А ты, Пивовар, что сидишь, как неродной? спросил Пароход. У нас так не делают. Надо, брат, отметить третью вешку.
Таранов спрыгнул со шконки, сел к столу. Потом расстегнул браслет «Омеги», положил на столешницу:
Вот, ребята, вношу свой пай а больше у меня ничего и нету.
Пароход, жадно глядя на дорогие и престижные часы, произнес:
Брось, брат. Какие между арестантами счеты? Сегодня я тебя угощу, завтраты меня. Мы же не барыги.
Он уже прикидывал, как присвоить часы.
Все население хаты разбилось на кентовки только опущенный остался в своем углу на дальняке. Пахло чифирем, колбасой и хорошим табаком. Как и все, сидельцы любят встретить Новый год «красиво». И то, что на воле кажется сущим пустяком, за решеткой приобретает совсем иной смысл например, пачка приличных сигарет.
Ну, братья, сказал Пароход торжественно, проводим уходящий год. Ну-ка, Петруня, Петруня, тощий и шустрый, вытащил из-под стола пластиковую бутылку из-под «пепси». Он почти дрожал от предвкушения выпивки. Он достал бутылку и быстро налил по четверти кружки. Остро шибанул по ноздрям запах спирта.
Напополам разводил, сказал Петруня.
А почему он красный? спросил Иван. Пароход засмеялся и сказал:
Чтопо понятиям красный западло?
Нет, пожал Иван плечами, не западло. Я просто спросил.
Петруня понюхал спирт и произнес:
Да я его клюковкой подкрасил а че?
Пароход ухмыльнулся:
А ниче, Петруня. Вспомнил я, как на малолетке парился. Там, на малолетке-то, многим пацанчикам хочется под блатных косить. Там за красный цвет и опустить могут. Вот, помню, один пацанчик, сильно умный, решил на Новый год сделать блудиловку
О! перебил углового Петруня. Блудиловку я уважаю. Сам делал. Берешь, значит, батон и разминаешь в шлемке со сгущенкой. Сверху обмазываешь масломи карамелек, карамелек Ништяк выходит блудиловка.
Не перебивай, Петруня. Так вот, пацанчик один на Новый год блудиловку смастрячил. Вот, мол, пацаны, торт. А пацаны посмотрелии торт этот ему в морду а почему?
Почему? спросил Фара. Ему не терпелось выпить.
Потому что этот бес блудиловку для красоты свеклой покрасил. Запомоил, стало быть, Новый год пацанам. Но ладно, мы-то не шалупонь малолетняя наблатованная Выпьем, братья!
Выпили. Спирт был явно не высокого качества, но в условиях СИЗО и такая выпивка для большинства сидельцев не доступна. Закусили вареной колбасой тоже, кстати, не у каждого на столе.
Как тебе наша елка, Пивовар? спросил Пароход.
Красиво, похвалил Иван сдержанно.
Э-э, брат, это что? Вот под Нижним один барыга чалится. Так он себе на зоне-то двухэтажную фатеру поставил, а из Канады выписал елку по каталогу. За полторы штуки баксов.
А Фара спросил:
А кто этот Каталог? Катала, что ли, главный?
Образованный Пароходон почти девять классов закончилответил:
Ну ты, Фара, грамотей! Вместо мозгов у тебя мускулы. Каталогэто такая книжка, список с товарами. Выбираешь и посылаешь маляву: хочу, в натуре, котлы. Пароход ткнул в «Омегу». Или, например, резиновую бабу тебе и присылают.
Фара спросил недоумевая:
А что же он себе резиновую бабу не заказал? Я бы заместо елки бабу заказал.
Ты что же думаешьу него на бабу денег нет? Да на кой хрен ему резиновая нужнаему прямо на зону живую доставят. Да не одну А торезиновую!
На другом конце стола, где сидела другая кентовка, выпили чифирю. Там шел свой разговор:
Это еще не чифирь, говорил, размахивая руками, благообразного вида сиделец. Мы вот на больничке год назад как чифирек варили? Берешь сто граммов молока, воды тоже стошку. Половину маленькой ложки маслица добавляешь и ложек восемь чая. Но чай чтобы обязательно«Майский» Как сварилсцеди. Получается граммов сто пятьдесят. Ух, забирает! Вроде как стены хаты шире становятся и свету больше Вот это чифирь!
А отходняк с твоего чифиря? спросил другой сиделец.
Вот отходняк, брат, тяжкий, вздохнул первый.
Таранова уже накрыла волна алкогольного теплаобманчивого и коварного часы показывали без трех минут полночь.
У тебя точные? спросил Пароход. Дипломатично спросилон уже считал часы своими и ему не терпелось примерить их на руку. Но время для этого еще не пришло.
Точные, ответил Иван.
Насыпай, Петруня, скомандовал Пароход. Петруня снова налил в алюминиевые кружки спирту. Добрый Пароход взял со стола кусок колбасы и огурец, повернулся к опущенному. Со словами: на, Гребень, отметь праздник, швырнул их человеку у параши. И колбаса и огурец были съедены мгновенно. На глазах у человечка выступили слезы.
Потом еще получишь, сказал Пароход благосклонно и бросил ему сигарету. Человечек благодарно закивал головой. А Пароход добавил значительно:Как себя поведешь, Гребешок понял?
Петруня заржал и произнес:
Как сосать сегодня будешь, Гребень.
Но Пароход осадил его резко:
Никто Гребешка трогать не будет что же мыне люди?
Без минуты, сказал Фара. Все посмотрели на него. За несколько секунд до того, как секундная стрелка подошла к двенадцати, Пароход встал с кружкой в руке. Торжественно сказал:
Ну, первый тост: за воров!
Кружки сошлись с жестяным стуком. «С Новым годом, Светлана, прошептал Таранов, с новым счастьем!»
Ну, Пивовар, как тебе на тюремке-то? спросил Пароход с набитым ртом. Таранов закурил, задал встречный вопрос:
Вот мы сидим, выпиваема как контролеры на это смотрят?
Пароход собрался ответить, но не успелвместо него ответил Петруня. Он очень быстро окосел от спирта, язык развязался:
Пупкари-то? сказал Петруня. А че онитоже квасят. Новый, бля, год вот завтра начнут шухер наводить. Тут, кореш, другое важно: с кумовьями
Следи за метлой! зло бросил Пароход. Чучело бухое!
А че я? Я ниче, пробормотал Петруня и запел фальшиво:
Мне плечи жаль твои еще девичьи, Закованные в лагерный бушлат, Из рукавов которого как спички Стыдливо пальцы белые дрожат.
Петруня пел и раскачивался из стороны в сторону. Пароход смотрел на него с ненавистью и презрением Была надежда, что за общим базаром, возбужденные спиртом или чифирем, сокамерники не заметили неосмотрительно брошенной фразы. А если заметили? В любом случае, решил Пароход, Петруню нужно наказать. Пивоваришкато, видать, не врубился, салага он, тюремной жизни не знает А Петруню нужно наказать. И так давеча на прогулке, когда Пароход с блатарем встретился, так тот мутный какой-то разговор завел, что, мол, много нынче сук развелось. Говорил, а сам все взглядом буравил.
Ты, кореш, угощайся, сказал Пароход Таранову, светлый нынче праздник.
Спасибо, сказал Таранов. Зря Пароход подумал, что Иван в оговорку Петруни «не врубился». Таранов «врубился» и сделал выводы Уроки старого зэка не прошли даром.
Светлый, светлый нынче праздник, разглагольствовал Пароход. Он прикидывался охмелевшим, но сам мысль держал. В такую ночь не грех и дырявому плеснуть как смотришь?
Иван кивнул. Заметив одобрение, Пароход продолжил:
Ты поближе сидишь. Не впадлу тебе плеснуть Гребешку?
Не впадлу.
Только ты его не касайся, брат, опомоишься.
Таранов налил спирт в свою кружку, встал и двинулся, протискиваясь боком, к опущенному. И без подсказки Парохода он знал, что к опущенным и их вещам прикасаться нельзяопомоишься, сам опущенным станешь. Даже если это произошло случайно Тебе при этом могут посочувствовать, но помочь не может никто: клеймо «опущенного» не стирается. Оно на всю жизнь. Петуха можно использовать как сексуальный объект, можно истязатьэто не «помоит» бродягу. Но случайно прикоснуться к отверженному, сесть на его место, взять по ошибке его ложку, шапку, пожать руку, не зная, что перед тобой опущенный, означает навсегда перейти в клан опущенных. Впрочем, это бывает крайне редкоих, опущенных, сразу видно, издалека. Тут ошибиться трудно.
Таранов взял кружку, кусок колбасы и пару сигарет. Стал боком выбираться из-за стола. Он не знал, какую подлянку затеял Пароход. Он даже предположить не мог, что, пока он спал, Пароход переговорил с дырявым. Под шумок, когда вся хата была занята кулинарными делами да развешивала гирлянды, угловой пошептался с Гребнем. Пообещал ему свое покровительство, если Гребень все сделает как надо. Забитый, затравленный, затраханный бывший учитель биологии средней школы согласился. Статья у него была дряньразвратные действия в отношении малолеток, и он по тюремным законам сразу попал в касту опущенных. При этом в самый низший ее разрядпроткнутых педерастов. В первый же день пребывания в СИЗО учителю «разорвали фуфло на немецкий крест»изнасиловали. Жизнь его стала просто невыносима, и после трех месяцев постоянного насилия и истязаний он был готов на все. А требовалось от него не так уж много поцеловать Пивовара.