В комнате наступила тишина, только хлюпающий кашель надзирателя прорывался в уши через густой белый шум нёсшегося по крови шока. Я вскочила с не застланной застиранной постели и выкрутила через голову связанные за спиной руки вперёд, едва не вывернув суставы. Но боли не было, лишь зудевшее стремление бежать. Голая, босикомплевать.
Я рванулась к двери. Двое надзирателей ринулись ко мне в двух сторон сразу. Со мной творилось что-то странное. Будто кто-то спустил с цепи всех моих демонов. Не существовало ничего, кроме этой чёртовой коричневой двери. На ней сошлось клином всё, казалось, стоит прорваться к нейи больше не будет этого ада, останется лишь белый горячий песок, ласковые волны глубокого Чёрного моря, яркое солнце и свобода
Один туроктот, что тыкал в губы свой мерзкий членотлетел в сторону, только щёлкнуло что-то в рукеили в его челюсти? когда с размаху ударила сжатыми в кулаки руками. Второй перехватил меня за талию со спины и оторвал от пола, но я била пятками по его ногам так сильно и часто, что он буквально бросил меня.
До двери осталось всего два шага. Потом толкнуть её и бежать. Прятаться. Перегрызть верёвку, когда буду в безопасности.
Я шагнула, но
словно иссякла. В одно мгновение комната поплыла вбок, ноги подогнулись. Стало невыносимо тяжело переставлять их, как в дурном сне. Словно какая-то сила включилась и противодействовала любому моему движению. Даже моргнуть стало тяжеловеки не слушались.
Ещё шаг
Дверь открылась, солнечный луч, невесть откуда взявшийся в этом аду, очертил голову ослепительного красивого черноволосого мужчины лёгким нимбом. В затуманенном разуме мелькнула мысль, что это сам Господь спустился с небес и принёс за собой свет.
Я собралась с последними силами и, казалось, сделала ещё маленький шаг и упала в руки своему спасителю.
Спасибо, что пришёл за мнойпрошептала и провалилась в нирвану.
***
Девушка очнуласьуслышала голос женщины, говорившей на турецком.
Вместе с ним пришла боль в правом плече, кистях рук, обеих почках. Голова казалась центром проблемвиски будто простреливало, кожа болела до кончиков волос. Глаза открывать оказалось тоже больновеки словно наждачкой срывали слизистую. Так же дико сухо было во рту. Карта тела алела перед внутренним взором пятнами боли.
Я с трудом разлепила губы, казалось, кожа на них треснула.
Где я? прохрипела едва слышно по-русски.
Рта коснулась мокрая ткань, промочила иссушенную кожу. Надо мной склонилась полная черноволосая женщина в молочно-белом колпаке и таком же одеянии. Держать глаза открытыми не могласлепило всё белое, ярко освещённое солнечными лучами.
Что случилось? прошептала, жадно проглотив капли просочившейся в рот воды. Пить хочу
Захотела подняться, превозмогая слабость, но оказалась связанной по рукам и ногам.
Лежи спокойно, незнакомка придавила мою руку к постели, и я почувствовала в ней катетер, а с трудом повернув голову, увидела капельницу, и чуть дальшеэкран с какими-то показателями. Уж раз очнулась, всё будет хорошо.
Я закрутила головойкакая-то комната, небогатая, но просторная. Или так казалось после клетки. Я была здесь одна, если не считать не улыбчивой женщины средних лет с крупными чертами лица. Дёрнув ещё раз руками и попытавшись оторваться от подушки, упала в изнеможении. Болело всё, но больше всего беспокоила боль в почках. Холодящая, ноющая, выматывающая и без того хлипкие силы.
Что со мной случилось? снова просила по-русски.
Женщина не ответила, только по голове погладила и обернулась на звук открывшейся двери. Я тоже.
На пороге стоял Бог. Красивый до слёз, в самой силеему лет тридцать пять, в тёмно-синих лёгких штанах и голым торсом. Ещё Сергей Есенин сказал, что всё начинается с взгляда. Его был проникновенным до самой глубокой точки моего естества. В груди припекло, словно клеймом: яего. Могла бы смотреть на этого мужчину, не отводя взгляда круглые сутки всю оставшуюся жизнь, касаться его, не отрывая рук и губ. Наваждение, совершенно несвойственное мне. Дикий магнетизм. Его пять шагов от двери до меня казались медленными. Мы смотрели в глаза друг другу.
Господинпроизнесла почтительно женщина и оставила нас наедине.
Мужчина разглядывал моё лицо с интересом, молча обошёл кровать и остановился в ногах. Откинул простыню, которой я была накрыта по пояс, и я почувствовала, что он отвязывает мои ноги.
Зачем меня связали? спросила на турецком.
Бог беззлобно ухмыльнулся.
Я прислушалась к своему телу, ища следы сексуального насилия. Но там, где по логике должно саднить от сухого вторжения, ничего не беспокоило. Да и во рту не было известного привкуса. Меня не тронули.
Кто вы?
Энвер Я'мур. Бог развернулся и направился к двери. Уже когда положил ладонь на ручку, небрежно бросил: Лучше меня не разочаровывать.
Оставшись одна, я обессиленно закрыла глаза.
Энвер.
О, Боже
Даже в самые чрезвычайные моменты он никогда не появлялся на заброшенной фабрике. Хотя, может, смерти невольниц и побеги с гнусными жестокими наказаниями лишь для меня нечто чрезвычайное. А для Энвера такой чрезвычайкой оказалась я. Но почему? Из-за Кемрана? Кто он такой? Почему его интерес ко мне не понравился Энверу? Чем мне это грозит? Почему Кемран вернул меня Энверу?
И, разрази горы камнепад, почему воплотившийся в живого человека ужас оказался настолько привлекательным?! Как может красота внешняя сочетаться с такой чудовищной и бесчеловечной натурой?!
Хотя Чикатило был примерным семьянином.
Я застоналажалобно, протяжно, надрывно, выразив в этом душераздирающем выплеске всю боль и страх, что снова скручивали внутренности.
«Лучше меня не разочаровывать» сильно напоминало «Если будешь делать, что я скажу, и придерживаться нашего соглашения, это будет в твою пользу». Вспомнился фильм «Слуга двух господ».
Я снова застонала и услышала, как дверь тихо открывается. Скосила глаза и увидела ту же женщину с подносом в руках. Она отвязала мне руки, помогла присесть и вручила тарелку с кусочками нарезанного отварного мяса и овощами
***
Энвера я не видела больше ни разу, где находиласьне знала. Мои вопросы разбивались о молчание Дамлыженщины, что приносила еду.
Ещё несколько дней мне ставили капельницы и кормили несолёной едой. Врач приезжал каждое утро, осматривал меня, не задавал никаких посторонних вопросов. Впрочем, ответов на мои тоже не давал. Мужчину неизменно сопровождал турок с маленькими хитрыми глазами. Он садился на стул у двери и таращился на меня, как на диковинную зверушку. Скупые разговоры слушал внимательно, и всё, что писал докторрекомендации по питанию и назначение лекарствчитал внимательно и тут же забирал листок. Всё, что узналамои почки проявили слабость и не справились с тем наркотиком, что мне вкололикакой-то солью.
Чем лучше мне становилось физически, тем хуже морально. Когда в один из дней укатили всё, что напоминало медоборудование, я понялатеперь «лучше не разочаровывать» и «придерживаться соглашения».
Я слонялась по комнате в беспокойном предчувствиинакануне вечером Дамла принесла мне комплект кружевного тёмно-синего белья и белое в матросскую полоску платье прямого покроя. Женщина ничего не сказала, просто положила вещи и ушла. Всю ночь я не могла спать, в голову лезли мысли одна безрадостнее другой.
Еще до восхода я села на постели и тоскливо оглядела тонувшую в предрассветном полумраке комнату, заменившую мне клетку номер двадцать семь, с живописным видом на расщелину с небольшим водопадом и узкую ленту голубой речушки. Красота невероятная! Высота тоже. Никаких простыней не хватит, чтобы спуститься. Штор на окнах не было, яркое солнце освещало квадратную комнату и будило очень рано. Мебели тоже мне досталось минимум: узкая кровать, правда, с ортопедическим матрасом, кресло у почти пустого книжного шкафалишь несколько книг как попало лежали в нём, ещё один плательныйв нём чей-то ношеный халат и несколько маленьких полотенец, круглый столик на крестовине с роликамикатай не хочу, и стул у двери. Ванная и туалет, на радость, прилагались, хотя и там всё было скупокусок мыла и полупустая бутылка шампуня.