В общем и целом, передразнил ее Андерс. Не ты ли всегда возмущаешься, когда обобщают?
Только когда обобщают другие, а не когда это делаю я сама. Возможно, я считаю, что у меня есть основания так говорить.
Так думают все, кто обобщает. Наверное, в этом и состоит проблема, а?
Может быть, проговорила Чарли, положила вилку и поднялась.
Куда ты? удивился Андерс.
Покурить.
Ты же бросила!
А я снова начала.
Зайдя на заправку, расположенную в том же здании, что и кафе, она купила пачку «Бленда» с ментоломтот же сорт, который курила Бетти. Встав под крышей возле заправки, она затянулась, пребывая в глубоком убеждении, что на солнце просто упадет в обморок.
Вкус мяты отбросил ее назад во времени. Она увидела Бетти, сидящую за кухонным столом с сигаретой во рту, услышала хриплый голос Джоплин из старого граммофона в гостиной. В их доме всегда играла музыка. Я не выношу, когда вокруг меня тихо, Чарлин. Без музыки я бы давно сошла с ума.
И запретная мысль Чарлин: Мама, ты уже сумасшедшая!
Воспоминание: они с Бетти танцуют в саду. Вокруг их ног вьются кошки, в саду цветут вишни. Бетти распахнула окно, чтобы из дома доносилась музыка.
Когда цветет сирень, тебе семнадцать лет, то так прекрасен каждый новый день.
Бетти за кавалера, а она за даму.
Не забудькавалер всегда ведет даму, говорит Бетти с наигранной строгостью.
А когда Чарли спрашивает, почему так, Бетти пожимает плечами и отвечает, что не знает, это просто какое-то дурацкое правило. Да и какого чертаправила существуют для того, чтобы их нарушать, так что, конечно, она может вести в танце.
Бетти смеялась над ее ногамиони словно самонаводящиеся ракеты, нацеленные на ее любимые мозоли.
Расслабься! Ты должна расслабиться!
Но Чарли не может расслабиться. Она напрягается и расслабляется не тогда, когда надо.
Чарлин, танцовщицы из тебя точно не выйдет.
Ты же сама говоришь, что я могу стать кем захочу.
Кем захочешьтолько не танцовщицей, моя дорогая!
Чарли сделала глубокую затяжку. Она уже не та тощенькая девочка-подросток, покинувшая деревню почти два десятилетия назад. Даже от диалекта не осталось и следа. «И все же, подумала она, многое сохранилось». Она стала вспоминать людей из своего тогдашнего окруженияинтересно, кто из них остался, кто уехал. Друзей у нее было немного, и все, с кем она общалась, были единодушны в одном: при первой же возможности они уедут из Гюльспонга. Из-за скуки, из-за того, что там ничего нета мечты проживали в городах. И тут она подумала о Сюзанне Юнссондевочке, которая когда-то была ее лучшей подругой. Вспомнила, как они сидели на подоконнике ее комнатки в Люккебу, постукивая ногами по деревянным панелям, пока родители пили, смеялись и веселились в саду.
Чарли, мы с тобой тут единственные взрослые.
И потомснова они вдвоем на площадке под водопадом, обнаженные загорелые тела, Сюзанна с альбомом в руке щурится от солнца.
Ты мне мешаешь, я все никак не могу нарисовать тебя, какая ты есть сейчас. Нет, не смотри, я еще не закончила, ну прекрати!
Чарли вырывает у нее из рук альбом.
Ты сделала меня куда красивее, чем я есть на самом деле!
Но я не закончила!
Ну ладно, заканчивай.
Чарли прислоняется к плечу Сюзанны, пока та осторожно добавляет шрам у глаза и ставит внизу точечку, так что получается словно бы знак вопроса.
Тызагадка, Чарлин Лагер.
Сюзанна Чарли бросила ее, не попрощавшись.
Почему?
Потому что она ненавидела расставания.
Чарли закрыла глаза, прислонилась спиной к стене и увидела себя в лесу в ту ночькак она бежит босиком, спотыкаясь и крича.
Сколько штук ты собираешься выкурить? спросил Андерс, внезапно вырастая перед ней. И о чем ты думаешь, куря в двух шагах от заправки?
Но я же в сторонке стою.
Я собираюсь выпить кофе.
Сейчас приду, сказала Чарли. Только докурю.
До того, как вернуться в здание, она достала телефон и позвонила своему врачу. С раздражением нажимала она на кнопки по указаниям автоответчика в надежде, что ей перезвонят. Ей очень нужен рецепт.
Ты отмалчиваешься, сказал Андерс. Кофе они взяли с собой в машину.
Я думаю, ответила Чарли.
О чем?
О разном.
Господи, ну почему ей не дают спокойно подумать?
В этот момент зазвонил ее телефон. Чарли взглянула на дисплей, на котором появилась буква «Х». Ее резануло, что в ней на мгновение вновь шевельнулась надежда. Любовь или страсть, как ни назови, заставляет человека поглупеть.
Если ты не собираешься отвечать, могла бы, по крайней мере, отключить звук, проворчал Андерс.
Чарли отключила звук. Несколько секунд спустя пришло сообщение на автоответчик. Она не удержалась и прослушала его.
Привет, это я. Нам нужно поговорить. Видишь ли, Анна Она залезла в мой мобильный и устроила мне скандал, и я Я сказал, что это был невинный флирт, что мы больше не встречаемся, но она мне не верит и говорит, что позвонит тебе и в общем, было бы хорошо, если бы ты мне перезвонила, как только сможешь.
«Черта лысого», подумала Чарли и снова засунула телефон в сумочку.
Кто звонил? спросил Андерс.
А тебе обязательно надо это знать?
Я подумалвдруг по работе.
Тогда бы я сразу тебе сказала.
Знаешь, ты такая скрытная, сказал Андерс. В смыслееще больше, чем обычно.
Все дело в самом месте, произнесла Чарли. Гюльспонг. Я жила там.
Что ты хочешь этим сказать?
То, что я только что сказалакогда-то я жила там.
И ты сообщаешь об этом только сейчас? изумился Андерс, глядя на нее с таким лицом, словно она сошла с ума.
Это было сто лет назад.
Какая разница? Стало быть, там прошло твое детство?
Да.
Ну и как там?
Как в любом захолустье, ответила Чарли. Молодые матери, плохие зубы, безработица. Я не была там почти двадцать лет.
Почему?
Не возникало никакого желания.
Она подумала, что было большой ошибкой рассказать об этом, с другой стороны, если кто-нибудь все же узнает ее, то лучше будет, если она сообщит обо всем заранее.
Ты знаешь пропавшую девушку?
Чарли покачала головой. Как она может ее знать, если Аннабель еще не родилась, когда Чарли уехала оттуда?
Когда это было?
Давно, ответила Чарли. Мне было четырнадцать.
И вы переехали в Стокгольм?
Я.
Только ты?
Андерс снова уставился на нее.
Да. Дома все было неблагополучно, я оказалась в приемной семье. Ты не мог бы смотреть на дорогу?
Почему же ты ничего не говорила?
Я обычно не думаю об этом и, не обижайся, у меня нет желания об этом говорить.
Но Андерс словно не понял намека. Ему позарез нужно было узнать, как ей жилось в приемной семье. Ведь ходит немало жутких историй о подростках, попавших в приемную семью.
Со мной все обошлось, ответила Чарли.
Так ты впервые едешь тудас тех самых пор?
Да.
А твои родители?
У меня была только мама, и она тут больше не живет.
Чарли отпила глоток кофе и подумала о доме в Люккебу. Несколько месяцев назад ей позвонили из муниципалитета и посоветовали продать домприехать, подремонтировать его и найти покупателя. Но ведь это ее дом, и она вольна поступать с ним, как ей захочется. И даже если он разваливается, то, наверное, жалоб от соседей не поступало? Ведь это только ее проблема, никого более не затрагивающая?
Андерс продолжал свой допрос.
У вас с мамой хорошие отношения?
Не очень, ответила Чарли. Я давно ее не видела.
«И это правда, подумала она. Чистая правда». Ей не хотелось рассказывать Андерсу о Бетти. Эту ошибку она пару раз совершала давным-давно с тогдашними бойфрендами, и дело всегда кончалось тем, что они начинали ее жалеть.
Андерс задал еще несколько вопросов, но она отвечала односложно.
Женщина без истории, произнес наконец Андерс.
Так вот как вы меня называете!
А что тут странного? Ты никогда не рассказываешь ничего личного.
Чарли вздохнула. Никогда она не понимала этоговыворачивать душу наизнанку перед окружением. Однажды один ее друг (который стремился стать больше чем другом) сказал, что именно поэтому она никогда ни с кем не может сблизиться. Ничего странного нет в том, что она одинока, сказал он, раз она сворачивается клубочком, как еж, едва кто-то пытается узнать ее поближе.