* * *
Тестю сделали операцию. Несмотря на мастерство швейцарских врачей, прошла она не слишком удачно. У тестя дважды останавливалось сердце, и его кое-как вытащили с того света. Альбина Николаевна постоянно находилась при нем. Катя ходила заплаканная и без конца звонила в Цюрих.
Саня, у папы опять упало давление. Девяносто на семьдесят
Я сочувственно обнимал жену и думал о том, что если к ночи давление упадет еще пунктов на десять, то мы с Катей останемся сиротами. Я терпеть не мог тестя и вспоминал самое плохое в наших отношениях. Ведь он с первых дней давал понять, что видит мои намерения насквозь, а женился я на его дочери только из-за денег. Тестю доставляло удовольствие унижать меня и показывать, что я ничего не значу.
Он мог вызвать меня к себе в офис и продержать два часа в приемной. Я бесился, чувствуя, как надо мной тайком подсмеиваются сотрудники, а секретарша, пряча усмешку, просит подождать еще и предлагает очередную чашку кофе. Как-то раз я не выдержал и уехал. Тесть в тот же вечер заявил, что если я еще раз его не дождусь, то он отберет у меня фирму. Можно было привести еще десятки мелких случаев, когда тесть всячески давал понять, что я никто и он терпит меня только из-за дочери и внучки. Я скрипел от злости зубами, но внешне никак своего возмущения не показывал.
Мы с Катей и дочерью жили в квартире на втором этаже перестроенного в европейском стиле старого московского дома. В подъезде было всего шесть квартир. Первый этаж был занят под офис, вход в который располагался с другой стороны. Подъезд был почти все время пуст, на чем и строился мой план. Дочку с осени возили в частный детский сад, где она находилась до четырех часов дня. Катя оставалась в квартире одна.
Во вторник Ирина вызвала к себе врача. Перед этим она насыпала в нос сухого канцелярского клея и проглотила несколько кусочков сахара с йодом. Как ни примитивны студенческие уловки, но они срабатывают эффективно. Сильный насморк, кашель, повышенная температура создают полнейшую иллюзию гриппа. Врач не мог заподозрить, что взрослая, неплохо обеспеченная женщина станет симулировать болезнь. Соседка, заходившая к Ирине, тоже могла подтвердить, что она сильно болеет и не встает с постели.
Около десяти часов утра в среду Ирина пришла к нашему дому. Я был в своем офисе. Катя оставалась в квартире с дочкой. Цифровой код подъезда Ирина знала, а дверь в квартиру ей открыла Катя. Если бы Ирину увидел кто-нибудь в подъезде или у нас в квартире, мой хитроумный план сразу бы рухнул и пришлось бы ждать другого раза. Но все складывалось, как я и предполагал. Ирина прошла в квартиру никем не замеченная. Настю уже отвезли в детский сад.
Ирина сильно нервничала. Из рук у нее падали то зажигалка, то сигареты. О причинах моя жена, конечно, не догадывалась. Заряженный пистолет, который я передал Ирине утром, лежал у нее в кармане. Требовалось только достать и нажать на спуск. У нее тряслись руки, и она боялась, что не сможет справиться с оружием. Катя, сидевшая в кресле, засмеялась:
Ты сегодня никакая. Любовью, наверное, всю ночь занималась. Интересно, с кем?
Это были ее последние слова. Ирина сделала круг по комнате, подошла к креслу сзади и выстрелила Кате в висок. Выстрел был похож на хлопок, резкий и очень короткий. Катя вскрикнула, вытянулась, словно пытаясь подняться, и снова осела в кресло. Ирина торопливо протерла «вальтер» и попыталась зажать в безвольно свесившейся руке Кати. Пистолет с негромким стуком упал на ковер.
Ирина вдруг заметила, что Катя жива. Она смотрела перед собой открытыми глазами, по щеке текла кровь. Готовясь к убийству, мы обсуждали этот возможный вариант и пришли к выводу, если Катя останется в живых после первого выстрела, то придется стрелять еще. Но Ирина мало что соображала в тот момент. У нее хватило выдержки положить на столик записку Кати, вытряхнуть из пепельницы окурки, протереть ее и выскочить на улицу. Ирина позвонила мне в офис, как было условлено, из телефона-автомата и, нарушая конспирацию, зашептала:
Я все сделала, но она она, кажется, жива. Что делать? Почему ты молчишь? Алло
Я положил трубку. Сердце в груди бухало так, что, казалось, вот-вот выскочит. Час, оставшийся до обеденного перерыва, показался мне вечностью. Но ехать домой немедленно я не мог, чтобы не возбудить подозрений. Если Катя осталась в живых, мне конец! В кабинет заглянул кто-то из сотрудников, но я не понимал, о чем он спрашивает, и сказал, что занят.
Шофер довез меня до подъезда, и я на ватных ногах подошел к двери. Мои опасения оказались напрасными. Жена по-прежнему сидела с открытыми глазами, но была уже давно мертва.
Если у следователей и возникли какие-то подозрения, я начисто разрушил их своим поведением. У меня началось что-то вроде нервной горячки. Я ходил, словно в бреду, повторяя, что во всем виноват я. Но цепкий инстинкт самосохранения заклинил мои признания на нужном месте. Я клял и винил себя, однако не упоминал имени Ирины и ни слова не произнес о том, что это было убийство. Из моих бессвязных восклицаний вырисовывалась лишь моральная вина, а какая именно, непонятно. Меня жалели и считали, что я на себя наговариваю. Все были уверены, что мы жили душа в душу.
Катю похоронили. В официальных бумажках о причинах смерти были написаны разные слова о депрессивном состоянии и нарушенной психике. Историю выдачи разрешения на оружие больному человеку замяли. Тестю о гибели дочери сообщили в Швейцарию лишь через неделюбоялись, что не выдержит сердце. Но сердце выдержало, а тесть, вопреки моим ожиданиям, вскоре стал поправляться.
Он вернулся в Москву. Я опасался, что тесть сразу же начнет трясти меня и допытываться о причинах самоубийства дочери. Но тесть о смерти Кати почти не говорил. Возможно, причиной этому был подробный отчет, который он получил от начальника службы безопасности. Генерал провел свое расследование и посчитал, что моей вины в смерти Кати нет. Возможно, у него имелись какие-то подозрения, но я о них не знал.
Я жил с дочкой в загородном доме. Ирину видел лишь изредка. Жизнь текла своим чередом. Я понемножку приходил в себя, снова управлял фирмой, а однажды, впервые за два месяца, мне вдруг нестерпимо захотелось женщину. Я приехал к Ирине и остался у нее на ночь.
Это был необдуманный поступок, и обошелся мне он дорого.
К Ирине я приезжал теперь раз в неделю. Если кто-то и догадается, что тут такого? Хоть позади и недавнее горе, но жизнь есть жизнь. Мы условились с Ириной никогда не вспоминать вслух про убийство. Постепенно оба мы, словно вжившись в роль, поверили, что Катя застрелилась сама. Мы строили планы на будущее и решили, что после годовщины смерти я начну разговор о женитьбе на Ирине. Тесть умный мужик и, конечно, поймет меня. А теща всегда на моей стороне.
Но тесть оказался куда умнее, чем я думал. В один из мартовских дней он вызвал меня к себе и сказал, что мне надо срочно жениться. Я не стал напоминать тестю о том, что со дня смерти Кати прошло всего четыре месяца. Он знал это прекрасно и сам.
У Рудаскова, моего компаньона, снова развелась дочь. Момент упускать нельзя. Брак поможет сосредоточить восемьдесят процентов акций в руках одной семьи. Что это означает, тебе объяснять не надо.
Так, машинально согласился я.
Ну, если так, в голосе тестя слышалась ирония, то сегодня в девятнадцать ноль-ноль едем на смотрины. Действовать надо быстро и вопрос с женитьбой решить в две-три недели.
Рудасков был из второстепенных компаньонов тестя. Что-то вроде начальника отдела или сектора. Конечно, по чьим-то понятиям, он являлся богатым человеком, но по сравнению с тестем был мелочевкой. Дочь Рудаскова, Рая, была года на три старше меня.
Я встречал ее иногда на приемах и банкетах. О ней шла молва, как о вздорной и неумной бабенке, сменившей трех мужей. Внешностью она напоминала толстую институтскую комендантшу, с которой я когда-то спал, расплачиваясь за место в общежитии.
За что такая немилость? попытался я прощупать обстановку.
На внешность она, конечно, похуже моей секретарши. Чего не сделаешь ради денег! В голосе тестя слышалась ухмылка. Ну, тебе не привыкать.
Я вдруг почувствовал себя голым. Казалось, он видит меня насквозь, понимает, почему я женился на его дочери-нескладехе, и даже догадывается об обстоятельствах ее смерти. Этот человек обволакивал, душил меня своей волей. Я попытался ускользнуть.