: Ладно, ладно, прокурор нетерпеливо перебил меня, распоряжусь. Слушай, Наталья, я тебе помощь выхлопотал.
Помощь?
Конечно, да еще какую! подтвердил Буйнов. Волну тебе подключают.
Здорово! обрадовалась я.
Капитан Антон Волна был оперуполномоченным ОБХСС нашего горотдела, работал со мной по многим сложным делам. Мы дружны с ним. Азартный и расчетливый, капитан, как считалось, был удачливым в работе, но я-то хорошо знала, что приносило ему успех в делах. Работал он беззаветно, не считаясь со временем и обстоятельствами.
Итак, Антонэто была первая удача, правда, не зависящая от меня. Я наскоро поблагодарила Буйнова и отложила набросок плана. Есть прямой смысл составить его вместе с Антоном.
Розыски Волны ни к чему не привели. Антон как сквозь землю провалился
Дооформила законченное утром дело, подшила его, сделала опись документовсамую нелюбимую работу. Выглянула в коридорв приемной прокурора горел свет. Я отнесла ему готовое дело, он глянул недовольно: что поздно так? Но тут же принялся читать.
А я отправилась домой.
Недаром я радовалась своему помощнику.
Антон Волна разбудил меня телефонным звонком чуть свет, избавив от необходимости его разыскивать, что я собиралась сделать с утра.
Через полчаса заеду за тобой, Наталья. С утреца и займемся делами, сказал он, даже не спрашивая моего согласия и не извиняясь за ранний звонок.
Я заворчала было, что не успею собраться, но Антон не стал слушать моих возражений:
Ранняя пташка носок прочищает, а поздняяглаза продирает, назидательно изрек он одну из своих поговорок, которые ужасно любил и вставлял при каждом удобном случае. Я подсмеивалась над этим невинным увлечением, но он продолжал свое, и, надо отдать справедливость, пословицы его всегда были к месту.
Опять рухнули мои благие намерения относительно утренней гимнастики. Волна жил неподалеку, и я едва успела выпить чашку кофе, как за окном газанула машина Антона, подавая таким способом сигнал к выходу.
Широкоплечий, рослый Волна едва помещался в своем потрепанном "жигуленке. Колени почти доставали до баранки, а сам руль в огромных руках капитана выглядел игрушечным. Антон распахнул переднюю дверь, я уселась рядом с ним.
В прокуратуру, шеф, шутливо сказала я. Антон кивнул, и мы помчались по еще пустынным утренним улицам, умытым ночными трудягами-поливалками и принаряженным блестящими лужицами непросохшей воды.
Еще в машине началось обсуждение наших планов. На мой вопрос о причине подключения к делу Антон ответил:
Мне самому не совсем ясно. Начинали-то другие ребята.
Ты говорил с ними?
Был разговор. Все, говорят, в норме, законно. Заявление по форме, женщина явилась к ним сама.
А раньше? Ничего не замечалось за этим Гулиным? Антон помолчал.
Здесь разговор особый будет. Ничего за ним не числилось такого, хотя на "Радуге, по моим последним данным, пошаливает кто-то. Кто конкретнопока не знаю, не скажу. Но информация такая естьличности отирались там, мягко говоря, не светлые. Дефицит уходил на сторону.
Откуда такие данные? поинтересовалась я.
Это мой вопрос, уклонился капитан от прямого ответа, но я вчера, доложу тебе, денек провел на СТОА, приглядывался.
Вот почему я тебя разыскать не могла!
Потому и не могла. Люди, знаешь, там разные работают. Есть что надо ребята, а естьруки погреть пришли Одним словом, Наталья Борисовна, дорогой мой старший по следственно-оперативной группе, предстоит нам работенка.
Не журись, засмеялся Антон, видя, что я задумалась, справимся. Ты да я, да мы с тобой, да нас двое целая бригада!
В прокуратуре Антон попросил дело, пролистал его, и мы принялись обсуждать наш теперь уже совместный план.
Объем работы получался внушительный. Волна не раз крякал, запуская пятерню в свой густущий каштановый чуб.
На сегодня решили: капитан продолжает работу на "Радуге. Задачу его мы сформулировали так: почему понадобилось давать взятки за работу, которую обязаны были выполнить просто по службе? Какое отношение к заказам имел Гулин?
Мне же хотелось в первую очередь побеседовать с самим Гулиным. Я рассчитала, что до обеда с этим управлюсь, а после встречусь с потерпевшимитак именовались по делу Сватко и Любарская.
Капитан обещал мне обеспечить их вызов, и мы расстались до вечера.
В следственном изоляторе меня ждала первая неприятность. Арестованный Гулин находился в больнице. Дежурный врач по селектору сказал, что к больному не допустит, у Гулина предынфарктное состояние и всякие волнения ему противопоказаны. Напрасно пыталась я уговорить врача. Никаких доводов он слушать не стал и велел позвонить не раньше чем через неделю.
Нечего сказать, хорошенькое начало для дополнительного расследования, весь срок для которого положен один месяц. Всего четыре недели, которые пробегут так стремительно, что не успеешь и оглянуться. Пришлось возвращаться ни с чем.
Едва я успела открыть свой сейф, как, осторожно постучав, в кабинет вошла невысокая худенькая женщина в строгом темном костюмчике. Частая седина в коротко остриженных волосах. Тревожные глаза.
Вы Тайгина? спросила незнакомка.
Да.
Я Гулина. Мне бы переговорить с вами.
Здравствуйте, я показала на стул возле моего стола, села напротив. На приветствие она так и не ответила. Опустив голову, нервно мяла на коленях бежевую сумку, пока я доставала из стола бланки, ручку. А я обдумывала, с чего начать этот первый допрос. Решила: пусть-ка сама начнет рассказ.
Слушаю вас.
Женщина подняла глаза, и я увидела, как они наливаются слезами. Нужно было помочь ей справиться с волнением. Слезыплохой спутник допроса. Да и жаль мне было эту женщину. Я видела, как она страдает. Вообще, в расследовании самым тягостным для меня было видеть мучения людей, близких потерпевшим ли, преступнику ли. Все, как правило, переживали искренне и глубоко. Поистине, у каждого преступления не счесть жертв, и когда только люди научатся понимать это?
Расскажите вначале о себе, попросила я.
Работаю в поликлинике, медсестра процедурного кабинета. И с Ваней, с Гулиным, поправилась она, познакомилась, когда ходила делать уколы его больной матери. Вы знаете, заторопилась она, у него ведь мама очень больна. Очень. Инсульт, голос Гулиной опять задрожал.
Успокойтесь, пожалуйста
Лидия Ивановна, подсказала она.
Дело вашего мужа будет расследоваться дополнительно. Давайте спокойно поговорим, Лидия Ивановна.
Она покорно кивнула. Достала из сумки небольшой красный блокнот, положила на край стола.
Что это? спросила я.
Блокнот мужа. Я нашла его в рабочей куртке. Здесь какие-то записи, может, будут нужны вам.
Я осторожно полистала блокнот. Несколько страниц занято записями: цифры, цифры, вопросы, прочерки, опять цифры; вопросыпострочно, системно. Что здесь записывал Гулин? Спросить бы его самого, но А блокнот может пригодиться, мало ли что.
Пригласив понятых, оформила протокол доставления. Отныне блокнот принадлежит делу.
Записи были мне непонятны, но я очень надеялась на капитана Волнуон поможет разобраться, а там, глядишь, и Гулин поправится.
В присутствии понятых Гулина собралась, перестала плакать, и мы продолжили с ней беседу уже более спокойно.
Лидия Ивановна много говорила о муже. Я понимала, что она могла быть необъективной. И с такими вещами сталкивала меня служба, да и не раз. И все же
А не было ли у вашего мужа врагов? спросила я. Женщина недоуменно вскинула брови:
У Вани? Враги? Что вы! Какие у него могли быть враги! Он и проработал там не больше года, станция поближе к дому, а он за мать беспокоился.
Но я читала в деле: он вспыльчив, резок. Такие недоброжелателями быстро обзаводятся.
Она подумала немного:
Не замечала я в нем особой резкости. Вспыльчив да, но не по мелочам. И отходит быстросердиться на него невозможно, по-моему. Впрочем, печально добавила она, кто-то ведь оклеветал его. А что оклеветали я уверена.
Вот так закончился допрос Гулиной. Я не сказала ей о болезни мужак чему волновать напрасно.