И что ты хочешь этим сказать, Эрик?
Не нравится мне все это.
Что не нравится? То, что фюрер нас помиловал и отправил на остров на работы? Да по мне лучше сотню таких городов построить, нежели болтаться в петле на виселице.
Так-то оно так, но уж слишком по-доброму поступил Гитлер. Уж кому-кому, а ему даже понятие такое, как милосердие, неизвестно. У фюрера одно на умевысшая раса, недочеловеки, арийцы, которые должны иметь все за счет труда других народов. Ненависть к евреям, цыганам, славянам. На его «фабриках смерти» ежедневно уничтожаются тысячи ни в чем не повинных людей, и вдруг такое благородство. Нет, друг мой Апсель, неспроста все это.
Хватит, Эрик, а то кто-нибудь услышит и донесет в администрацию.
А смысл? Ну, получит доносчик благодарность Нас-то не тронут, потому что мы нужны им. Наш рабский труд им нужен.
А я вот думаю о другом, Эрик, задумчиво произнес Пехнер.
О чем же?
В подполье наверняка не поверят, что нас не повесили только из-за того, что мы нужны на стройке. Решат, что мы предатели.
Ага, предатели. Ты со своей тачкой совсем разучился думать. Если бы мы в гестапо сдали подполье, всех бы давно арестовали.
А откуда тебе знать, что их не арестовали?
Когда нас везли сюда, ты дом Матиса в деревне видел?
Пехнер кивнул:
Конечно, нас мимо него провели.
А самого Леона?
Его не видел.
А я видел. Он стоял у калитки и смотрел на пленных. А онважная персона в подполье. Но его не взяли. Значит, и остальных не тронули. Следовательно, мы не предатели.
Пехнер вздохнул:
Бежать отсюда надо.
Влах тихо проговорил:
Есть у меня одна идейка.
Что за идейка?
Тише, потом
К ним подошел роттенфюрер из охраны:
А вам, господа коммунисты и террористы, особое приглашение требуется?
Непривычно вежливо обошелся, мог бы и избить.
Извините, господин офицер, уже бежим.
Узники кинулись в строй.
Роттенфюрер усмехнулся. Ему было приятно, что его, ефрейтора, назвали офицером.
Строй двинулся к столовой. На обед, как всегда, дали постный суп, надоевшую соленую рыбу, сто граммов хлеба и кружку чаяпохоже, на всех заварили только одну пачку. Но и на том спасибо. Отобедав, узники вернулись в бараки, где упали на пол между нарами. До отбоя ложиться на доски строго запрещалось.
Быстро пролетели эти минуты отдыха.
Прозвучала команда:
Выходи строиться, бездельники!
Это они-то, вырабатывающие по пять-шесть обычных норм, бездельники? Ноне поспоришь, себе дороже выйдет.
Узников повели к конусам и площадке.
Там, берясь за тачку, Пехнер повторил свой вопрос:
Так что за идейка, Эрик?
Справа утес видишь? кивнул Пехнер.
Ну и что? Да и не утес этообычный обрыв.
Нет, не обычный. Там внизу, в заводи, привязана лодка. Двуместная. Ее отсюда не видно.
Ну и что?
На ней можно уплыть. Оттуда до берега, до деревни Туир, всего метров восемьсот.
Уплыть на виду у эсэсовцев?
Ночью.
Ага. И кто тебя ночью из барака выпустит?
Странный ты, Апсель. Мы что, разрешение спрашивать будем? Выйдем в сортир, это разрешено, а тамстены из досок. Тихо выломаем пару-тройку, а дальше вдоль колючки к конусу, оттудак обрыву ив море. Лагерь-то, как и остров, не имеет вышки с прожекторами, а от генератора освещается только основной сектор да площадка у штаба
Их разговор снова прервал все тот же роттенфюрер:
Опять нарушаем? Пора наказать.
Влах изобразил покорность:
Извините, ради всего святого, герр офицер. Руки уже не держат эти тачки.
Работать, скоты!
Влах с Пехнером покатили тачки под загрузку.
Но до окончания смены работать не пришлось. Бригада строителей наконец-то достроила дом.
За дело взялись отделочники.
Основной массе было приказано отвезти тачки к конусам, собрать инструмент, доставить его к казарме, ужинать и отдыхать. Невиданное дело: начальник лагеря разрешил даже лежать на нарах до отбоя. Только ворота до поверки заперли на замок.
Узники собрали инструмент и двинулись к казарме. Там под присмотром эсэсовцев сложили его в одном месте.
Послышалась команда:
Ужин!
И вновь странное обстоятельствоужин был объявлен почти на час раньше.
Вернувшись в барак, друзья упали на нары рядом друг с другом.
Не понимаю, проговорил Влах.
Что ты не понимаешь? спросил Пехнер.
Ничего не понимаю.
Закончили работу, вот и загнали всех в барак. А чтобы не гонять надзирателей, разрешили лежать на нарах и заперли. Думаю, завтра нас переведут на материк и отправят еще куда-нибудь строить или ломать, а может, перебьют всех к чертовой матери.
Хотели бы, давно бы уже всех перестреляли. Ив воду. Наверное, ты прав, увезут нас отсюда и уже завтра. Следовательночто?
Что? безразлично спросил Пехнер.
Бежать этой ночью надо, вот что.
Пехнер повернулся к другу:
Ты извини, Эрик, я еще пожить хочу.
Почему-то ты не думал об этом, когда шел взрывать электростанцию.
Тогда я другим был. Сейчас сломали. Да-да, не смотри на меня так. Сломали Апселя Пехнера. Все-таки десять лет каторжных работ когда-то закончатся, а с победой Германии вполне возможна амнистия. Я, Эрик, к Марте хочу, домой, понимаешь?
Да чего уж тут не понять. Но мне одному не справиться.
Справишься. Ты сильный, тебя не сломали.
Меня и дома никто не ждет.
Тем более. Хочешь, беги, япас!
Отдыхай.
Влах отвернулся, и больше они не разговаривали. Апсель Пехнер перестал для него существовать. Умели гитлеровцы добиваться своего.
Он окинул взглядом барак и увидел безразличные, утратившие надежду лица. Эти люди больше не представляют никакой опасности для режима, даже если завтра их выпустят на волю. Такие, скорее, в услужение к фашистам пойдут, чем в Сопротивление. Такие вот дела.
Ровно в 14.00 штурмбаннфюрер Динер снял трубку полевого телефона, послышались гудки (между материком и островом был проложен по дну пролива телефонный кабель).
Слушаю, ответил твердый голос из штаба северного командования ПВО в Ольденхорсте. Голос этот, принадлежавший куратору объекта Ургедон штандартенфюреру СС Колману Гартнеру, прибывшему в северо-западный район Германии из Берлина с началом работ на острове.
Это штурмбаннфюрер Динер.
Слушаю.
Докладываю, герр штандартенфюрер. Объект «Ургедон» сегодня к 20.00, майор перестраховался, назвав более позднее время, будет готов.
Я понял вас. Ожидайте. Буду у вас завтра ориентировочно после 14.00. Проверьте взлетно-посадочную полосу.
Слушаюсь, герр штандартенфюрер. Все лично проверю, при необходимости исправлю и лично вас встречу!
До свидания, Динер.
До свидания, герр
Но полковник уже отключился.
Динер прикурил сигарету.
Чего ждать от приезда штандартенфюрера, получившего в определенных кругах прозвище Черный Барон? Простой инспекции? В этом смысле все было в порядке: городок построен по всем правилам. Проверка содержания узников? А кому они нужны? Хотя Гартнер получил прозвище Черный Барон за назойливость, непредсказуемость и весьма жесткие меры, если что-то было не по нему. Он отличался жестокостью, полным пренебрежением к жизни других, в том числе и своих сослуживцев, фанатичной верностью фюреру и железным характером. Так что же ждать? Переброска в другое место? Но это не планировалось.
Выкурив сигарету, штурмбаннфюрер плеснул себе в бокал виски. Подумал, надо убрать бутылкувсе же она доставлена из Британии. Но даже не в этом дело: Черный Барон терпеть не может спиртное и табак. Следует подготовить человека из обслуги, который умел бы хорошо заваривать кофе. Абы какой напиток капризный Гартнер пить не будет.
Сегодня на острове отбой был объявлен на час раньше, в 23.00, чтобы в 5.00 все уже находились на плацу. Предстояла общая уборка территории, особенно северной ее частитам следовало выровнять остатки песка, щебня, убрать стройматериалы.
Перед отбоем к начальнику объекта пришел Шрайдер:
Прибрежная часть острова осмотрена. Три лодки и один малый баркас затоплены.
Точно все проверено?
Сам обошел.
Смотри, если то, что не увидел ты, завтра заметит Гартнер, плохо тебе придется.
Начальник лагеря насторожился:
Завтра прибывает Черный Барон?