Друг Фима, приютивший когдато Алика в СанФранциско, а ныне в НьюЙорке, предложил подрабатывать у него в страховом агентствеохмурять клиентов, работающих за наличные и уклоняющихся от налогов: дескать, вложи под проценты деньги из чулка в страхование по специальной программе и отмоешь заработок с выгодой
Однако Алик с трудом уяснял детали сложного бизнеса, от его английского произношения шарахались, оставалось попробовать удачи на русскоязычном Брайтоне, но Брайтон Фима охватывал самостоятельно и конкуренции бы не потерпел.
На некоторое время Алик устроился в похоронном бюро по доставке цветов и веночков, но бюро прогорало, зарплата выплачивалась нерегулярно, и Алик, заявив хозяину, что он не волонтер, бесплатно уже коммунизм в отдельно взятой стране отстроил, уволился.
После трудился инструктором по вождению автомобиля в подпольной школе у оборотистого паренька Леши, катался на стареньком «стэйшнвагене»* по тихим улочкам МанхэттенБич с новоприбывшими эмигрантами и, с тоской глядя на часы, командовал им: разворот в три приема, парковка, полная остановка
Пятьдесят долларов в день зарабатывалось стабильно, но работа отличалась удручающим однообразием и к тому же дико Алика унижала.
Эти новоприбывшие, платившие Бернацкому свои последние гроши из пособий, напористо входили в суету эмигрантского бытия, входили с энтузиазмом и верой, а он уже пережил все их будущие взлеты и разочарования и презирал это их будущее потенциальных лавочников, таксистов и микроскопических служащих, обретающихся на задворках сытой Амери и и довольствующихся крохами.
Алик крепко уяснил истину: Америкадля американцев. А американцем можешь быть лишь родившись в Америке. Исключения, конечно, существовали. Но редчайшие из талантливых и умелых завоевывали себе имена, авторитеты, серьезные деньги.
В болоте же Брайтона в основном жили караси. Некоторые из карасейзубастые, однако с мозгами, интеллектом и реакцией всетаки карасиными. До щук и акул, резвящихся в чистых водах крупного бизнеса, всем им было далече.
-
* Пикап (амер.)
Сравнивая свое советское и американское существование, Алик пришел к мысли, что там, в Союзе, для него, да и для многих из перебежчиков, всетаки лучше. Дешевое жилье, всеобщая нищета, бездумье В Стране Советов можно было всю жизнь пролежать на диване, нигде не работая, ине пропадешь Главноене высовываться. Вновь стукнуло в голове: вернуться! Приехать в родной Свердловск с кучей барахла и сувениров, деньги обменять по спекулятивному курсумиллион будет! Продукты с рынка, хорошая машина, девочки И ведь все реально! Не зря же он страдал в Америке
Однако газета «Новое русское слово» каждодневно пугала страшными условиями тамошней жизни, возрастающей юдофобией, неотвратимостью прихода к власти «твердой руки»
Останется тысяч тридцатьслиняю, читая прессу, решил Алик. Нет двадцать. Все равно хватит! Двадцать на двадцать Да почти полмиллиона!
Будучи оператором, получая чуть более сотни в месяц, он и думать о таких цифрах не мог, а ведь хватало, жил, даже гулял и развлекался А уж тутто никакая инфляция не страшна, лишь бы здоровья хватило
Алик послал маме письмо: готовься прислать гостевой вызов, жажду узреть свою замечательную родину.
Затем совершил вояж за визовыми анкетами в Вашингтон, заполнив их тут же, в автомобиле, и вернув сотруднице консульства.
Через месяц анкеты отбыли почтой в СССР, к маме, которая по версии, изложенной судье в СанФранциско, давно почила в бозе.
Старушке надлежало сходить в ОВИР, заполнить бумаги, прождать месяцы и, получив наконец разрешение на въезд сына, отправить соответствующую бумагу Алику. Далее бумага вновь направлялась в Вашингтон, в консульство, откуда через месяц приходила виза на въезд в Союз нерушимый.
Процедура мучительная. Неблизкие поездки в Вашингтон экономили месяцдва из процесса оформления, однако принципиальным образом на процедуру волокиты не влияли. Тем не менее Алик не унывал: доллары еще имелись, впереди же маячила перспектива блицвизита : русские красавицы, отдающиеся за косметику и заколки, пьянки с бывшими соратниками по телевидению, ярлык «американца»
Сорвалось! А вернее, подфартило. Страховой агент Фима, ответственный квартирный и подвальный съемщик, рекомендовал бедолагу Бернацкого на службу к серьезному боссу Семену Фридману на должность «принесиподай». Стал Алик шофером и домохозяйкой при солидном человеке. Возил всяческие непонятные грузы тудасюда по НьюЙорку, в соседние штаты, передавал «вэны»* с автоматами Калашникова китайского производства покупателям у въездов в трюмы кораблей на ночных причалах и в то же время мирно стряпал на просторной кухне Фридмана, сидел на телефоне, дозваниваясь абонентам хозяина, пылесосил ковры и натирал паркетный пол
Исходя из интересов дела, Фридман предоставил Алику бесплатно подвал в своем доме, и тот, расцеловав благодетеля Фиму, отбыл на новое место обитания.
-
* Микроавтобусы (амер.)
Две тысячи долларов в месяц наличными, дармовое жилье, о чем более и мечтать? В родной Свердловск Бернацкий ехать уже не хотел.
Да и чего делать в дыре этой?рассуждал он высокомерно.
ПАРТНЕРЫ
Прибыл Дробызгалов в горячий момент: Мордашка провожал «пассажиров», то бишь покупателей.
Трое темнолицых людейне то туркмены, не то узбеки уволакивали коробки с аппаратурой: два телевизора, видеодеку, игровой компьютер и «балалайку»так именовался кассетный магнитофон.
Помогал им Шарниршестерка Мордашки, отлавливающий клиентов у комиссионного магазина и поставляющий за оговоренный процент покупателей патрону.
На случай последующих заказов Мордашка отдал покупателям свои визитные карточки мелованной бумаги, где его социальный статус обозначался правдиво: «сторож». Но и двусмысленно
Проводив Шарнира и «пассажиров», прошли в комнату. На столепачки денег.
Ничего себеоценил Дробызгалов.
Да так,отмахнулся Мордашка.Навара две штуки с хвостиком. Ударчик.
Поделись,проронил Дробызгалов.
Не,ухмыльнулся Мордашка.Это из моих сребреников иудиных Кровное.
Так,произнес Дробызгалов, оглядывая заставленную коробками гостиную.А я к тебе с тухлыми новостями, Мишель.
Иного и не ожидаю,рассеянно отозвался Мордашка, ссыпая деньги в полиэтиленовый пакет.
В общем конец нам,сказал Дробызгалов.Обоим.
Чего?посерьезнел Мордашка.
Дело с Грушей и гопкомпанией его прокуратура крутит. Ну, а по показаниям ты в деле, прокурор настроен непримиримо
Хрена себе!воскликнул Мордашка.Вы ж меня сами
А им плевать,резко оборвал его Дробызгалов.Давлю на шефа, а он с прокуратурой ссориться не желает Да и тебя шеф не оченьто жалует. Зажрался, говорит. Пусть посидит на баланде.
Так какого я на вас пашу
А такого!Дробызгалов ощерился.Если бы не работал на нас, давно бы куковал. А таквлепят по минимуму.
Как это влепят!изумился Мордашка.Как это?.. Да я я заявление прокурору, а если до суда дойдет, то и
Какое еще заявление?сморщился Дробызгалов.Ты чего? Из тебя кисель сварят На тебя всех волков спустят Не ты первый! Молчать будешь и кивать, ясно? А пожалуешься чего ж? Шеф открестится: не знаю, не ведаю, ложь. Ты что, офицер органов? Так, стукачок. И сам про то ведаешь. Ну, а вякнешь раскрутят на полную катушку. На тебя оперданныхтонны бумаги.
И никак ничего?..Голос Мордашки дрогнул.
Главноемне хана,сказал Дробызгалов.Изза тебя. Провалил, не обеспечил, тосе Чепе по нашим установкам. Пишу рапорт ина улицу. Но, в отличие от тебя, барыги, денег у меняноль. Могу, конечно, в спекулянты, но тогдаты еще первые к рзачи не стопчешь, а я уже к тебе в соседи по нарам оформляться приеду Мне такой роскоши не позволят. Мне только честно прозябать. В дворниках. Такова жизнь, милый друг, как утверждал Ги де Мопассан.Дробызгалов говорил, сам же наливаясь злобой отчаянием.
Слушай, а может, заплатим? Шефу твоему, прокурору а? Договоришься?
Дробызгалов вспомнил прокурора с гладенькими щечками и мерным голосом, замороженные глаза полковника Хохотнул. А после, едва ли не с ужасом чувствуя, что не в состоянии остановиться, безудержно, с сиплым надрывом рассмеялся