Наивная моя мама! Как и отец, она всю жизнь чего-то боялась. Бумажек с печатями, родительских собраний, участкового.
Я твердо решил остаться в столице и в свой городок возвращаться не собирался. На диплом мне было наплевать. Главноеотношения с Катей.
До конца месяца поживешь? спросила мама.
Нет. У меня всего пять дней.
Ну хотя бы десяток. Мы все по тебе соскучились.
Не могу. Надо ехать.
В те же дни я встретил в Красном Яре своего одноклассника Васю Кошелева. В десятом классе мы занимались в полузапрещенной тогда секции карате. Потом я уехал в Москву, а Вася, отслужив в армии, жил в Ростове. Небольшого роста, широкий в груди и плечах, он производил странное впечатление. Мне виделось что-то хищное в его спокойных светло-голубых глазах. Был он коротко стрижен и, судя по всему, продолжал заниматься спортом. Я бы назвал его крутым, но таковых в нашем захолустном городке тогда не водилось. Да и выглядел Вася по-другому. Без надоедливых к месту и не к месту адидасовских причиндалов, золотой цепи на шее и стриженного налысо затылка.
Василий Васильевич Кошелев, по школьной кличке Вась-Вась, тоже приехал погостить к родителям. Мы не были с ним друзьями, но жили на одной улице, и я позвал его отметить приезд. Мы чувствовали, что пригодимся друг другу, и даже успели в те дни съездить на рыбалку.
Значит, остаешься в Москве? спросил он.
Да.
И неожиданно для себя рассказал про Катю. Наверное, мне требовалось с кем-то поделиться. Он слушал внимательно. В Кошелеве чувствовалась жестокость уже успевшего много повидать человека. На правом боку темнел лиловый уродливый шрам.
Ты повоевать успел? показал я на шрам.
Немножко.
Афган?
Теперь за этим необязательно за границу ехать. На Кавказе уже в полный рост пуляют.
И наших убивают?
Убивают, вздохнул Вась-Вась. Наплачемся еще с Кавказом. Вначале Карабах, теперь Осетия, а Горбачев, сволочь меченая, будто ничего не видит. А в Москве как жизнь?
Перестройка. Иностранцев полно. Офисы шикарные открываются.
В столице есть где развернуться. Правильно сделал, что решил там остаться. В нашей деревне только небо коптить да детей строгать.
А ты, Вася, где сейчас? спросил я.
С братвой кручусь, просто ответил Кошелев. Ты не упускай эту Катю. В жизни только один шанс дается. Я вот своего пока не нашел.
Живешь-то ничего?
Ничего. Тачка есть, хата Но все ненадежно. Сегодня есть, завтра нет.
Мы расстались, договорившись, если понадобится, найдем друг друга через родителей.
В Красном Яре у меня имелись более близкие друзья, чем Вася Кошелев. Но я не стремился с ними встретиться. Я не мог объяснить, что нас объединяло с Кошелевым, но чувствовалс прежними своими друзьями мне говорить не о чем. Здесь можно только коптить небо. Тихая рутинная жизнь нашего пыльного поселка, работа в рыбхозе или на лесопильном заводевсе, что они имели. Я хотел большего.
Через два дня я был у Кати.
Вернулся, просто сказал я. Ты знаешь, я, кажется, не могу без тебя.
Богатая избранница смотрела на меня блестящими, сразу поглупевшими глазами.
Больше я тебя никуда не отпущу, заявила она ночью, прижавшись ко мне всем телом.
В ее словах звучала театральность. Что-то давно увиденное в фильмах. Но Катя не лицемерила. Она влюбилась и не хотела со мной расставаться.
Вопрос с моим распределением и пропиской решился быстро. Катя через свою тетку устроила меня техническим переводчиком в подмосковный исследовательский институт. Прописку сделали в каком-то соседнем городке, а жил я в однокомнатной квартире недалеко от Кати. Квартиру сняла и оплатила она сама, несмотря на мои протесты. Ездить на работу было далековато, но Катя сказала, что это ненадолго. Речь о женитьбе я не заводил, угадывая чутьем, что этого делать пока не надо. Мог получиться перебор. Слишком неравная партия.
В действиях моей подруги угадывалась четко направленная цель. Отбросив обычную безалаберность, она действовала очень разумно. Из столичного бомжа я превратился в молодого специалиста, имевшего неплохую работу и жилье. С помощью Кати я хорошо оделся и только после этого был представлен родителям.
В начале зимы мы поженились.
Глава 3
Тесть относился ко мне прохладно. Крепкий здоровенный мужик, тоже в прошлом спортсмен, он словно просвечивал меня насквозь желтыми, как у Кати, глазами. Иногда мне казалось, что он читает мои мысли. Я терялся и начинал молоть вздор. Это был умный и цепкий делец, с жестким характером, хорошо разбиравшийся в людях. В прошлом тесть занимал крупный пост в Министерстве нефтяной и газовой промышленности. Когда хлынула первая мутная волна перестройки, он почуял, что можно крупно сыграть. Куй железо, пока Горбачев! Тесть рискнул. Оставил должность, где без особых хлопот имел очень многое, и взялся за коммерцию. Умея делиться с кем надо, присосался к экспорту нефти и за пару лет сколотил большие, даже по европейским понятиям, деньги.
Тесть не хотел, чтобы Катя выходила за меня замуж, и подыскивал для дочери более выгодную партию. Но здесь нашла коса на камень, и тесть спорить с Катей не стал. Обсуждая вопрос о свадьбе, он предупредил меня:
Ты свой аул в Москву не тащи. Незачем цирк устраивать
Мне ваша свадьба вообще не нужна, огрызнулся я.
Ой-ей, удивленно посмотрел на меня тесть. Зубки показываем?
Я знал, что для мамы и отца это будет удар. Причину, по которой их не пригласили на свадьбу старшего сына, они, конечно, поймут. А в поселке будут ехидничать. Ну что, нашли богатых родственников?
Этот первый разговор с тестем показал, что простых отношений у нас не получится. Я выбрал наиболее оптимальную линию. Молчал, не спешил поддакивать и не лез ни с какими просьбами.
С тещей, Альбиной Николаевной, мы поладили. Веселая баба, выглядевшая моложе своих лет и не слишком озабоченная делами мужа, приняла меня сразу.
Катя тебя любит. Береги ее.
Конечно
Я не знал, как обращаться к теще. Она засмеялась:
Только мамой меня не называй. Лучше по имени-отчеству. Сегодня мама, завтрабабушка, а я ведь еще ничего, правда?
Правда, согласился я.
Ну и молодец! она чмокнула меня в щеку. Береги Катюшку!
На свадьбе нам вручили ключи от квартиры и две путевки в свадебное путешествие по Средиземному морю. По возвращении меня устроили на должность референта в советско-австрийскую фирму с приличным окладом в валюте.
Я словно впитывал в себя каждый день новой жизни, делая приятные открытия. Как правило, богатство легко не дается, зато легко пользоваться его плодами. За первую зиму мы с Катей дважды, словно между делом, слетали отдохнуть в Италию и на Кипр. Поначалу мне казалось страшно расточительным обедать и ужинать в ресторанах. Но я быстро привык к этому, как привык к новому окружению, дорогим фирменным вещам, и забыл, что на свете существует общественный транспорт.
Однажды ко мне заявился Вадик Дубовицкий. На свадьбу я его не приглашал, и, наверное, он обиделся. Теперь мы поменялись местами. Вадик со своим исполкомовским папашей был мелочевкой по сравнению с моей новой семьей. Разговор не клеился. Катя, сухо поздоровавшись, ушла в спальню. Вадик передо мной заискивал. Хвалил квартиру, новый «Форд», стоявший под окном. Потом поинтересовался, как платят в фирме, где я работаю.
Как везде, пожал я плечами. Долларами.
Везде платили не долларами, а рублями. Но Вадик не стал меня исправлять.
Там у вас место не найдется? спросил он.
Сейчас нет.
Может, появится?
Вряд ли.
Я достал шестьсот рублей и положил перед ним. Дубовицкий посмотрел на деньги. Жадность боролась со здравым смыслом. Он понимал, что драть с приятеля двойную сумму (я занимал у него триста рублей) не слишком красиво, но и отказаться от дармовых денег было выше его сил. Победила жадность. Он сгреб сотенные купюры и сунул в карман.
Магнитофон я завтра привезу, сказал он.
Оставь его себе.
Да ну, зачем
Он покосился на бутылку коньяка, из которой я налил ему лишь две рюмки, и вздохнул:
Ну что я пошел?
Я не стал его удерживать. Дубовицкий своим заискиванием был мне противен. Катя тоже не хотела его больше видеть. Возможно, ей не хотелось вспоминать, как мы занимались сексом в одной квартире.