Выбрав книгу с картинками, юноша сунул ее под мышку и спустился к себе. Попытался читать, но из этой затеи ничего не вышло. Многие слова были незнакомы, а бесконечные артикли, опускаемые в немецкой разговорной речи, сбивали с толку. Отложив книгу, Тарас задумался.
В пятнадцать лет он, в силу обстоятельств, привык анализировать поведение окружающих взрослых. Полная опасностей жизнь разведчиков, когда постоянно приходилось решать задачи со многими неизвестными и по едва уловимым признакам делать точные выводы и обобщения, выработала в нем качества, не свойственные сверстникам, приучила быть наблюдательным, вдумчивым. Недаром старший сержант Горшков после того, как Тарас внес как-то дельное предложение, сказал: «Ты, Поярков, становишься мудр, аки змий. Не отрок, а пророк!..»
Облокотившись о подоконник и глядя на унылый двор, Тарас продолжал раздумывать, пытаясь установить зависимость между различными эпизодами, которые последовательно разыгрались у него на глазах. Связь несомненно существовала. События шли своим чередом, нарастали, близились, по-видимому, к своему завершению. Неумение охватить все разом, сориентироваться в нагромождении множества мелких деталей угнетало. Не хватало жизненного опыта. Но если уж быть до конца честным, то и с Фокиным он не поделился до сих пор потому, что боялся насмешки. «Ну и что? скажет Саня. Подумаешь, страсти-мордасти. В Шерлока Холмса играешь?»
За воротами послышался стук колес. Тарас увидел въезжавшую во двор знакомую повозку Рыжухи и обрадовался. Наконец-то! Теперь уж он непременно расспросит девчонку обо всем. Гертруда должна многое знать.
Подождав, когда бидоны с молоком были выгружены и Рыжуха освободилась, Тарас подошел.
Добрый день! Как цены на молоко? спросил весело и улыбнулся. Рыжуха производила впечатление независимой, дерзкой. И в то же время вызывала жалость.
Она смерила Тараса насмешливым взглядом и ответила: цены на продукты прежние, сыну герр коменданта должно быть известно, что в Германии давно существует карточная система. Продукты строго нормированы, а покупать на черном рынке ее семье не по карману.
Меня, между прочим, зовут Тарасом. А тебя Гертрудой?
Откуда знаешь?
Сорока на хвосте принесла, усмехнулся он, но, заметив, что девчонка нахмурилась, пояснил:Слышал, как фрау Ева окликала.
Наблюдательный Я на самом деле Гертруда Шлифке, племянница хозяйки отеля. Моя мать и гадина Евасестры. Только мы совсем бедные.
Вот и хорошо!
Дурак, что ж хорошего? огрызнулась Гертруда. Богатым бытьгоря не знать
Теперь все, переменится, горячо воскликнул Тарас. В Германии, как и в Советском Союзе, власть будет принадлежать рабочим и крестьянам. А богатых побоку!
Сказочки. Не бывать этому. Никто добром не станет делиться
А у них и спрашивать нечего. Землю, дома, заводы надо отобрать. Вам все народы помогут.
Рыжуха обидно хмыкнула, но больше не возражала.
Хочешь покататься? неожиданно предложила она. Садись в повозку.
Тарас не заставил себя упрашивать.
Только с ветерком, попросил весело.
Что есть с ветерком?
Очень быстро. Шнель-шнель
Ладно. Так я тоже люблю.
Гертруда стегнула лошадь. Повозка выкатилась за ворота и, тарахтя, помчалась по выщербленной дороге. Навстречу попался старик. Остановившись, проводил повозку взглядом. Вероятно, не мог взять в толк, с кем это раскатывает дочь соседа.
Тарас живо представил себя со стороны. Кургузый серый пиджачишко, зауженные по здешней моде брючата, коричневая кепчонка с пупушкой на макушке Типичный аккуратный немецкий мальчикпротивно до тошноты.
Зря все-таки Саня не разрешил остаться в форме. Была бы на нем гимнастерка с бриджами, сапоги, пилотка со звездой, медаль на грудисовсем иное дело. Никому не надо объяснять, кто ты, откуда. Что бы капитан Фокин ни говорил, какие доводы ни приводил, он в корне неправ. Тарас уступил лишь потому, что иного выхода не было. Накануне отъезда они крепко поссорились.
Саня пришел утром веселый и громогласный. Любовно погладив усы, закричал с порога:
«Собирайся, едем!»
«В Россию?»обрадовался Тарас.
Уже неделю они ждали приказа о переводе Фокина в разведотдел армии. Его повышали по службе и перед новым назначением разрешили использовать отпуск, которого капитан не имел всю войну. Было заранее решено: Фокин оставляет Тараса у своих стариков или определяет в суворовское училище.
«Пока малость поближе отправимся, охладил восторг Тараса капитан. Понимаешь, дело какое Можно было, конечно, отказаться, но уж очень начальник тыла просил. Работы, говорит, у тебя сейчас нет. Роту фактически сдал, а приказ когда еще придет»
«Куда ехать-то?»Тарас проворно натягивал гимнастерку.
«Погоди одеваться, остановил парня Фокин. Возьми-ка вот»
Он раскрыл принесенный с собой чемодан, вынул костюм и башмаки со шнурками.
«Что это?»удивился Тарас.
«Новое обмундирование». Саня отвел глаза.
«А форма?»
«Так нужно».
«Почему?»возмутился Тарас. Его без объяснений лишали воинской формы!
Капитан Фокин посмотрел на него умоляюще.
«Послушай, начал нерешительно и тут же на себя рассердился:Ну вот что, уговаривать не привык, ты, сдается, про дисциплину забыл»
Подчинился Тарас неохотно. Одевался молча, всем видом выражая негодование. И тогда Фокин рассвирепел по-настоящему.
«Знаешь, сказал жестко, мне пришло в голову, что тебе лучше остаться в полку до моего возвращения»
Такой оборот никак не устраивал Тараса. В самом деле: приказ есть приказ. А вдруг так надо для маскировки? Мало ли какое задание им поручили
«Нет, непримиримо отрезал Фокин, когда Тарас высказал догадку, командировка у нас самая прозаическая: поручено принимать от немцев дрова. А ты с этого дня считай себя демобилизованным».
Он умел поступать круто, его командир и воспитатель. Смягчить капитана могло только безоговорочное повиновение, и Тарас поспешно натянул на себя серый костюмчик.
«А форму я могу взять с собой?»глотая подступающие слезы, спросил он.
«Не возражаю, бери», согласился Фокин. Он был отходчив и конечно же любил Тараса, только по-своему. Любовь была, как выразился однажды Горшков, с наждачком
Перед въездом в деревню Рыжуха натянула вожжи и придержала лошадь.
Слезай, приехали, сказала, не глядя на Тараса.
С какой стати? удивился он. Вези до ратуши, я в магазин зайду. Мне целых пять марок отпущено для покупки перочинного ножа.
Покаталисьи довольно!
Глаза девочки недобро сощурились, стали зелеными, как две неспелые крыжовины.
Ты, похоже, трусишь? упрекнул Тарас.
Девчонка опустила голову. Он угадал. Проехать по деревне с сыном герр коменданта означало вызвать суды-пересуды.
Тебе не понять
А что понимать? Человек должен быть гордым и на предрассудки плевать.
Вот и плюй. Ты моей матери не знаешь. Гертруда покраснела и еще ниже опустила голову. У нее расправа короткая. Что под руку попадется, тем и отхлещет.
Да ее за это под суд надо!
Какой еще суд?
Никто не имеет права руку на человека поднимать.
Рыжуха грустно вздохнула.
Это у вас, наверное, так. А за меня никто не вступится. Не дай бог, еще и отец узнает
Он что, тоже дерется?
Всякое бывает.
Ну знаешь, возмутился Тарас. Я же говорю, дурацкие у вас, у немцев, порядки. Я бы ни за что не стерпел
Так я поеду, сказала Гертруда не то утверждая, не то спрашивая.
Ладно, со своим уставом в чужой монастырь пока соваться не буду. Тарас соскочил с повозки. Но ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты знаешь мужа фрау Шлифке или, как там ее, Флик?
А тебе зачем?
Раз спросил, значит, нужда есть. Да не бойся. Я тебя не выдам.
Нацист он был, ответила девочка неохотно. Большой наци. У него в отеле однажды сам наместник фюрера останавливался, на охоту приезжал.
Герман Геринг? Новость была ошеломляющей. Неужто ты не понимаешь, как это важно?
Гертруда не отозвалась, тронула вожжи. Тарас догнал повозку:
Скажи, пожалуйста, а тот контуженныйне муж ли он хозяйкин?