Ты мне всегда нужен, усмехнулся Седой. И ты, и Гурано. Разве кто есть лучше вас?
Так ты мне не ответил, повторил Арнольдыч, дело-то какое у тебя?
И ты мне не ответил, сказал Седой, Митя у тебя все еще?
Ушел Митя, а кудане знаю, не сказал он мне ничего.
К цыганам он поехал, я уверен, сказал Седой. Добегается. Пришьют они его.
Никто его не тронет, вмешался Гурано, пока барон слова не скажет. А ты, Седой, рассказывай Что задумал?
Есть тут одна контора, богатая, приглядывался я к ней. Можно взять.
А я зачем тебе? сказал Арнольдыч.
Во дает, рассмеялся Седой, кто же, кроме тебя, ее откроет? Эти, сегодняшние, такие замки повыдумывали, что сам черт ногу сломит. А ты у нас специалист, профессионал высокого класса. Не позабыл мастерство-то?
Чего там у них? спросил Гурано. Валюта?
Думаю, что так, ответил Седой.
Тогда никого лишних с собой не бери, втроем управимся.
Хотел я одного паренька прихватить, заместо носильщика. Мало ли что таскать придется?
Мудришь, Седой, что-то задумал, прищурился Арнольдыч. Говори.
Ей-Богу, старик, ты меня достал, отозвался Седой. Может, аппаратуру возьмем дорогую или еще что?
Ладно, кивнул Гурано, парень надежный?
Необстрелянный, сказал Седой. Глянем в деле.
Что-то я в первый раз вижу, заметил Арнольдыч, чтобы после выпивки на дело ходили.
Да вы и пили-то всего ничего, усмехнулся Седой.
Завтра ночью пойдем. На свежую голову, отрезал Арнольдыч.
Согласен, не шебуршись. Седой снова наполнил стаканы и выпил первым.
В дверь постучали.
Кто? тихо спросил Арнольдыч.
Седой дома?
Это Валера, пояснил Седой и крикнул:Заходи, открыто!
Дверь распахнулась. Вошел Валера и, оглядев всех присутствующих, поприветствовал их коротким «здрасьте!»
Садись, пацан! кивнул Арнольдыч, пододвигая ему стул.
Крестник мой, сказал Седой. Выпьешь?
Немного, ответил Валера и прошел к столу.
Тыпарень здоровый, заметил Гурано, небось, спортом занимаешься?
Не занимаюсь, ответил Валера, удивленно оглядывая пожилого цыгана. Откуда он здесь взялся?
Не бойся, сказал Седой, это свой. Ты, парень, завтра ночью свободен или нет? Хочу тебя с собой на прогулку взять.
Валера побледнел. Глаза его сузились, в них появился едва заметный испуг.
На какую такую прогулку?
Или не веришь мне? Тут неподалеку. Навестим друзей-приятелей, погуляем. Пойдешь? Бабки будут, большие бабки. Все долги сразу заплатишь.
Пойду, согласился Валера, с тобой, Седой, я пойду.
Ворот рубашки у парня был распахнутна груди мелькнул золотой крестик. Арнольдыч удивленно покачал головой и перевел глаза на Седого, у которого был такой же золотой крестик. Потом Арнольдыч почему-то тронул себя рукой за шею, нащупал цепочку и крест на ней и удовлетворенно выдохнул:
Смотри-ка, ну, дела, все с крестами!
Православные, ответил Седой.
А ты, Гурано, тоже с крестом?
Верую, ответил тот.
Эх, вздохнул Седой, слаба вера наша, грехов много, а вера слаба. Для меня крест как защита. Христос спас разбойника, крест его защитил.
А толпа продала Христа, вмешался Арнольдыч.
Толпе разбойник ближе, чем праведник, уточнил Седой. Это на Руси всегда было.
Поговорив еще немного, они разошлись, а когда Седой остался один, раздался телефонный звонок и взволнованный голос Мити сообщил: «Еду к тебе, поговорить надо»
Митя приехал часа в два ночи. Диковинная это была ночь. Седой лежал на тахте, закинув руки за голову и смотрел в окно. Огромный шар луныполнолуниесверкал на небе и холодным светом слепил глаза. Деревья, только-только начинающие зеленеть, стояли не шелохнувшись. Не было ни малейшего ветерка.
И такая пустынная тишина стояла в округе, тишина, не прерываемая ни единым звуком, словно вымер город или все его жители внезапно переехали на другое место. Седой вспоминал годы, когда по ночам за окнами раздавались звуки гитары или гармошки и голоса гуляющих. Тогда люди не боялись города и спокойно бродили по ночам, сидели на пустынных скверах, наслаждались видами ночной Москвы
Митя вошел в квартирудверь была не запертаи присел на краешек тахты, туда, где лежал Седой.
Как-то странно мы расстались, начал он, говорили-говорили, а толку никакого. У меня такое впечатление, что чужими мы стали. А ведь я всегда любил тебя, Седой. И он посмотрел ему прямо в глаза.
Седой принял его слова на удивление спокойно.
Что я, женщина, Митя, чтобы меня любить?
Митя рассмеялся.
Ладно, хватит тебе, ты понимаешь, о чем я говорю. Я имею в виду привязанность к человеку, с которым в жизни связано очень много. Эта нить из детства тянется, и не хотелось бы ее обрывать.
Седой охотно включился в такой непривычный для него разговор о любви.
Да, Митя, ты прав, любви мне всегда не хватало. Не было этой самой проклятущей любви. Не знал я ее ни от родителей, ни от женщины. Отец с матерью любили друг друга, и ни до чего другого им дела не было. А я им только мешал. Вишь ты, сын, а мешал! Никто бы не поверил, но это так. И семья была нормальная, не ссорились отец с матерью никогда, а вот я был не нужен. А когда меня первый раз взяли и запрятали за решетку, они, по-моему, даже вздохнули с облегчением!..
Ты придумываешь, сказал Митя, такого не бывает, сын все-таки
Бывает, Митя, бывает, не согласился Седой, в жизни все может быть. А женщины, с которыми я спал, тоже были случайными, вплоть до этой Катьки, Арнольдыча дочки, которая сейчас со мной валандается. Чужая она, шалава. И хотя, конечно, за домом приглядывает, но все время норовит на сторону сбежать. Она и раньше-то по мужикам шастала.
Зачем же ты с ней? спросил Митя.
Сам не знаю, так, случайно. Хотел зарезать ее как-то, а потом рукой махнул, пропади оно все пропадом. Жить мало осталось, чего волноваться из-за пустяков. Если ей неймется, пусть гуляет. Дурная она, Бог ее накажет. В церковь бегает, свечи ставит, а потом опять грешит, скучно ей.
Митя вздохнул.
Я тебе так скажу, Седой, чувствую я шкурой, задумал ты что-то, дело какое-то у тебя созрело. Не знаю, отчего ты со «дна» поднялся, не могу этого понять, но, кажется, ты под пулю хочешь попасть, пискнуть хочешьнет в тебе былой жажды жизни, исчезла она.
Смотри-ка, пророк, усмехнулся Седой, скучать яне скучаю, но душа изболелась. Вижу не людей вокруг, а одиноких волков. Ходят и каждый пытается что-то ухватить. Озверели. Раньше-то кого ненавидели? Ктоармян, ктоевреев, кточеченцев, а сейчас один другого, и всё! Один другого, повторил Седой. Вот оно как, Митя!
Не нужно тебе никаких дел, Седой, упорствовал Митя, давай вместе уедем. С тобой я поеду куда скажешь. Поживем пару лет, успокоимся. А потом, Бог даст, и назад вернемся.
Нет, Митя, я уже думал об этом. Не поеду. Схожу на это проклятое дело, возьму бабок, а там посмотрим, тогда, может, и решусь уехать.
Ну ладно, как хочешь. Я сказалты выслушал!
Митя еще раз пристально взглянул на Седого. А тот лежал, совершенно безразличный ко всему.
Глянь, луна-то какая, Митя! Полнолуние. Ихолод. Деревья цвести начинают. А ведьосень! Чудно!..
К подъезду подошли неслышно. Впереди шел Седой, за ним Валерка, потом Гурано и Арнольдыч. Поднялись на второй этаж и остановились перед массивной железной дверью. Что их ждало за этой дверьюникто сказать не мог. Может, пуля охранников, а может, большие деньги? Какая удача выпадет в эту ночь?
Давай, Арнольдыч, сказал Седой еле слышно, твоя очередь.
Арнольдыч осторожно приблизился к железной двери.
Отойдите немного, ребята, тихонько шепнул он, я покумекаю.
Он достал из холщовой сумки, висевшей на плече, какие-то инструменты и любовно похлопал дверь по железному боку.
Ну, милая, здравствуй, сказал старик и начал колдовать над отмычками.
Они и не заметили, сколько прошло времени, хотя и явно волновались, особенно Седой, ведь Арнольдыч давно уже такими делами не занимался, отвык. Но старик не подкачал. И дверь наконец открылась.