Натянув спортивные брюки, майку и кожаную куртку (ноябрьские утра в Исламабаде холодные), заглянула в детскую. Майка спала и ничего не слышала. Тихо и ровно дышала, прижав щеку к подушке.
А снаружи и впрямь было здорово. Зябко, конечно, зато зелень густая, сочная, цветы яркие. Такое только ранним утром бывает. Она шла аллеями, любовалась деревьями: как их много, и какие они разные! Туи, платаны, орех, недавно посаженная араукария. С особым вниманием Таня склонялась над цветами. Вздыхала над поломанными ночным ветром ирисами, отмечала в памяти, что нужно подвязать флоксы, некоторые срезать.
Внезапно женщина остановилась, всмотревшись в зиявшую перед ней черноту. Нет, сейчас не ночьсветлое, пронзительно ясное утро. Просто глаза подернуло пеленой, настолько непривычным и шокирующим было то, что она увидела. Тряхнула головой, сжала зубы, и все-таки у нее вырвался стон, похожий на рыдание. Наваждение, ничем иным это не могло быть, надо только покрепче зажмуриться, выждать пару секунд, и оно исчезнет, как исчезает дурной сон.
Не помогло. Она продолжала всматриваться в клочок коричневой, влажной от росы земли, замечательной, плодородной почвы, о которой она так заботилась. Перекапывала, рыхлила, смешивала с удобрениями, подобранными по специальной схеме. Ничего не менялось. Это был ужас, кошмар, с которым немыслимо свыкнуться. Ее крушило и ломало невыносимое чувство утраты, казалось, весь мир летел в тартарары, разваливаясь на мириады обломков, и она вместе с ним проваливалась в дьявольскую бездну.
Бессильно опустившись на бетонную кладку аллеи, опершись рукой о бордюр, женщина запоминала страшную картину, все детали, мельчайшие подробности. Прижав руку к сердцу, подождала, пока утихнет зародившаяся в нем боль. Так прошло пять минут, может, десять, она потеряла счет времени. Но, в конце концов, заставила себя подняться и уйти от этого места. Потом она постарается что-то сделать, когда немного успокоится. А пока нужно заставить себя закончить рутинный обход, ведь никто не станет выполнять ее обязанности, никому это не нужно, всем на все наплевать.
Она каждое утро собирала мусор. Едва ли это было достойным занятием для супруги советника, посольские кумушки уже успели всласть посудачить по этому поводу. А ей плевать. Конечно, уборкой следовало заниматься дворникам-пакистанцам, но те не отличались прилежанием, делали все на скорую руку. Заметали мусор под скамейки, в малоприметные щели и закоулки, лишь бы в глаза не бросался. Тане стоило больших трудов выковыривать оттуда пустые пачки из-под сигарет, обертки от жвачки и конфетные бумажки. Все это собиралось в большой черный полиэтиленовый мешок, который требовалось дотащить до самодельной печкиобыкновенной железной бочки, вкопанной в землю. В ней сжигали не только мусор, но и документы: справки, секретную переписку. Это был заброшенный угол посольского сада, у самой стены, отделенный от любопытных глаз густой листвой акации. Рядом, в деревянном ящике, хранилась фляга с ацетоном, который, как известно, ускоряет процесс сгорания.
Она высыпала содержимое мешка в бочку, с тоской размышляя о своей теперешней жизни. Все ей до чертиков надоело, одно давало надежду: каждая секунда, минута приближали возвращение в Москву. Ее мучили сомнения: вдруг было принято неверное решение, нужно было уезжать раньше, пренебречь условностями Возможно, очень даже может быть. Но теперь-то в любом случае нужно подождать. Пока она не разберется в этой непростой и, в общем-то, мерзкой ситуации Или взять и забыть? А то время идет, стоит ли его тратить на вещи, которые, на самом деле, преходящи? Оглянуться не успеешь, как превратишься в одинокую, стареющую женщину. Никакой романтики, любовных безумств Она станет обузой даже тому, кто помнил о ней все эти годы, с кем ей было действительно хорошо. Так что жене испытывать судьбу? Остаться в этом посольстве до завершения командировки, с никчемным мужем, который равнодушен к красоте просыпающейся природы, ко всему, кроме своей нудной работы? С другой стороны, они привыкли жить вместе, хватит ли решимости все разрушить? Пусть не будет сумасшедших взлетов, голова не закружится от волшебных снов, зато останется почва под ногами, да и Майке крутые передряги ни к чему.
Она нагнулась, взяла флягу и принялась свинчивать крышку. Приподняв тяжелую емкость, выпрямилась и шагнула к бочке, плеснув в нее горючую жидкость. Пошарила по карманам. Сообразив, что забыла спички и зажигалку, с досады чертыхнулась. Неужели возвращаться домой? Оглянулась по сторонам. Слишком рано, попросить не у кого. Неожиданно ее окликнули. Повернувшись, она с удивлением увидела человека, который только что вышел из тени акации.
* * *
Посольский бассейнизлюбленное место отдыха всех членов колонии. В шестьначале седьмого утра сюда приходят любители раннего купания. Даже поздней осенью находятся моржи, которых не пугает холодная вода. Что может быть лучше, чем освежиться перед завтраком. В этот день первым явился завгар Леонтий Аркадьевич Бацанов. Низкорослый, заросший рыжей шерстью, выражение лицазверское. В действительности, Бацанов мухи не обидит. Живет без семьи и находит утешение в разведении кроликов, для которых устроен загончик в одном из закоулков гаража. Мысль о том, что кролика можно съесть, Бацанову невыносима, поэтому подросших особей он выпускает на волю в близлежащем лесочке. Там они становятся жертвами орлов-сапсанов либо шакалов.
Бацанов доволен, на бассейненикого. Стесняясь своего отвисшего живота и кривых ног, он предпочитал не демонстрировать эти «прелести» друзьям и коллегам. Замерев на бортике, вытянул вперед рукиверно, мнил себя при этом красавцем-атлетом, вызывающим восторг женщин. Он уже готовился броситься в воду, когда его остановил истошный вопль, полный боли и отчаяния. Вздрогнув, Бацанов обернулся: на него мчался пылающий факел, который, перемахнув через бортик, с громким шипением плюхнулся в воду. Теперь было видно, что это человекчерный, обгоревший. Спустя мгновение Бацанов с ужасом понял, что это женщина. С трудом выкарабкавшись из бассейна, она пошла в направлении жилых корпусов. Пошлапреувеличение. Скорее, побрела, поплелась, ежесекундно спотыкаясь. В конце концов, упала, не дойдя нескольких метров до подъезда. То, что еще недавно было живым и разумным существом, превратилось в обугленный кусок мяса, который кромсала сумасшедшая боль, и в котором оставалось одно желаниебыстрее умереть.
Настя Иванова, семилетняя дочка слесаря, собиралась на прогулку. Собственно, ей самой это не очень-то было надо, вставать в такую рань. Прогулка затевалась для Мишутки, игрушечного медведя, который еще маленький и каждое утро должен дышать свежим воздухом. Стараясь не разбудить родителей, Настя напялила на мохнатого Мишутку штаны и рубашонку, усадила в коляску, в полной мере ощущая себя заботливой мамашей. Спуская коляску по лестнице, она не уставала напоминать Мишутке о том, как важно дышать свежим воздухом, который пробуждает аппетит и поднимает настроение.
Выкатив коляску с медведем на аллею, Настя в удивлении застыла. Открывшееся ее взору зрелище было настолько диковинным, что она не сразу испугалась. Пару мгновений молча простояла и лишь потом закричалапронзительно и жалобно. На Настю ползло чудовище: обсыпанное пылью и опавшими листьями, с лысым черепом, на котором огонь выжег все волосы, блестящими, бешено вращающимися глазами и неестественно розовым ртом, который раздирали судороги боли. Из него вырывались мычание и обрывки слов: «Помогите пожалуйста, помогите».
Спустя четверть часа Таню везли в лучшую больницу города. Она находилась в полузабытьи и крепко сжимала руку медсестры посольства. Эта полная, добрая женщина заливалась слезами и беспрестанно повторяла: «Что же ты наделала, Танюша, как же так неосторожно». По выражению сожженного лица Беловой мало что можно было понять. Но, скорее всего, ахи и охи медсестры ее раздражали. Лишь у самой больницы Татьяна разомкнула спекшиеся губы и тихо произнесла: «Я хочу жить». Больше она не сказала ничего и умерла через десять минут, незадолго до того как в больницу примчалось местное светило, специалист по ожогам. Его подняли с постели, и выражая соболезнования, он не уставал повторять, что спешил как мог, даже не позавтракал.