А потом мысленно вычеркнул «мы». На данный момент я был одним американцем, который не подходил для мягкой жизни.
Я двинулся дальше, и боль в боку странным образом утихла. Однако моя лодыжка продолжала давать о себе знать, поэтому идти было трудно. К середине дня оно было почти у меня. Мои мысли были странными и отстраненными, и я знал, что бреду не по дням, а по часам.
Я видел себя бегающим голым по карибскому пляжу, преследуемого стайкой обнаженных красоток. Даже когда я подумывал повернуться лицом к ним и своей восхитительной судьбе, образ разрушился, и я скатился с горы раскаленной лавы, чувствуя, как мое тело на самом деле поджаривается от сильного жара. Я внезапно похолодел и проснулся, обнаружив, что погружаюсь в холодный, быстро бегущий ручей. Вода ослабляла повязку на моей ране, и я выполз из ручья, чтобы вытереться листьями и снова наложить повязку.
Голод снова поднялся в моем животе с сильным урчанием. Я не мог голодать. С тех пор, как я поел, прошло чуть больше суток, но за это время я сжег много калорий. И потерял много крови.
После часа отдыха на берегу ручья, где мне не удалось накопить энергию, как я надеялся, я свернул по изношенной тропе, которая вела вверх по небольшому подъему. Подъем не был крутым, но восхождение на него было похоже на попытку взобраться на южную стену Эвереста. Я достиг вершины, увидел, что тропа исчезает в лесном ущелье, и решил спуститься и посмотреть, куда ведет тропа.
Я сделал два шага, моя лодыжка ударилась о камень, и все суставы пронзила жгучая боль. Я почувствовал, что теряю сознание, и посмотрел в небо в поисках точки на самом деле. Там ничего не было настоящего. Облака плыли по лазурному небу, но для меня они больше не были реальными. Насколько я знаю, это могли быть зефир в голубом желе.
Небо внезапно забилось у меня перед глазами. Я не знал, что падаю, пока не упал на землю и не почувствовал, как камни царапают мое лицо и руки. Я скатывалась в ущелье, где, как мне подсказывало что-то в моем сумасшедшем разуме, огромные гнезда змей джунглей ждали, чтобы сожрать меня, наполнив меня своим болезненным ядом.
* * *
Я проснулся и лежал на спине. Надо мной не было голубого неба, залитого облаками. Была сеть виноградных лоз, искусно приделанных к крыше. Вокруг меня были стены из того же материала джунглей, показывая руку человека. Слева от меня была открытая дверь, показывающая небольшую поляну, а за ней - зеленые джунгли. На улице казались сумерки. Или рассвет.
Слабость все еще была со мной, но мой разум, казалось, функционировал четко. Я не чувствовал боли в боку или лодыжке, но не чувствовал, что меня накачали наркотиками.
Помещение, образованное соломенными стенами и крышей, было маленьким, словно предназначенное для содержания в неволе человека или животного. Это напомнило мне хижину, использовавшуюся в африканском лагере для военнопленных, в котором я однажды провел несколько месяцев, прежде чем Хоук нашел меня и спас. Но в этой комнате не было жарко, как в африканской версии.
Я начал садиться, чтобы немного лучше сориентироваться. Что-то удерживало меня, и тогда я понял, что привязан надежно. Мои руки были раскинуты и привязаны к кольям, вбитым в глиняную землю. Даже моя голова была связана, ее обвивали мягкими лозами и прикрепляли к столбу где-то позади меня. Под моим торсом лежал мягкий поддон из зарослей соломенных джунглей.
Как ни странно, я не боялся быть привязанным в этой маленькой хижине с низким потолком. Это были лекарства, которые заставили меня чувствовать себя в безопасности, те же лекарства, которые сняли мою боль. Но я этого еще не знал.
На смену страху пришло причудливое, почти комичное ощущение, что я перевоплотился Гулливера, что лилипуты из джунглей привязали меня к этой маленькой хижине. Я почти ожидал увидеть крохотных шестидюймовых индейцев, ковыляющих в хижину, чтобы посмеяться надо мной, с триумфом указать на великана, которого они схватили и привязали своими маленькими лозами.
Мой первый импульс,
должен был позвать меня, чтобы узнать, действительно ли крошечные существа привели меня сюда и почему. Я передумал, зная, что маленькие существа вроде лилипутов существуют только в литературе и в умах безумных людей. Что-то большое и настоящее сделало это со мной. Моими последними воспоминаниями был бег по тропинке в овраг. Тем не менее, я не чувствовал боли в лице и руках, которые, должно быть, были сильно поцарапаны при падении.
Хотя естественный страх не вселился во мне - опять же из-за наркотиков - у меня было естественное подозрение, что ни один здравомыслящий человек или никакой друг не привел бы меня в эту хижину и бросил бы на землю. Почему меня не убили, я не знал. Мой разум начал придумывать всевозможные ужасные планы, которые мог составить мне мой похититель.
Я снова задумался о том, чтобы позвать меня, чтобы добраться до сути этой тайны, хотя бы для того, чтобы удовлетворить свое любопытство и покончить с зверствами, когда на открытую дверь упала тень. Снаружи послышались шорохи шагов.
И тут в дверях появилась огромная неповоротливая фигура. Он был таким высоким, что я мог видеть только его ноги. Фигура встала на колени и продолжала стоять на коленях. Я предположил, что рост человека составлял около семи футов.
Он смотрел на меня из открытой двери. Свет позади него не позволял мне ясно видеть его лицо и одежду. Но было очевидно, что он великан, и в этом тусклом свете сумерек (становилось темнее, поэтому я знал, что это не рассвет) я мог видеть его глаза, сверкающие и сияющие.
С трудом отдышавшись, я вспомнил описание дона Карлоса Италлы, которое мне дали. Я слышал слова старого Хорхе Кортеса, как если бы он был со мной в хижине:
Семифутовый гигант, весом в триста фунтов, глаза, похожие на горящие фосфорные слитки, руки, способные крошить плиты из нержавеющей стали. Ярость монстра с гулким голосом, подобным раскату грома.
В тот момент я знал, что люди дона Карлоса Италлы нашли меня в том овраге, привели меня сюда, в эту хижину, и доставили меня на место. Они также накачали меня наркотиками, чтобы я был послушным.
Я знал это точно. Но настоящего страха я не чувствовал. Единственное, о чем я сожалел, глядя на гиганта с массивными руками и красными блестящими глазами, - это то, что я не поддался своим прежним побуждениям купить и управлять заправкой для грузовиков вдоль тихого шоссе в Огайо.
Скоро тихих шоссе уже не будет. И никакого Ника Картера.
Глава четвертая
«Добрый вечер, дон Карлос», - сказал я, пытаясь говорить фальшиво, хотя мое сердце снова забилось от страха. "Ты сейчас делаешь мне операцию?"
Гигант ничего не сказал. У него что-то было в правой руке, но я не видел, что это было. Пистолет? Нож? Скальпель? Он начал заползать в хижину, медленно продвигаясь ко мне. Вещь в его руке поцарапала по глиняному полу.
Еще до того, как гигант подошел ко мне, я почувствовал его всепоглощающий запах. Это был запах тела до энной степени, и он наполнил маленькую хижину до отказа. Был ли дон Карлос Италла застенчивым, как и другие его таланты?
«Ешь, друг мой», - сказал великан на прекрасном испанском. «Ешь и снова спи. Наступает ночь, а я ночью не разговариваю».
Больше он ничего не сказал. В его руке была миска. В миске были овощи, приготовленные в каком-то пикантном бульоне, приготовленном не из животных. Гигант кормил меня кашей своими массивными пальцами, проталкивая лакомые кусочки мне в губы. Я был слишком голоден, чтобы учитывать тот факт, что эти руки, вероятно, не мыли уже год. И каша была отличной. Это также было наркотиком.
Через пять минут после еды я снова заснул. Когда я проснулся, солнечный свет превратил поляну в яркую, сияющую аллею. Я даже мог различить мух и пауков на стенах и потолке невысокой хижины.
И великан снова подошел, чтобы встать на колени в дверном проеме и пристально взглянуть на меня.
Это был не дон Карлос. Теперь я мог видеть его лицо более отчетливо, и это было старое лицо, полное морщин, с тощей, истощенной бородой. Однако его глаза казались молодыми и сверкали, как агаты. К тому же он был не таким большим, как я думал прошлой ночью. Его основная масса составляла в основном несколько слоев грубой одежды, которая выглядела так, как будто он мог соткать ткань сам.
"Кто ты?" Я спросил.