А покупатели шли и шли по улицам. Времени оставалось все меньше. Специалисты по сбыту и рекламе, которые добрый месяц не имели ни минуты отдыха, теперь напивались в своих конторах. А люди, попавшие в коммерческий водоворот, не шедший ни в какое сравнение со скромным событием в Вифлееме, которое, собственно, и праздновалось ныне, спешили, волновались, удивлялись и радовались.
Достаточно ли хорош подарок для Джозефины? Всем ли отправлены рождественские открытки? Не купить ли елку?
И за всем этим, несмотря на заговор рекламных агентов, несмотря на чудовищные коммерческие гонки, пряталось что-то еще. Это было чувство, которое многие люди не могли бы описать, даже если бы и захотели. Чувство, что наступает Рождество. Праздник. Глядя на яркие электрические огни и на Санта Клаусов с накладными белыми бородами, многие чувствовали совсем не то, что имели в виду рекламные агенты. Их пронизывала радость, доброта и желание жить. И всем этим они были обязаны Рождеству.
Город был пьян и встревожен, улицы забиты покупателями, и бетонные громады, на чей-то взгляд, может, и выглядели холодными и недоступными, но это был самый лучший город в мире в лучшем своем рождественском наряде.
* * *
Это Дэнни Гимп, сказал мужской голос дежурному сержанту. Я хочу поговорить с детективом Кареллой.
Дежурный сержант не любил осведомителей. Он знал, что от Дэнни Гимпа часто поступают ценные сведения, но считал всех осведомителей грязными типами и брезговал говорить с ними, даже по телефону.
Детектива Кареллы здесь нет, ответил в трубку дежурный сержант.
А где я могу найти его?
Дэнни был полицейским осведомителем с незапамятных времен. Он ясно понимал, что за длинный язык в преступном мире по головке не гладят, но остракизм коллег его не смущал. Дэнни зарабатывал себе на жизнь осведомительством и, что самое любопытное, любил помогать полиции. В детстве он болел полиомиелитом и с тех пор немного хромал. Его настоящая фамилия была Нельсон, но об этом почти никто не знал, и даже почту ему доставляли на имя Дэнни Гимпа. Ему перевалило за сорок, это был маленький человечек, больше похожий на подростка, чем на взрослого мужчину. Голос у него был тонкий и пронзительный, а лицо почти без морщин и всяких других признаков возраста. Хотя он охотно помогал полиции, самих полицейских жаловал не особенно и любил только одного из нихСтива Кареллу.
Зачем он тебе? спросил дежурный сержант.
У меня есть кое-что для него.
Что именно?
Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, уклонился от ответа Дэнни.
Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.
Я хочу поговорить с Кареллой, настаивал Дэнни. Ты передашь ему, что я звонил?
Карелле сейчас не до передач, сказал дежурный сержант.
Что это значит?
Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.
Что?
Что слышал.
Что? повторил ошарашенный Дэнни. В Стива Ты не шутишь?
Не шучу.
Кто стрелял в него?
Мы и сами хотели бы знать.
Где он?
В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.
Он не умирает, сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. Слушай, ведь он не умирает, правда?
Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.
Слушай, пробормотал Дэнни. Боже мой.
Он замолчал.
Ты закончил, стукач?
Нет еще В городской больнице, говоришь?
Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.
Да, протянул Дэнни. Подумать только
Кареллаполицейский что надо, заключил сержант.
Да, еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался:Пока.
Пока, ответил сержант.
* * *
Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомителине самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.
В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.
По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.
В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».
Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.
Мисс? сказал он.
Да, ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.
Я бы хотел навестить Стива Кареллу, сказал Дэнни. Стивена Кареллу.
Как вас зовут, сэр? спросила девушка.
Дэниел Нельсон.
Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:
Вас нет в этом списке, сэр.
В каком списке? спросил Дэнни.
Мистер Карелла находится в критическом состоянии, объяснила девушка. Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.
Как он там? спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.
Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, сказала она.
Когда когда что-нибудь прояснится? спросил Дэнни.
Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.
Ничего, если я подожду здесь?
Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?
Понимаю, сказал Дэнни. Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.
Дочь порезала руку, сказал он.
Вот как? откликнулся Дэнни.
Открывала консервную банку и порезала руку. Как вы думаете, это опасно? Порезаться консервной банкой?
Не знаю, ответил Дэнни.
Наверное, опасно. Они сейчас зашивают ей рану. Кровь из руки рекой текла.
Все будет в порядке, утешил его Дэнни. Вы не беспокойтесь.
Надеюсь. Вы пришли навестить кого-нибудь?
Да, сказал Дэнни.
Друга?
Ну сказал Дэнни и принялся изучать напечатанный на коробке состав конфет. Что такое лецитин, он не знал.
Вскоре в коридор вышла дочь старика с забинтованной рукой.
Как ты себя чувствуешь? спросил ее отец.
Нормально, сказала девушка.
И они вместе вышли из больницы. Дэнни Гимп остался один на скамейке.
* * *
Тедди Карелла сидела в палате мужа, не отрывая от него глаз.