Он подошел к корме «пежо», остановился рядом с жандармом. Отпер багажник, медленно поднял крышку, чувствуя, как застучала кровь в висках, и холодно прикидывая, куда бить жандарма, если сейчас кое-что обнаружится.
Луч света прошелся по корзинке, по чемодану и по неподвижным одеялам. На виду больше не было ничего. Сологастуа, с облегчением убедился Фалько, не шевелился и не хрипел. Его словно бы и вообще не было. Хлороформ продолжал оказывать свое благотворное действие.
Все в порядке, заключил жандарм и погасил фонарик.
Он даже ни к чему не прикоснулся. Фалько мягко прихлопнул крышку, меж тем как сердце забилось в прежнем нормальном ритме. Трое других жандармов не тронулись с места. Действительно, все было в порядке. Пятьдесят тысяч франков, которые два дня назад Фалько самолично вручил в префектуре Андая, оказались превосходным смазочным материалом. Дело упрощалось еще и тем, что среди жандармов было много бывших членов «Огненных крестов» политической французской группировки фашистского толка.
Можем ехать? спросил он.
Жандарм вручил ему оба паспорта, дунул в свисток, приказывая напарнику поднять шлагбаум.
Разумеется, сеньор. Счастливого пути.
Автомобиль неспешно въехал на мост на нейтральную территорию.
Получилось! воскликнула Малена, словно еще не веря, что все позади.
Фалько промолчал. Прижавшись головой к холодному стеклу, он ждал, когда адреналин, выброшенный в кровь несколько минут назад, начнет медленно рассасываться. Переход из одного состояния в другое, от напряженной готовности к схватке к последующим минутам спокойствия, дело непростое, нескорое и малоприятное.
И оказалось легче легкого, продолжала Малена.
Фалько взглянул направо туда, где за быками железнодорожного моста в самом широком месте реки мерцал в лунном блеске серебристо-черный клин. На темном берегу разрозненно светились огни Ируна редкие и тусклые, потому что несколько месяцев назад красные сожгли город.
Мы уже почти в Испании.
Голос Малены подрагивал от волнения. Жар патриотизма, подумал Фалько. «За бога, за родину, за короля». Отважная девушка торжествует победу. Сегодня ночью она в известном смысле отомстила за отца и брата.
Хорошо себя вела, сказал он.
А ты просто превосходно.
«Пежо» был уже на середине моста. Впереди в свете фар белело здание испанской таможни.
Дай знак, сказал Фалько. Пусть знают, что это мы.
Малена дважды моргнула фарами.
После этого мы расстанемся, сказала она. Я так полагаю.
Разумеется.
Девушка на миг задумалась. Включив другую передачу, сбавила скорость.
Для меня было честью работать с тобой Мне понравилось быть сеньорой Уррутиа.
Это для меня честь.
Поколебавшись, Малена добавила:
Редкий случай ты не приставал ко мне. Хотя возможностей было в избытке.
Надеюсь, тебя это не обидело.
Да нет, конечно! Она рассмеялась. Наоборот. Ты мне сделал величайшее одолжение относился ко мне как к товарищу.
Каковым ты и была.
Да Старалась.
Оставались последние метры моста. «Испания» возвестили буквы на щите. Фары высветили шлагбаум меж двух каменных колонн, обозначавших территорию националистов. Несколько человек неподвижно стояли в зыбком свете фонаря и ждали.
Не знаю, что еще тебе сказать добавила Малена.
Ну, может быть, скажешь, когда и если судьба снова нас сведет.
Может быть не сразу ответила она.
Шлагбаум поднялся, и машина, проехав еще несколько метров, остановилась перед высоким крыльцом таможни. Ожидавшие придвинулись, сомкнув кольцо мундиров, плащей, лакированных треуголок. Фалько опустил стекло и зажмурился от ударившего в лицо слепящего луча.
Опаздываешь, как всегда, раздался глуховатый суровый голос адмирала.
2. Внешность не обманчива
В Сан-Себастьяне было еще довольно далеко до полудня, но солнце стояло уже высоко и било в окна отеля «Мария-Кристина», освещая блеск лакированной мебели, сияющий глянец сапог, перетянутые ремнями френчи военных и дорогие костюмы штатских. Переполненный офицерами и состоятельными беженцами город, космополитичный и роскошный, в полной мере использовал свою удаленность от всех фронтов. Гул голосов в баре был даже гуще, чем облака табачного дыма, от которого перехватывало дыхание. У задней стенки бара между шеренгами бутылок стояли образ Пречистой Девы Короанской в рамке, красно-желтый флажок, а из приемничка в галенитовом корпусе доносился голос Кончи Пикер, певшей «Зеленые глаза».
Под соболезнующим взглядом бармена Лоренсо Фалько он был в коричневом твидовом пиджаке и фланелевых бежевых брюках отставил, так и не попробовав, коктейль, положил три песеты на прилавок, подтянул узел галстука, взял с соседнего табурета шляпу и направился к дверям, где за миг до этого возник адмирал.
Слушай, сказал он, воздев палец, когда Фалько подошел вплотную.
Тот растерянно заморгал, оглядываясь по сторонам:
Что?
Адмирал не опускал палец. Вид у него был хмурый.
Не что, а кого. Пикер.
И что Пикер?
Не разбираешь слова? Она только что спела: «И у дома моего появись в конце недели».
Ну, так что?
А то, что раньше всегда было: «И у дома моего появись я жду в постели».
Фалько насмешливо улыбнулся:
Значит, крепнет наша мораль, господин адмирал. «Постели» больше не допускаются.
А-а, черт. Порой я сильно сомневаюсь, что нам стоит выигрывать эту войну.
Начальник Национальной информационно-оперативной службы был, как всегда, в штатском: серый костюм, шляпа и зонтик вместе с подстриженными седыми усами придавали этому галисийцу сходство с англичанином. Он оглядел бар поверх плеча Фалько и показал на вестибюль:
Давай-ка пройдемся.
Боюсь, он вам сегодня не понадобится. Фалько показал на зонтик. Погода великолепная.
Адмирал пожал плечами:
Я же галисиец, забыл? А это значит родному отцу не доверяю. Одной предосторожностью больше одной неожиданностью меньше. А уж в наши времена Уловил?
Уловил.
Два глаза, искусственный и здоровый, прочертили сходящиеся трассы и уперлись в лицо Фалько:
Не слышу!
Так точно, господин адмирал, уловил! улыбнулся Фалько, надевая шляпу.
Вот это уже лучше. Ну а теперь шагай. Пойдем подышим воздухом.
Они вышли на улицу, и стоявший под навесом швейцар при виде Фалько снял фуражку.
Я две недели торчу здесь, а этот идиот в упор меня не видит, посетовал адмирал. Ты же два дня назад приехал, и он тебе в пояс кланяется.
Что ж поделать, господин адмирал? Природное обаяние.
И чудовищные чаевые.
Ну-у не без того.
Ага, а потом наш бухгалтер проверяет твои счета и вопит как резаный. И житья мне не дает.
Объясните ему, что это инвестиция в «public relations», как говорят англичане. Чтобы шестеренки и маховички крутились во славу и на благо нашей отчизны, я их смазываю. Под этим углом и смотрите на мои расходы.
Смотрю как смотрится, а вижу только твою плутовскую рожу. И в данном случае внешность не обманчива.
Они удалялись от гостиницы по левому берегу Урумеа, к последнему мосту. На стене висел плакат «Одна страна, одно государство, один вождь», и небо на нем было почти фалангистской голубизны. Ну да, ну да, с сарказмом подумал Фалько, как-нибудь на днях Господь продемонстрирует, на чьей он стороне.
И что там наш Сологастуа? поинтересовался он.
Адмирал, поглядев на него искоса, молча сделал еще несколько шагов и наконец высказался довольно уклончиво:
Сотрудничает.
Образумился, значит?
Да. Хотя поначалу доставил кое-какие хлопоты, упирался Отказывался говорить на христианском наречии, отвечал только по-баскски. Euskal gudari naiz, то есть «я баскский солдат», и всякое такое.
Фалько состроил гримасу участия и сочувствия:
Но сейчас, вероятно, развязал язык?
Адмирал недобро улыбнулся:
Отвечает, только поспевай спрашивать И ему еще много есть чего рассказать. Так что мы не торопимся. Потом, когда завершим наши доверительные беседы о сокровенном, передадим его, как некогда выражались инквизиторы, светским властям.