«Пошли на могилу, где твоя жена зарыта».
Взяли осиновый кол и пошли. Вбили кол в могилу, и покойница больше не являлась в дом к мужику. Правда, потом тот мужик деду сказал: «Приходила она один раз, благодарила за то, что не дали ей по миру шляться и тревожить всех»
Слышал я про такие дела, сказал Митя. Говорят, когда кажется что-то такое, надо на этот случай медь, мелочь всякую, в карманах держать.
Это верно, ответил Тари. Колька Рыжий, брат мой, рассказывал как-то, что и с ним такое было. Ехал он с лошадьми ворованными и вдруг видит, возле моста кто-то в белом стоит. Боком стоит, и лица не видать, но он узнал. Это двоюродная сестра была. Ее замуж неудачно отдали, вот она с горя и повесилась. А мертвая к матери ходила и брала ее за горло, душила. Обижена была, что не за того замуж отдали, жизнь не сложилась. Перепугался Колька, а ведь ничего на свете не боялся, ни живых, ни мертвых. Но вспомнил про медные деньги, достал и бросил. А еще сказал покойнице:
«Что ты от меня хочешь? Чем я тебя обидел?»
А она молчит. Но после того как медные деньги рассыпал, покойница исчезла, и он спокойно с теми лошадьми до табора доехал. Еле отдышался, только потом рассказал, в чем дело
Вообще-то в тех местах было четверо знаменитых цыган: Костя, Петр, Ондря и Тереха по кличке Бэнг. Здорово их боялись все. Когда им по двадцать было, они лошадей брали, а потом обозы с добром всяким, с золотишком. Отчаянные головы. Константина только тогда взяли, когда он жену свою застрелил. Вроде бы она его заложилатак говорят, не могу утверждать. В общем, бежать он не мог, ему ноги прострелили. До суда его в больницу положили. А он убежал, выломал решетки (там его охраняли) и ушел. Нопогиб. Замерз в лесу.
Отчаянный народ был, но без крайней нужды никого не убивали. Свяжут и в стороне положат. Конечно, кто стрелял в них и сопротивлялся, того жизни лишали, чего зря говорить? Но женщин и, упаси Господь, детей никогда не трогали. Великий это грехубить ребенка, за это цыгане могут своего же жизни лишить.
Женщину, если она молчит и не продает, не трогали. А вот красивых девок брали, даже у своих, у цыган. А что сделаешь, у всех у них пушки были. А цыган против пушки не устоит. Тут, конечно, кровные дела. Сразу табор, где они девку брали, подымается и в погоню, искать начинают. Найдутсмертоубийство, но те четверо никого не боялись: ни цыган, ни гаджё.
Вот взяли как-то раз в одном таборе красивую девку и увезли, то ли за племянника своего в родном таборе отдали, то ли еще за коготочно не помню, что Колька Рыжий рассказывал. Прошло два года. И вот эти таборы случайно встречаются. Меняют лошадей, дела делают, бравинту пьют. Слово за слово, и девку свою находят в этом таборе. Дэвлалэ! Такой бой начался. Шашки выхватили и давай гвоздить друг друга. А таборы-то раньше какие были? По сто семей, а в семье по четыре-пять детей. Это около тысячи человек. Силища. И власть боялась цыган. Тут армию надо гнать, чтобы их одолеть. В общем, когда власти добрались до них, там уже гора трупов была. В тюрьму замели Ондрю и Тереху с Петром. А Константин-то, я тебе уже говорил, из больницы бежал и замерз в лесу. А Ондря с Терехой в побег хотели уйти, но их посекли из оружия, так они на проволоке и повисли. Петр не пошел в побег и живым остался Это в Асино было, Томской области, там лагеря были.
Колька Рыжий, братан твой, не женат, что ли, одинокий?
Нет, есть у него женаГаля Ездовская и сыновьяМакея и Коля, старший вот недавно женился. Колька Рыжийромзакоренный, уважают его цыгане. Да он тебе сам про все это расскажет
Колька Рыжий подходил степенно, как и полагается настоящему, знающему себе цену цыгану. Это был коренастый, среднего роста человек с густой шапкой уже начинающих седеть волос.
Что это ты, Тари, уединился? Кто с тобой?
И так это было сказано, что можно было подумать: Колька действительно не знает, кто приехал в табор вместе с Тари. Все знал Колька Рыжий, да не хотел показывать этого. Нет у цыган секретов в таборе.
Слышал я, сказал Колька, посмотрев на Митю, что ты у нас защиты искал? Рассказали мне рома. Сам-то я тогда по делам отъезжал. Но чует мое сердце, что ты другой. Не вор ты! А с ворами снюхался. Зачем?
Сам не знаю, ответил Митя, не могу объяснить этого. Как поехала моя телега под откос, так и сошла жизнь с колеи.
Э, брат, махнул рукой Колька, и другое я слышал, что из-за бабы все вышло. Так ты, видать, сердцем слаб? Ну, убил ее, туда ей и дорога. Разве того, кто предал, прощают? Особенно женщину. Ведь она кого продала-то? Самого близкого себе человека.
Колька помолчал.
Сомнение у меня, морэ, сказал Митя. Пусть бы жила эта шалава (Митя впервые назвал так свою покойную жену, и ему почему-то стало легче, словно он освободился от тяжкого груза). Того, который ее с пути сбил, надо было убить, а еенет.
Вот-вот, сказал Колька, не цыган ты, сразу чувствуется. Цыган бы не стал сомневаться. Джуклибэн убитьдоброе дело сделать. Землю очистить. Хуже нет того, кто продает.
А может, разлюбила она? спросил Митя.
Любиларазлюбила, перебил его Колька. Это у вас, у гаджё, так. А у нас, если женщину взял в жены, она должна вести себя достойно. Ты ведь никогда не сидел?
Нет, ответил Митя.
Вот и не знаешь ничего. А в лагерях предателей уничтожают сразу. Колька искоса взглянул на Митю. Когда сидел я в этих самых лагерях, там бараки были разные. В одних воры сиделиони не работали. В других «мужики»этих воры терпели, потому что те норму за них отрабатывали. Были там еще и «суки»они на «хозяина» работали. Ну и «опущенные»отдельно. Их даже в столовую не пускали. Молодняк, когда в зону попадает, должен чувствовать как вести себя, иначехана ему. Сначала подкармливают, приближают к себе, а потом Или, если кто, попав в зону, садится в карты играть, товсе, пропал! Проигрался, а карточный долг не отдашь«опустят» или пришьют. Могут и вообще человека проиграть. Правда, к цыганам блатные с опаской относились. Знали, что цыгане за себя постоять сумеют и, не дай Бог, если кто попробует их «опустить»смерть тому. Этого цыгане не допускали. Я-то в авторитете был и, если попадались цыгане неопытные, защищал их. Ну а воры что ж, добирались до мелкоты всякой, до фраеров. Фраерне вор, а шпана. Конечно, за что-то этого фраера посадили, но у воров он авторитетом не пользуется, пока не заслужит, и сход воровской не объявит, что онвор.
Вор вора никогда не обманет, а иначе бы им на сходке хана была. И самый авторитетный вор приговорил бы его. Как вожак у нас, у рома. Этоумный, справедливый вор, а главное, человек с опытом. Он может и суд свершить. Сам свершить.
Разве барон сам убивает? спросил Митя.
Может и сам убить, если проступок серьезный. Вот, например, за что магэрдо объявляют: за погань и за то, что своих властям сдал. За это могут отлучить, а могут и всю семью убить, даже детей. Баронсильный человек, хозяин своей душе. А что такое хозяин? Он не сомневаетсяесли что-то решил, сразу делает. Ну, правда, скажу я тебе, порой и чудеса бывают. Много грехов на моей душе, а никогда ничего не чудилось. И вот совсем недавно лежу я один и чувствую, что рядом кто-то есть. А ведь нет никого.
Но чудятся мне, понимаешь, морэ, чудятся мать и отец. Мать говорит: «Налей в стакан!..» А ведь мать-то не пьет. И просит именно в стакан налить. Ищу стакан а его нет. Насилу нашел. Повернулся я, гляжумертвый отец. Скрип слышу, будто ходит кто-то. Вроде бы сплю я и не сплю. Утром встал, поехал на могилу. Помянул. Сделал столы, погулял. Всепрошло. Видно, мать-покойница хотела, чтобы вспомнил. Давно не вспоминал.
Отец мне такую историю рассказывал. Идет как-то мимо заброшенной шахты. Видит, что такое? Человек ростом выше трех метров, и глаза-«фонари», вращаются. Отец ускорил шаг, а тотза ним. Смекнул отецнечистая. Отецбегом, а тотза ним. Добежал отец до перекрестка, тот и исчез. Они за перекресток не идут. Не могут. Жизнь, братец ты мой! В ней всякое может быть, даже такое, во что и поверить трудно.
Как-то взяли мы лошадок и едем. Не доехали до палаток километров пятьдесят. Остановились. Лошадей стреножили. Я караулю, остальныеспят. Вдруг подходит к лошадям какой-то человек, по видулесник, распутал их и увел. А мои товарищи спят как убитые и не пошевельнутся даже, а я тоже застыл. Так вот все дело и провалилось, а что против нечистой сможешь сделать? Ничего. За триста километров лошадей гнали, и все полетело