Он сидел, высокий, так и не сгорбившийся с возрастом человек, на своем обычном месте возле старого стола. И каждый день Митя наблюдал одну и ту же картину. Вот, например, вчера. На сломанном диване возлежал один из царственных молодых, свесив худые ноги в ярких клетчатых носках.
Последнее время почти совсем оглох, не слышу, о чем разговор ведется
И не слушай, и не слушай, передразнил его парень с узкими рыбьими глазами.
О чем это он? переспросил старик у Мити.
Да так, всякую ерунду порет, можно и не слушать.
Парень, лежащий на диване, приподнялся и вяло произнес:
А ты чего ему поддакиваешь, сегодня ведь не суббота?
Молчи, ответил Митя, а то я тебя сейчас выучу. Ведь на человека не похож, даже жрать и то не умеешь. Чавкаешь, как свинья.
Подумаешь, все так едят.
Метр, может ты бабу хочешь?
Ха-ха-ха, взревели ребята.
Старик не расслышал.
Шутят они, все шутят да шутят, буркнул Митя.
Все они шутники, ходят ко мне обувь чистить, поддать да с бабой поваляться. И какие к черту из вас люди получатся?
И все же он любит этих молодых. Недавно вымаливал у Генки порошки от головной боли, а получил порцию слабительного! Ох и хохмы проделывали с ним ребята! Однажды сперли на Серпуховке, у метро, новогоднюю елку.
Ну, метр, радостно гогоча и перебивая друг друга, кричали ребята, с трудом втащив елку на шестой этаж. Хороший подарок мы тебе купили? Мы и игрушки принесли.
Старик поначалу обрадовался. Но на пирушке, ласково называемой поддавоном, узнав, что елка краденая, насмерть перепугался. А на другое утро изрубил елку на куски и потихоньку вынес во двор, на помойку, чтобы никто не видел.
Что же они со мной делают, сукины дети, а, Митя? Я им верю, а от них только беда одна.
Чего ты боишься? говорили ребята. Ну какая тебе от нас беда может быть?
Ты поддать хочешь сегодня? спрашивал Юрка. Тогда гони деньги.
Выпить старик хотел всегда. Появлялась водка, и воцарялось шумное веселье. Горланили блатные песни. Стихи ребят не интересовали. Правда, иногда, совсем уже впав в гульбу, они просили:
Прочти, метр, «Оленя», а?
Старик обычно отказывался, но потом сдавался. И тогда в комнате звучал его надрывный резкий голос:
А оленьэто я, вспоминаете?
Я теперь человеком стал,
Но глаза оленихи-матери
Часто вижу в закатных кустах.
Нередко в доме бывали женщины, такие же случайные и чужие, как и большинство приходящих сюда людей. Почему они появлялись здесь? Чтобы поделиться своими печалями? Они были приблудшими душами, как тот пьяный актер, которого Виталик как-то встретил в магазине и привел в дом старика. Актер что-то фальшиво декламировал:
Тетя Маруся, бросьте, не надо на нас сердиться,
Вам не понять эту осень,
Для вас онапросто дикость!
Тетя Маруся, нравственность мы понимаем по-разному.
Нравственностьто, что нравится, нравственностьто,
Что радостно
Потом актер свалился на диван и тут же уснул. А утром, хмурый и обеспокоенный, пытался занять деньги. Но ему не дали, и он удалился, согнувшись.
Жить хочется, неожиданно сказал старик.
А зачем тебе жить-то? полюбопытствовал Генка.
Э, хреновина, поморщился старик, каждый думает только о себе!
Чего ты, метр, за жизнь цепляешься? снова спросил Генка. Мы до твоих лет не доживем.
А тебе зачем это? Тебя только на баб да на водку и хватает. А еще чего ты хочешь?
И старик снова сел на свое излюбленное место возле стола. Давно умерла его жена, но все еще тяжела боль утраты. Нет больше этой спокойной и ласковой женщины, которую он звал «мама». Она всегда, сколько помнит Митя, сидела напротив него и вязала, а на коленях ее лежал кот. Все это в прошлом.
Не ловить мне с разбегу коней,
Не встречать по курганам рассвет,
Но и в этой печали своей,
Я такой же, как прежде, поэт.
Только вам этих чувств не понять,
И к чему они вам, эти чувства?
До последнего самого дня
Будет в сердце тревожно и грустно.
Все разошлись, Митя и старик остались вдвоем.
Вы знаете, метр, сказал Митя, чем дольше я общаюсь с вами, тем становлюсь злее.
Почему? насторожился он.
Не хочется повторять ваших ошибок. Да и своих делать тоже не хочется.
Старик улыбнулся.
Ты и так много наворотил, Митя. Если бы все начинать сначала, я бы сейчас знал, как поступить.
Это вы о чем?
Жизнь, так же, как и у тебя, складывалась не по-моему. Ранняя известность, глупая ссора с Есениным, салон мадам Н Я приходил туда с Пильняком, мы очень дружили. Он мне всегда говорил: «Ты, брат, во сто крат талантливей меня, но из тебя ничего не выйдет, не умеешь с людьми ладить. Вот в салоне, например, ты никуда не годишься. Все за хозяйкой ухаживают, говорят ей комплименты, она ведь многое может сделать, а ты забился в угол и молчишь». Сам-то он всегда крутился возле знаменитостей. И вот стал Пильняком, плюс способности, конечно. Вы, мой друг Старик помолчал, потом продолжил:Ты, Митя, не бойся ходить по лезвию ножа.
Митя вспомнил, как однажды он привел сюда Седого и тот сказал:
Доживают, гады, последние дни.
Митя тогда очень обиделся. А старик спросил его:
Это кто?
Седой услышал и, подойдя к старику, ответил:
Вор я, батя, вор!
Шутишь? спросил старик.
Не шучу.
Митя, ты зачем его ко мне привел?
А пусть стихи послушает, ответил тогда Митя.
И Седой слушал стихи и пил водку, а потом сказал Мите:
Оплакивают свою жизнь!..
Сидя сейчас на старом диване, Митя вспомнил об этом, и сердце его вдруг сжалось. А старик все так же молчал и смотрел в окно
Я скоро умру, Митя, неожиданно сказал он, куда ты денешься?
Не знаю, ответил Митя, к цыганам, наверное, вернусь
Зачем они тебе? Погибнешь.
Ладно, хватит об этом, прервал его Митя, будем пить чай.
В ту же ночь старик умер, а на рассвете Митя ушел из его дома.
Седой, так же, как и Митя, метался в поисках убежища. Но в городе среди шума, гама и суматохи легко затеряться
Прежде чем войти в телефонную будку, Седой долго раздумывал. Гудки шли долго, и Седой уже начинал терять терпение. Наконец трубку сняли, и глуховатый, чуть надтреснутый голос произнес:
Кого надо?
Тебя, Костолом, ответил Седой.
Кто это? переспросили в трубе. Ты, что ли, Седой?
Ну я!
Господи, удивленно прошептал Костолом, откуда?
Не все ли равно? сказал Седой, нужен ты мне. У тебя чисто?
Чего спрашиваешь? ответил Костолом. Если я тебе нужен, приезжай.
Это был последний шанс Седого отсидеться. Костоломизвестный «мокрушник», для которого человеческая жизнь стоила меньше копейки, жил замкнуто, а в последнее время и вовсе почти никуда не выходил. Обслуживала Костолома старая «маруха», единственный, по-настоящему преданный ему человек. Были когда-то у них общие дела, и выручал его Седой из разных переделок. Но вообще-то Седой не доверял особенно тому, который шел по трупам и в минуты разлома мог натворить все, что угодно. Однако, что сейчас оставалось Седому? Он в кольце. Его пасут и цыгане, и менты. Рано или поздно кольцо сожмется и тогдаконец! И Седой поехал к Костолому.
Костолом жил на Шаболовке, в маленькой однокомнатной квартире. Стареющий крупный человек в спортивных шароварах и майке, ни дать ни взять пенсионер на заслуженном отдыхе. На самом деле за плечами Костолома были такие дела, о которых даже в уголовном розыске говорили с трепетом. Много крови было на его руках, но он давно уже отошел от дел, «завязал» и жил тихо, подолгу не выходя из своей квартиры. Еду Костолому приносила сожительница, навещавшая его раз в неделю. Даже она, хорошо знавшая своего друга, крепко побаивалась его, особенно в те минуты, когда тот тосковал. В такие мгновения Костолом не разбирал, кто перед ним: женщина или ребенок, старуха или молодой парень, он безжалостно стирал человеческую жизнь с лица земли, мстя всему свету, за свою опоганенную жизнь.
Костолом оглядел Седого с головы до ног и кивком пригласил войти в квартиру. Скудно жил ее хозяин, слишком скудно для человека, который, в общем, должен был иметь большие деньги. То ли скуп был Костолом, то ли не придавал большого значения домашнему очагу, но в квартире, кроме стола с четырьмя полусломанными стульями, старого шкафа и дивана, ничего не было. Правда, в углу, на маленьком столике, стоял старенький «Рекорд». «Мог бы и на японский разориться!»подумалось Седому.