгляде тут же исчезли, уступив место нежности и любви.
Пойдем, солнышко. Надевай пальто, моя умница.
Отец протянул Элис красное пальто с капюшоном. Она нерешительно встала. Кажется, только теперь поняла что-то не так.
А мама едет? И Клэр? спросила сестренка.
Мы едем вдвоем, милая, ответил отец и легонько встряхнул пальто. Ну же, одевайся, пожалуйста.
Она послушно сунула руки в рукава, отец застегнул продолговатые деревянные пуговицы.
Мама кинулась к Элис, заключила в объятия, зарылась лицом в ее волосы. Покрыла ее поцелуями, погладила по голове, взяла лицо в ладони, заглянула в глаза.
Я люблю тебя, Элис. Мама очень-очень тебя любит.